Терри Пратчетт - Пирамиды
— Давай! — скомандовал Птаклюсп 2-б. — Она никак не может зажечься, нужен разряд…
* * *В этот момент словно взревели все континенты разом.
Теппик ощутил все на собственной шкуре. Кожа его съежилась. Будто кто-то схватил его за уши и пытается свернуть ему шею.
Он увидел, как начальник стражи, упав на колени, пытается сдернуть с головы шлем, — и запрыгнул в стойло.
Вернее попытался запрыгнуть. Все кругом перекосилось, и он грузно рухнул на пол, который сейчас, похоже, сомневался: а не превратиться ли ему в стену? Теппик с трудом встал на ноги, но его бросало из стороны в сторону, и он, пытаясь сохранить равновесие, выделывал какой-то нелепый танец.
Очертания конюшни исказились, как в кривом зеркале. Когда-то, еще в Анке, Теппик видел одно такое зеркало: он и его друзья скинулись по монетке, чтобы заглянуть в «Бродячее Душераздирающее Заведение д-ра Инкогнито». Но тогда ты знал, что это всего лишь изогнутое стекло, в котором голова твоя вытягивается сосиской, а ноги расплющиваются, словно футбольные мячи. Жаль, все творящееся вокруг не могло получить такого же невинного объяснения. Возможно, чтобы вернуть окружающему нормальный вид, сейчас потребовалось бы как раз кривое зеркало.
На ватных ногах он бросился туда, где находились Птраси и верховный жрец. Перекрученный, сплюснутый, изогнутый мир колыхался вокруг него, но он все же успел от души порадоваться, увидев, как Птраси, старающаяся вырваться из объятий Диоса, влепила жрецу звучную оплеуху.
Теппик двигался как во сне, расстояния то уменьшались, то неправдоподобно увеличивались, будто реальность стала растяжимой. Еще один шаг — и он налетел на Птраси и Диоса. Схватив девушку за руку, Теппик потянул ее назад, к стойлу. Лежащее там животное по-прежнему жевало свою жвачку, наблюдая за происходящим с легким верблюжьим интересом. Теппик схватил ездовую тварь за уздечку.
Стражники потеряли к ним всякий интерес, и никто не попытался остановить беглецов, когда те бросились через открытую дверь в беснующуюся ночную тьму.
— Попробуй закрыть глаза, — посоветовала Птраси.
Теппик попробовал. Сработало. Прыгавший и мелькавший двор, чьи четырехугольные очертания дрожали, как натянутая тетива лука, превратился во вполне устойчивую под ногами землю.
— Какая ты умница, — похвалил Теппик. — И как только ты до этого додумалась?
— Когда мне страшно, я всегда закрываю глаза, — пожала плечами Птраси.
— Неплохая идея.
— Но что происходит?
— Не знаю и знать не хочу. Мне кажется, лучше убираться отсюда куда-нибудь подальше. Ты что-то говорила о том, как верблюда можно заставить опуститься на колени… У меня с собой куча острых предметов.
Верблюд, живо схватывающий человеческую речь, когда речь идет о разного рода угрозах, грациозно преклонил колени. Теппик с Птраси уселись верхом, но стоило животному подняться на ноги, как мир вокруг опять зашатался, готовый вот-вот рухнуть.
Верблюд прекрасно понимал что происходит. Если у вас три желудка и пищеварительный тракт длиной в фабричный трубопровод, всегда есть время посидеть и подумать.
Не случайно все открытия в области высшей математики совершаются в жарких странах. Тому своим физиологическим строением способствуют все верблюды: взять хотя бы презрительное выражение их морд и знаменитый изгиб губ — естественный результат их способности к извлечению квадратного корня.
Как правило, врожденную способность верблюда к высшей математике, особенно к баллистике, склонны недооценивать. В процессе борьбы за существование баллистическое чутье у верблюда развилось так же, как координация руки и глаза у человека, мимикрия у хамелеона и известная способность дельфинов к спасению утопающих — спасать утопающих куда лучше, чем перекусывать их пополам, ведь это может быть превратно истолковано другими людьми.
То, что верблюды гораздо умнее дельфинов, — научный факт[20].
Верблюды очень, очень сообразительны. Они быстро поняли: наиболее благоразумный выход для неглупого животного, если оно не хочет, чтобы его потомки проводили чересчур много времени на лабораторном столе с вживленными в мозг электродами, приклеивали мины к днищам кораблей или попадали под опеку немилосердных зоологов, — это держать свою сообразительность втайне от человека. Еще издавна они стали вести такой образ жизни, который, хотя и заставлял их время от времени выступать в роли вьючных животных и подвергаться побоям погонщиков, взамен обеспечивал приличное питание, уход и возможность безнаказанно плюнуть человеку в глаза.
Данного верблюда, на котором сидели сейчас Теппик и Птраси, верблюда, который в результате многовекового эволюционного отбора научился подсчитывать количество песчинок, по которым ступал, закрывать ноздри, когда то было необходимо, и выживать без единой капли воды под лучами палящего солнца, — этого верблюда звали Верблюдок.
И это действительно был величайший математик в мире.
Сейчас Верблюдок размышлял примерно вот о чем: «Похоже, мы имеем дело с растущей в диапазоне от нуля до примерно сорока пяти градусов пространственной нестабильностью. Любопытно. В чем же причина? Примем v равным трем. Тау — четырем, чав-чав-чав. Пусть Каппа-игрек будет открытой Зловонником[21] областью дифференциального давления с четырьмя гипотетическими вращательными коэффициентами…»
Птраси стукнула Верблюдка по голове сандалией.
— Ну же, шевелись давай! — взвизгнула она.
«Следовательно, — размышлял Верблюдок, — H движущих сил равно v делить на s, чав-чав-чав. Таким образом, в гиперсиллогической записи…»
Теппик оглянулся назад. Странно искаженный ландшафт понемногу обретал привычный вид, и Диос…
Выбравшись из дворца, Диос смог-таки отыскать нескольких стражников, в которых страх перед неповиновением приказу возобладал над ужасом перед таинственно искаженным миром.
Верблюдок между тем стоически продолжал жевать: «…Чав-чав-чав, которая дает нам любопытный случай укороченного колебания. Каков же период осцилляции? Примем период равным x. Время равно t. Тогда начальная периодичность составит…»
Птраси и так и сяк колошматила его по загривку, награждала такими ударами пяток, которые заставили бы какого-нибудь неандертальца завыть от боли и начать биться головой о стену.
— Встал как вкопанный! Может, ты попробуешь?
Теппик вложил в удар всю силу, но над шкурой Верблюдка лишь поднялось облако пыли, а пальцы Теппика на какое-то время онемели, будто он стукнул по мешку, набитому вешалками.
— Ну же, пошел, — стиснув зубы, пробормотал он.
Диос поднял руку.
— Именем царя, стойте! — воскликнул он.
Стрела вонзилась в горб Верблюдка.
«…Составит шесть и три десятых в периоде. Преобразуем. Сокращаем. Итого… ого!.. 314 секунд…»
Верблюдок несколько раз, наподобие перископа, повернул свою длинную шею. Его большие мохнатые брови осуждающе изогнулись, сузившиеся желтые глаза пристально уставились на верховного жреца, и, ненадолго оставив в стороне заинтересовавшую его проблему, верблюд стал припоминать те издревле знакомые ему расчеты, которые его порода за много веков успела довести до совершенства.
«Предположим расстояние равным сорока одному футу. Скорость ветра — два. Вектор — одна восьмая, чав. Вязкость равна семи…»
Теппик достал метательный нож.
Диос набрал в грудь побольше воздуха. «Сейчас он прикажет стрелять по нам, — подумал Теппик. — Меня застрелят моим же собственным именем в моем же собственном царстве».
«…Угол равен двум пятым. Чав. Огонь».
Залп был достоин восхищения. Ком жвачки, пущенный в соответствии с рассчитанной согласно всем законам баллистики траекторией, шмякнулся Диосу в лицо с таким звуком, какой может издать только полфунта полупереваренной травы, и более ничто на свете.
Последовавшая тишина была чем-то сродни стоячей овации.
И снова все вокруг принялось медленно искажаться. Нет, затевать потасовку здесь определенно не стоит. Верблюдок взглянул вниз, на свои передние ноги.
«Предположим количество ног равным четырем…»
И он побежал. Совершенно очевидно, что ног у верблюдов гораздо больше, чем у всех прочих тварей, и Верблюдок напоминал сейчас пароходную машину с ее сложно движущейся системой шатунов и клапанов. Движение сопровождалось оглушительным шумом, издаваемым кишечником, тоже работавшим на полную мощь.
— Чертов тупица, — пробормотала Птраси, когда они наконец-то удалились на достаточное расстояние от дворца, — но, кажется, он все-таки понял, чего от него хотят.
«…Повторение инвариантного масштаба равно трем с половиной зет. О чем это она? Насколько помню, Чертов Тупица живет где-то в Цорте…»
