Лоуренс Уотт-Эванс - Ночь Безумия
Темные тени быстро неслись по небу на север, но, прежде чем ткач смог понять, что это такое, они скрылись из виду.
Варрин сел и окинул взглядом знакомый вид, теперь потерявший всякий смысл. Он все еще был в постели, с пуховой подушкой в изголовье и одеялом, что сшила ему Аннис из остатков ткани, в изножье – но спальня исчезла, обратилась в кучу трухи, наваленной кругом кровати на потолке уцелевшего нижнего этажа. Широкий край крыши, выступавший за заднюю стену спальни, остался цел, хоть и был засыпан обломками; веревка, на которой Аннис развешивала белье, тоже уцелела, недавно выстиранные вещи по-прежнему колыхал ветер.
Дома по обе стороны стояли, как прежде; тот, что южнее, по другую сторону узкого прохода между улицей и двором, остался нетронутым, а крышу дома Келдера-Валяльщика, что стоял севернее, засыпало битой черепицей и кусками досок.
Смотреть на север было странно приятно, и Варрин помедлил немного, прежде чем снова перевести взгляд на свой дом.
Пострадала только одна комнатка и примыкающий к ней коридор – та маленькая деревянная надстройка, которую ткач добавил к основному зданию, чтобы осталось больше места внизу для мастерской и лавки, – но эта пристройка была не просто повреждена, а уничтожена.
– Боги, – прошептал он, – что случилось?
Ответа не было.
Ткач спустил ноги с постели, отшвырнул кусок потолка и встал – и тут только осознал, что совершенно гол. Он поискал глазами гардероб, но тот валялся внизу на мостовой.
Оставались, однако, еще вещи на веревке – и Варрин потянулся к ним, надеясь перебраться через мусор. И обнаружил, что плывет над обломками.
– О боги. – повторил он.
Это, конечно же, магия – но какая именно? Кто это сделал? Может, он, сам того не ведая, оскорбил какого-нибудь мага или чародея?..
Варрин переместился через развалины крыши и сорвал с веревки штаны, тунику и пояс. Потом поспешно оделся и глянул на запад – на город.
Кое-где горели дома – он видел языки пламени и яркое рыжее зарево. Вопли прекратились, но тут и там на улицах слышались перекликающиеся голоса.
Кому не спалось в этот час? Или разрушение его дома перебудило всех соседей?
Он пробрался к лестнице и спустился вниз. Аннис стояла у окна лавки на первом этаже и смотрела на улицу.
– Что случилось? – спросил Варрин.
Она резко повернулась и уставилась на него.
– А ты разве не знаешь?
– Нет. – Он был озадачен. – Нашу комнату разрушило какое-то волшебство, но кто и зачем это сделал – ума не приложу.
– Ты это сделал! Ты!
– Но... – Варрин осекся, вспомнив.
Да, это сделал он. Он не знал ни как, ни почему – возможно, все как-то связано с его кошмаром, – но сделал это он.
И он держал крышу – а она весит сотни, если не тысячи фунтов, – и перелетел через завалы наверху, как маг, знающий заклятие полета.
– Как ты это сделал? – требовательно поинтересовалась Аннис.
– Не знаю, – честно сказал Варрин. – А ты разве не можешь?.. Я подумал – то, что случилось, случилось с нами обоими.
Аннис отмахнулась от него.
– Нет, только с тобой, – сказала она. – Здесь по крайней мере. Там есть и другие. – Она кивнула на окно.
– Есть другие? – Варрин посмотрел туда же.
– Да, – сказала Аннис. – Я их видела.
– Так, может, я пойду и поговорю с ними? Они могут знать, что происходит.
– Да, – она отступила назад, подальше от него, – пойди, пожалуй.
– Аннис, не бойся. – Свет от пожаров пробивался с улицы, и он видел глаза жены. – Уж меня-то тебе нечего бояться.
– Но я не уверена, что это ты! – Она сорвалась на крик. – Что, если какой-то демон принял облик моего мужа?!
– Аннис, это же я. Я – Варрин. – Он шагнул к ней. – Мы женаты тридцать один год – как ты можешь сомневаться!
Она вскрикнула и попятилась.
– Убирайся! Если ты и вправду Варрин – иди и выясни, что с тобой случилось.
Он замер на месте.
– Отлично, – выговорил он наконец, отворачиваясь. – Посмотрим, что мне удастся узнать.
Мгновением позже Варрин был на улице и в растерянности озирался.
Что-то в нем стремилось на север, но это был абсурд: он жил и работал в трех кварталах от берега и в четырех – от восточной стены города. Почти весь Этшар лежал к югу и к западу от Приморского района.
С юга слышались крики; Варрин повернулся и двинулся туда – и понял, что ноги его не касаются земли. Вначале Варрин сражался с неведомой силой, потом поднял ладони вверх, подтянул ноги и полетел.
* * *В то же время, когда и всем остальным, Кирше Младшей приснились огонь и падение, а потом – погребение глубоко под землей; ей снилось, что она пробивается наверх через неподатливые комья; тут она проснулась и обнаружила, что парит в воздухе над кроватью. Она взглянула вверх, на ставший слишком близким балдахин, и необъяснимый ужас объял ее.
А потом лопнул, как мыльный пузырь, и Кирша улыбнулась.
– Я все еще сплю, – сказала она. Перевернулась в воздухе и полетела к окну спальни.
Это было, как во множестве других снов: она летела, плыла сквозь воздух, как рыба сквозь воду; ей даже не надо было изгибаться, как рыбе, – достаточно было только подумать о полете.
Кирша чувствовала, как ночной воздух холодит ее кожу – покрывало осталось на постели, – слышала голоса на улице, какие-то крики... Ей подумалось, с чего бы это, но она отогнала вопрос: сновидение не обязано подчиняться здравому смыслу.
Это был самый странный из всех ее снов о полете: он начался со смутного кошмара, а потом стал таким невероятно достоверным. Несмотря ни на что, Кирша наслаждалась полетом.
Оказавшись у окна, она отодвинула задвижку, распахнула ставни – вернее, заставила ставни распахнуться, не касаясь их, – и выглянула в ночь.
Люди летали – множество людей. Кирша счастливо улыбнулась, подумав, что не она одна обрела этот дар. Распахнув створку, она собралась выпорхнуть на улицу. И вспомнила, что обнажена.
Может, во сне это и не имело значения, но она ненавидела сны, где ей приходилось появляться на людях голой и ловить на себе чужие взгляды. Поэтому она быстренько слетала к сундуку и вытащила тунику и юбку.
Мигом позже она уже парила над улицей, глядя, как люди бегут внизу и летают вверху. Кирша не видела никого знакомого, а с незнакомыми заговаривать не хотела даже во сне – пока, во всяком случае, – так что не стала подниматься выше, к другим летунам.
Все почему-то двигались в одном направлении, а Кирше туда не хотелось. Ей хотелось на улицу Красильщиков – заглянуть в тамошние лавочки и поглядеть, каких цветов бывают одежды в таком изумительном сне. Два дня назад они с матерью были там, и Кирша пришла в восторг от великолепия красок, но матушка отказалась купить ей какую-нибудь из замечательных новых материй на тунику.
А за углом там лавка ювелира, куда ее родители вообще ни ногой.
Но в этом сне родителей не было, так что Кирша могла делать все, что ей вздумается.
Почему бы не разбить окно в лавке и взять, что понравится, а потом улететь большой яркой птицей. Или полететь к меньшей луне, узнать, почему она розовая, а по пути найти себе прекрасного принца из Малых Королевств или сардиронского барона, а потом...
Она слишком забегает вперед, решила Кирша. Сперва надо выяснить, есть ли в мире этого сна улица Красильщиков.
Внизу, под ней, народ кричал и вопил, но девушке было не до того. Она со смехом завернула за угол.
* * *Кто-то орал благим матом, и раздраженный спросонья Кеннан-Насмешннк понял, что именно этот вой его и разбудил.
Шум быстро удалялся – кто бы ни орал, сейчас он удирал, и весьма поспешно. Однако что-то во всем этом встревожило Кеннана, так что он решил снова не засыпать.
Потом по коридору кто-то пробежал, закричала жена его сына Санда, и Кеннан выбрался из постели и схватил халат.
– В чем дело? – осведомился он, выходя в темную прихожую. – Что происходит?
Никто не ответил; он поспешил к двери спальни сына – она стояла открытой. Кеннан помедлил – Акен и Санда дорожили своим уединением – и осторожно переступил порог.
Акена видно не было; Санда свесилась через подоконник.
– Вернись!.. Верните его! – кричала она.
– Что стряслось? – снова спросил Кеннан.
Санда обернулась. Даже в тусклом свете от распахнутого окна Кеннан разглядел слезы на ее щеках.
– Он пропал, – сказала она. – Его забрали.
– Кто пропал? – растерянно переспросил Кеннан.
– Акен, – ответила Санда. – Я была внизу, закрывала ставни, услышала его крик и побежала наверх узнать, что случилось... смотрю – окно распахнуто, и... взгляните на задвижку!
Кеннан взглянул. Железная щеколда была вывернута и смята в комок.
Кеннан все еще ничего не понимал. Не понимал, куда подевался Акен, не понимал, что произошло со щеколдой. Похоже было, что кто-то очень сильный смял ее в кулаке.
Акен был сильным юношей – но не настолько.
– Где он? – спросил Кеннан.
– Там! – Санда махнула в окно. – Я видела, как он летел. Его забрали!
