Румит Кин - Спасти человека. Лучшая фантастика 2016 (сборник)
– Брешешь, – степенно возразил Петр, подкладывая бревнышко в огонь, – есть пути.
– Что ж за пути такие? – с вызовом откликнулся Иван.
– А то сам не знаешь. К Аленке свататься.
– Нужон я ей больно! – отмахнулся Иван. Помолчал и добавил: – Красивая, гордая.
– Я ж не про Аленку, – вздохнул Петр, – я про справедливость твою. Поезжай выучись, манер столичных нахватайся – может, ты-то ей и нужон скажешься… Все одно ей жениха выбирать придется когда-то. Так иль купца проезжего, иль парня местного.
Оба замолчали. В костре щелкали поленья, да поодаль шумно дышал спящий скот.
– Мы-то ладно, а вот кем Степашка станет? – спросил Иван, переходя на шепот. – Может, правду тогда сказал батя – дурачком растет…
– Цыц! – Петр сделал страшные глаза и многозначительно кивнул на Степашку.
– Спит он, – отмахнулся Иван. – Сам-то чего думаешь?
– Думаю, справедливо мать за те слова отцу затрещину влепила.
Иван с сомнением покачал головой:
– Суди сам: он же до пяти немой был.
– Немой, да с пониманием, – возразил Петр. – Заговорил – и слава богу. А что странный, с водой разговаривает, с песком да ветром, да на свирели свистит – так, может, дано ему что-то.
– Чего дано? – спросил Иван.
Петр пожал плечами:
– Почем мне знать? Все ж разные – даже мы с тобой, хоть двойня. Вот тебе дано было счету большому выучиться, а мне одна лишь грамота далась. Зато я любое полено с удара разрублю, был бы топор вострый. Может, Степашке дано что-то видеть, мал он пока, рассказать не в силах. А что в деревне посмеиваются – так на то мы и братья, чтоб в рыло сунуть за такое…
Степашка не выдержал и шмыгнул носом. Братья сразу осеклись.
– Проснулся, пловец? – спросил Иван. – Кипяточку плеснуть?
Степашка помотал головой и открыл глаза.
– Рассказывай, – пробасил Петр, – зачем ослушался? Чего в реку полез?
Степашка молчал.
– Гляди, – пригрозил Петр. – Все бате с мамкой расскажем.
Степашка сунул голову в плечи и всхлипнул.
– Испужался… – Иван потрепал его по плечу и заглянул в глаза. – Сам упал или увидал чего?
– Увидал, – кивнул Степашка и сбивчиво залопотал. Про твердую реку, про родительскую лодку, про крокодила…
Иван и Петр не перебивали, лишь переглядывались удивленно.
– Эвона как насочинял, – с уважением произнес Петр, когда Степашка умолк. – Сказочником растешь. Где ж такое видано, чтоб в нашей речке крокодил водился? Тут и рыбы-то крупной не сыщешь, одни раки.
Степашка молчал.
– Если тот крокодил снова высунется, сразу меня зови! – заявил Иван. – Ужо я ему бошку-то снесу напрочь! Как старшой брат обещаю!
– Да какой же ты старшой? – усмехнулся Петр. – Я старшой. Я бошку и снесу.
– Опять ты за свое? – обиделся Иван. – Я старшой и есть, мне мамка ленту на ногу повязала!
– Повязала, – кивнул Петр, – да наутро. А повитуха нас попутала – наверное, говорю! Она ж, царство ей небесное, так и вспоминала: первый вышел покрепше, второй послабже.
– Так то я покрепше и был! – обиделся Иван.
– А ты забори! – усмехнулся Петр.
– А заборю! – задорно крикнул Иван и кинулся на Петра.
Оба принялись кататься вокруг костра. Степашка смотрел на них круглыми глазами и вдруг расплакался в голос. Братья тут же остановились.
– Чего ревешь? – спросил Иван. – Мы ж понарошку.
– Игра такая, кто кого заборет, – объяснил Петр.
Степашка еще долго всхлипывал, и губы его дрожали.
– Вы, – смог он наконец выговорить, – мне оба старшие.
* * *Иван приехал в село только через три весны. К тому дню Степашка каждый вечер читал родителям вслух последнее письмо Ивана, а к калитке выскакивал на любой шорох.
Иван приехал в полдень. Он сидел верхом на сильном скаковом ящере – породистом, с маленькой головой, размером со Степашкину, на длинной изящной шее. Ящер с достоинством шевелил ноздрями и перебирал на месте лапами, словно брезговал стоять на грязной хуторской земле. Кожаное седло было расшито серебряными нитями, на нем позвякивали бубенцы.
Но Степашка больше смотрел на Ивана. Брат сильно вытянулся и возмужал за эти два года. Одет он был в аспидно-черный кожаный плащ, а на голове его была такая же черная фуражка.
Пока Иван спешивался, обнимал мать, отца и Степашку, из деревни прибежал Петр – как был, в кузнечном фартуке. Братья обнялись, хлопая друг друга по спине что есть силы.
– Больно чем стучишь? – наконец выдохнул Иван.
– Прости, – смутился Петр. – Кольцо кованое…
– Здоровое какое! – Иван уставился на руку Петра. – Вот так гайка. Сам сковал?
Петр потупился.
– Ну, себе из железа, Аленке из золота… Помолвлены мы с нею, вот что…
Иван замер.
– Понятно, – произнес он наконец.
Петр неловко потоптался, не зная, куда девать взгляд, а затем уставился на ящера, который привез Ивана.
– Ишь ты, петербуржская порода! – с уважением произнес Петр, деловито ощупывая лапу, покрытую ровной, будто лакированной чешуей. – Тпру, стоять, скотина! Сразу видать, городской скакун, – объяснил он Степашке. – Разве же плуг такими стройными ногами потащат? Как с балета какого! – Он с уважением обернулся к Ивану. – Твой скакун?
– У друзей взял, – небрежно кивнул Иван.
– А вот подкован скверно, – заметил Петр. – Левая нога еще ход тянет, а правая, глянь, совсем не годна: срединный коготь аж выпадает с обвалка.
Петр со скрежетом пошатал дугу обвалка, показывая, как выпадает коготь, и принялся деловито расшнуровывать подпяточник. Ящер послушно стоял на одной ноге как вкопанный – чувствовалась серьезная выездка.
– Собьешь своему ящеру лапы, вон гляди, какие затиры появились! – укоризненно сообщил Петр, тыча под железную оковку. – Давай-ка, брат, я тебе его мигом перекую!
– А перекуй, коли мастер, – разрешил Иван.
Но отец поднял руку:
– Никаких перекуев! Сперва к столу!
* * *Щи были разлиты по тарелкам, отец кратко сказал молитву, и все, кроме Степашки, чокнулись и выпили по чарке.
– Ну, рассказывай, сынок! – попросила мать.
– Столица, – степенно начал Иван, – она штука сложная. К ней, понимаешь, подход нужен.
– А ты вправду на пушкаря учишься? – не вытерпел Степашка, но отец погрозил ему ложкой – мол, не смей перебивать старших.
– Совершенная правда, – кивнул Иван. – Сперва в реальное училище пришел, да не взяли. Деревня ты, сказали. Понимания наук, говорят, в тебе нету.
Все ахнули, а Петр даже стукнул ложкой по столу от возмущения.
– Про это ты не писал! – огорчилась мать.
– А оно и к лучшему сложилось, – объяснил Иван. – Спасибо Аксинье Тихоновне: свела меня по знакомству на патронный завод в разнорабочие, чтоб даром угол у ней не занимал. А там приглянулся я управляющему. Толковый, говорит, ты парень, Иван, грех тебе ящики носить. Считаешь быстро, не воруешь, не пьешь. Будешь учетчиком. Ну а под самый пост вызывает и говорит: вот тебе мое ходатайство, ступай с осени учиться в артиллерийское! Чтоб окончил с отличием да вернулся инженером!
Мать украдкой вздохнула, но Иван заметил.
– Мать, да ты не рада? Туда же по чину крестьян и не берут никогда! Там и стипендия, и обмундирование, и постой с харчами!
– Боюсь я, Иван, – вздохнула мать, – что, коли война будет, пошлют тебя на гибель.
– Какая ж война, мать? – удивился Иван. – С кем нам воевать?
– Да уж найдется с кем…
– Это уж дудки! – заверил Иван. – Я, конечно, на службе государевой, да только наш корпус – инженерный. Учим горное дело, металлургию, химию – слыхала такие науки? Пушку лить – оно посложней, чем даже колокол!
Все помолчали с уважением.
– Гордимся тобой, Иван! – сказал отец. – Так и мечтал всю жизнь: будут у меня сыновья, обучу их грамоте сызмальства, средств не пожалею, а там, глядишь, до столичных чинов поднимутся, большую культуру поймут! Спасибо, Иван, оправдал!
– Молодец, – согласился Петр. – Кстати, батя, поздравь и меня: кузнец сказал, что к лету доверит мне…
– Погодь, – осадил его отец, не оборачиваясь. – Скажи-ка мне, Иван, бывал ли в балете, в филармонии какой или другом культурном доме?
– Это уж непременно! – кивнул Иван. – Я на кружок хожу каждую пятницу.
– На кружок? – переспросил отец, недоуменно проведя рукой в воздухе.
Иван обернулся и указал на кожаный плащ, висящий на крюке под фуражкой.
– Вишь, белое солнце на рукаве нашито? – спросил Иван. – То символ свободы и братства. Так наш кружок назван.
– А я думал, то знак пушкарской академии, – удивился Петр.
– Не, брат! – засмеялся Иван. – То особая стать – знак армии Свободы. В таком по улице пройдешь в людный день – могут и в околоток забрать.
– Не понял я, разъясни, – попросил отец.
Иван вытер рот полотенцем и кивнул.
