Курт Воннегут-мл - Табакерка из Багомбо
Она улыбнулась чарующей улыбкой.
— Нет! Я этого не знала.
— Ручаюсь, что идет со скоростью сто тридцать.
— Господи! Я и не думала, что машина может развивать такую скорость.
— Таких в стране только двенадцать.
— Всего–то? Позволено ли мне спросить, сколько стоит эта великолепная машина?
Кайе вытянулся у стойки.
— Готов ответить. Кажется, что–то между пятью и шестью.
— О, вот как? Точно между тем и этим…
— О, я думаю, она того стоит. У меня нет ощущения, что я выбросил деньги на ветер.
— Это существенно.
Кайе радостно кивнул и уставился в изумительные глаза, в которых он видел бездну восторга. Он открыл рот, чтобы сказать что–нибудь еще, чтобы продолжать и продолжать восхитительную игру, как вдруг обнаружил, что ему нечего сказать.
— Славная погодка.
В ее взгляде промелькнула скука.
— Не скажете ли, который час? — спросила она у бармена.
— Да, мэм. Семь минут пятого.
— Что вы сказали? — спросил Кайе.
— Четыре, сынок.
Прокатиться, подумал Кайе, может быть, она хочет прокатиться.
Распахнулась дверь. Бодрый, уверенный в себе, привлекательный молодой человек в теннисных шортах, прищуриваясь, с улыбкой оглядел комнату.
— Марион! — воскликнул он. — Слава богу, ты еще здесь. Ты просто ангел, что дождалась меня!
Ее лицо излучало обожание.
— Ты не так уж сильно опоздал, Пол. Я тебя прощаю.
— По глупости дал себя вовлечь в парную игру, и это длилось бесконечно. В конце концов я просто бросил играть. Я испугался, что потеряю тебя навсегда. Чем ты занималась, пока ждала меня?
— Дай вспомнить. Ну, я играла с палочками для размешивания коктейля и, ух — ууууух! Я познакомилась с чрезвычайно интересным джентльменом, у него машина, которая едет со скоростью сто тридцать миль в час.
— Ну, дорогая, тебя ловко обманули, этот джентльмен наврал насчет своей машины.
— Ты слишком резок, — сказала Марион.
— Да ну? — изумился Пол.
— Принимая во внимание, что джентльмен, которого ты назвал лжецом, находится в этой комнате.
— О господи, — Пол оглядел комнату с выражением наигранного страха на лице.
Его взгляд скользнул по бармену и Кайе.
— Нас здесь всего лишь четверо.
— Вон тот парень. Не расскажите ли Полу о вашей «Ванила Фраппе»?
— «Мариттима–фраскати».
— Хорошо, — сказал Пол, — должен сказать, что это звучит так, будто она проходит двести в секунду. Она здесь?
— На стоянке, — ответил Кайе.
— Я это и имел в виду, — сказал Пол. — Я должен выучиться изъясняться точнее. — Он посмотрел на стоянку. — Ого, вижу. Маленькая голубая штучка. Оч–чень хорошенькая, странная, но роскошная. И она ваша?
— Я же сказал.
— Должно быть, вторая по скорости машина в этой части страны. Возможно.
— В самом деле? — саркастически сказал Кайе. — Хотел бы посмотреть на первую.
— Хотели бы? Она тоже на стоянке. Вон та, зеленая.
Это был «Бритиш Хэмптон». Кайе хорошо знал эту машину. До того, как Даггетт показал ему картинки «Мариттима–фраскати», он начинал копить деньги на нее.
— Моя ее сделает, — сказал Кайе.
— Сделает? — Пол засмеялся. — Держу пари на что угодно, моя одолеет вашу.
— Послушайте, — сказал Кайе. — Я даю голову на отсечение, что моя машина обогнала бы вашу, если бы я ее уже объездил.
— Жаль, — сказал Пол. — Отложим до другого раза. — Он обернулся к Марион. — Еще не обкатана. Пойдем?
— Пол, я готова, — сказала она. — Нужно предупредить служителя, что я вернусь за «Кадиллаком», не то он подумает, что меня похитили.
— И он будет прав, — сказал Пол. — Увидимся, Ральф, — обернулся он к бармену.
Они были знакомы.
— Пол, я всегда рад тебя видеть, — сказал Ральф.
Таким образом Кайе узнал имена всех троих, но никто не знал, как его зовут. Никто не спросил. Им было неинтересно. Не все ли равно, какое у него имя?
Кайе видел в окно, как Марион разговаривала со служителем на стоянке и потом уселась в распластавшийся «Хэмптон».
Ральф обратился к безымянному посетителю:
— Вы механик? Кто–то попросил вас проверить машину на трассе? Советую поднять крышу, собирается дождь.
Гравий, брызнувший из–под задних колес нежно–голубого дракона с лимонно–желтыми кожаными сиденьями, ударил по ногам служителя автостоянки. Привратник у выезда еле успел отпрыгнуть, чтобы спасти свою жизнь.
Кайе, нежно подбадривая машину, приговаривал:
— Все хорошо, поехали, поехали. Я тебя люблю… — и так далее. Он менял передачу так, что машина ускоряла ход, хотя он чувствовал — в его действиях нет необходимости, машина лучше, чем он, знает, куда ехать и что делать, именно для этого она была рождена.
«Мариттима–фраскати» так неслась по дороге, что казалось, будто другие автомобили и грузовики стоят неподвижно. Стрелка показателя температуры на приборном щитке уже дрожала против черточки на краю красной зоны.
— Хорошая девочка, — сказал Кайе. Иногда он разговаривал с машиной, как с мальчиком, иногда, как с девочкой.
Машина обогнала «Хэмптон», когда была уже на волоске у предела скорости. «Мариттима–фраскати» слегка замедлила ход так, что стала двигаться вровень с «Хэмптоном», и Кайе погрозил пальцем Марион и Полу.
Пол покачал головой и помахал Кайе рукой, затем нажал на тормоз и оказался далеко позади. Никаких гонок.
— У него не хватило выдержки, бэби, — сказал Кайе. — Давай–ка покажем всему свету, что такое настоящий характер. — Он до упора выжал педаль газа.
Мотор пронзительно завизжал в агонии, и Кайе, как о случившемся факте, сказал:
— Взрывайся, взрывайся.
Но мотор не взорвался, не загорелся. Его точнейшие, ювелирно подогнанные детали просто сцепились друг с другом, и мотор перестал быть мотором. Все в нем замерло. За счет последнего ничтожного усилия инерции движения удалось откатить машину на обочину автострады.
«Хэмптон», с Полом и Марион на борту, так и не появился. Они, должно быть, свернули где–то далеко позади, подумал Кайе.
Кайе оставил машину там, где она погибла. Автостопом он добрался до деревни, даже не выдумав никакой истории, чтоб объяснить, почему его подвезли. Он вернулся в магазин к Даггетту и стал вести себя так, как если бы пришел работать. МГ все еще стояла в зале. Человек, который сказал, что купит ее для своего сына, передумал.
— Я отпустил тебя на весь день, — сказал Даггетт.
— Я знаю, — сказал Кайе.
— Ну и где же машина?
— Я погубил ее.
— Ты, что?
— Я довел до сорока пяти, когда было сказано, что можно только до тридцати пяти.
— Ты шутишь.
— Сами увидите, — сказал Кайе. — Увидите мертвый спортивный автомобиль. Вы должны послать, чтобы его отбуксировали.
— Господи, мальчик, почему ты это сделал?
— Зовите меня Кайе.
— Кайе, — повторил Даггетт, решивший, что имеет дело с безумцем.
— Кто знает, почему человек совершает тот или иной поступок? — сказал Кайе. — Я не знаю, почему я ее убил. Я только знаю, что рад, что она умерла.
Подарочек святому Большому Нику
Люди болтали: типа, Большой Ник — самый что ни на есть настоящий наследник Аль Капоне, только на современный лад. Он слухов таких не отрицал, да и не подтверждал тоже. И правильно, чего самому на себя криминал возводить.
Покупал он — что душе приглянется: особняк в двадцать три комнаты в пригороде Чикаго, а второй — в семнадцать комнат — в Майами. Лошадок, там, скаковых, яхту в девяносто футов длиной. Одних костюмов — сто пятнадцать. А еще, среди прочего, вкладывал он денежки в одного боксера среднего веса, в Берни О'Хэйра, по прозванию Вышибала из Шенандоа.
И даже когда тот О'Хэйр на один глаз ослеп — на тернистом пути к вершине боксерской карьеры, значит, — не бросил его Большой Ник, а включил в маленькую армию своих телохранителей.
А Большой Ник — он ведь каждый год, незадолго до Рождества, праздник устраивал. Для детишек своих ребят. Ну, вот. Стало быть, праздник на вечер намечен, а утром Берни О'Хэйр, Вышибала из Шенандоа, со своей половиной, Вандой, и с сынишкой своим четырехлетним, Уилли, в дорогой торговый квартал Чикаго за покупками отправился.
Приходят, это, они втроем в ювелирный магазин, и тут вдруг малыш Уилли ныть принялся и за штаны отцовы цепляться — что твой пьяный звонарь за веревку колокола.
Берни, мужик молодой, но крутой, исполнительный, вся морда — в шрамах, подносик бархатный с часами отложил, брюки за ремень ухватил, поправил.
— Штаны мои отпусти, Уилли! Отпусти, слышь? — И к Ванде поворачивается. — Вот ты мне скажи: как прикажешь Большому Нику подарочек к Рождеству выбирать, ежели Уилли вот–вот штаны с меня стащит? Убрала б ты его от меня, а, Ван? Что вообще на пацана накатило?
