Юлий Буркин - Остров Русь 2, или Принцесса Леокады
— Лучше бы ты молчал, дубина стоеросовая! — отозвался Перископов раздраженно. — Никогда они не будут так выглядеть! Это ведь не настоящие стройки.
— Вы считаете? — удивился Перескоков.
— Не считаю, а знаю, никчемный ты продюсер! — снова огрызнулся Перископов. — Центр — для туристов, а сами аборигены всю жизнь живут в недостроенных домах.
— Почему? — удивился Стас.
— Чтобы налог на жилье не платить! — объяснил Перископов и скорчил презрительную физиономию. — Арабы!
— Внимание! — обернулся к нам Кречет. — Всем занять свои места и пристегнуться! Мне дали добро на посадку возле отеля «Азирис Нуна».
— Что это значит? — поинтересовался Стас.
— Какой-то русский придуман, что по-древнеегипетски это значит «спокойной ночи», — пояснил Перископов. — Это полный бред, но мы останавливаемся там.
— И Леокадия тоже? — оживился Стас, пристегивая к креслу нашего телохранителя, который не слышал команды и при ударе мог вывалиться, как вчера. — И мы сразу познакомимся?
— Понятия не имею, — сухо откликнулся Перископов.
— А вы свяжитесь с ней и спросите! — потребовал Стас и бесцеремонно потянулся продюсеру к уху. К правому уху.
— Не трогай меня! — неожиданно тоненьким голосом взвизгнул Перископов и отпрыгнул от него метра на два. — Никогда, вы слышите, никогда не трогайте мое правое ухо! — сказал он взволнованно.
— А почему? — испуганно спросил Стас.
— Оно… — замялся Перископов. — Оно у меня… Побаливает. Стреляет… А коммуникатор у меня — в левом ухе. Запомните: в ле-вом.
— Да ладно, ладно, — успокаивающе замахал руками Стас.
Перископов дрожащими пальцами отцепил левое ухо, о чем-то пошептался с ним и уже твердо сказал:
— Нет, встретиться с Леокадией заранее не выйдет! Она прибудет непосредственно к концерту!
Предосторожности оказались излишними: на выложенную восточной мозаикой площадь перед отелем мы сели плавно, не почувствовав даже соприкосновения днища с разноцветной плиткой.
Жарища стояла ужасающая.
— Ну, ё-моё! — сказал Стас. — Не могла она в Гренландии концерт назначить!
Вокруг нас быстренько собралась толпа.
— С аборигенами не контактировать, ничего у них не покупать! — скомандовал Перископов.
«Как же! Так мы тебя и послушались, — подумал я. — Приехать в другую страну и не пообщаться с местными жителями! Это какими же надо быть нелюдимыми и нелюбознательными людьми!..»
Но меня опередил Вольфрам:
— Здравствуйте, дорогие египтяне! — закричал он, выпрыгнув из гондолы с набитым сувенирами ящиком. — От имени и по поручению жителей далекой, но дружественной Сибири…
— Русска, покупать! — окружив его, стали наперебой кричать торговцы, размахивая какими-то тряпками, аляписто разрисованными папирусами и бутылочками с разноцветным песком. — Я — русска! Мама — Ленинград! У меня покупать, у него не покупать!
— Спасибо, спасибо! — воскликнул Вольфрам и поставил ящик к ногам. — Но мы прибыли к вам вовсе не за покупками. Наоборот, с подарками. Довезти, правда, удалось немного, но мал золотник, да дорог! Вот сюда, в этот ящичек, я сложил все, что сумел уберечь от… — Он опустил глаза. Ящик был пуст. Он и глазом не успел моргнуть, как аборигены все из него повытащили…
Мы со Стасом тоже выбрались наружу, и торговцы обступили нас. Сориентировавшись на возраст, они стали впаривать нам другой товар:
— Леокадия! Купи Леокадия! — кричали они, растягивая перед нами майки с полуобнаженной певицей в самых откровенных позах. — Русска, купи «Тот-Того»! «Тот-Того» — пись, пись! — Теперь мы увидели на майках и себя… Наши позы были еще откровеннее… Ай да продюсеры. Наша популярность в считаные дни приобрела международный характер. — Покупай! — орали торговцы, хватая нас за руки. — Скидка! Халява!
— Бегом в отель! — рявкнул Перископов, и все пассажиры «Крюгера», больше не артачась, поспешили в прохладное фойе «Азириса».
Похожий на большого улыбчивого бегемота клерк на ресепшене, увидев Перископова, стал зеленовато-серым и, трясясь от страха, вручил ключи от трех номеров.
В одном поселили нас со Стасом, в другом Вольфрама и телохранителя, а в третьем остановились продюсеры.
— Вечером концерт, — сказал Перископов. — Сидите в номере и носа не высовывайте!
— О нет! — вскричал Стас. — У нас ведь есть еще целый день! Давайте хотя бы искупаемся!
Лично я еще ночью на всю жизнь, наверное, накупался. Но торчать до вечера в отеле мне тоже не хотелось.
— Да, давайте! — вторил я брату. — Когда-то в этом море купались солнцеподобные фараоны — самые могущественные и самые справедливые правители на Земле!
Перископов вперился в меня подозрительным взглядом и долго молчал. Потом расслабился и сказал:
— Ладно. Так и быть. Как заселитесь, выходите в фойе, свожу вас искупаться. Потом — отдых. Сегодня вам перед концертом нужно набраться сил.
Перескоков с нами не пошел, сославшись на жару и усталость. Обиженный на вороватых аборигенов Вольфрам тоже остался прохлаждаться в номере, включив на полную мощность кондиционер. Угнетенный «Пинк Флойдом» телохранитель уснул, лишь коснувшись головой подушки, и мы не стали его будить. Так что купаться под предводительством Перископова отправились только мы со Стасом.
Выйдя из фойе на другую сторону отеля, мы оказались в изумительной, утопающей в цветах душистого олеандра рощице. На ее ветвях, вяло помахивая крыльями, сидели разноцветные попугаи. Неподалеку синел морской берег.
— Какая красота! — воскликнул Стас. — Какая дикая и буйная природа!
— Это все ненастоящее, для туристов посажено, — отозвался Перископов. — Здесь за каждый кустик отвечает специальный араб. Кустик завянет, араба уволят, вся семья подохнет с голоду.
Почему-то эта рощица сразу перестала мне нравиться.
Добравшись до усыпанного лежанками и солнечными зонтами берега, мы со Стасом тут же сбросили ненавистные костюмчики, схватили ласты и маски, которые выдавали в специальной фанерной кабинке, и нырнули в теплую морскую воду.
Она была прозрачнее стекла, и я тут же увидел стайку желтых в черную полоску рыб. Настроены они были очень дружелюбно, подплывали вплотную и тыкались в нас носами. Мгновение спустя мимо нас промчались еще две стаи — круглых красных и продолговатых перламутровых рыбешек.
— Ты видел, видел?! — закричал Стас, когда мы вынырнули.
Еще бы! Мы нырнули снова. Теперь вокруг нас вертелась компания маленьких бело-серебристых рыбок. Но одна рыбешка повеселила нас больше всех. Она была квадратная, точнее, в форме коробочки, рыжевато-коричневая и с голубыми пятнышками. Она смотрела на нас уморительно серьезно, шевеля губами и тоненькими длинными, как лапки, плавниками.
Наплескавшись, мы поплыли к берегу. По дороге я нырнул еще раз и вдруг увидел на дне обломки какого-то судна! Возможно, даже пиратского! Мы выбрались на берег. На Перископова, одетого с ног до головы и сидящего под палящим солнцем в шезлонге без зонта, даже смотреть было тягостно.
— Вот это кайф! — закричал Стас. — Вот это море!
— Это ненастоящее море, — сказал Перископов. — Залив искусственный — для туристов. Солнцеподобные фараоны тут никогда не купались, — покосился он на меня.
— Но там обломки корабля! — закричал я и тут же понял, что скажет на это наш циничный экскурсовод. Так и оказалось:
— Это ненастоящие обломки. Их сделали специально и привезли сюда. Точно такие же лежат в заливах возле каждого отеля.
О господи! Да есть ли в этой фальшивой стране хоть что-нибудь настоящее?!
— Пойдем-ка в номер, — предложил я Стасу.
— Айда, — ответил он. — Какой интерес купаться в аквариуме…
На обратном пути я заметил, что попугаи примотаны к веткам скотчем.
Наконец наступил вечер, и нашу группу на огромном автобусе повезли к главному стадиону столицы. Впереди и позади автобус сопровождали мотоциклисты с автоматами.
— А зачем нам конвой? — поинтересовался Стас. — Люди-то вокруг добрые…
— Я бы не сказал, — проскрипел Перископов.
— Как?! — поразился я. — На них что, Леокадия не действует?!
— Я, я, можно, объясню?! — попросил Перескоков, заискивающе глядя на Перископова.
Тот безразлично пожал плечами.
— Так вот! — светясь, сообщил Перескоков. — Леокадию тут и не слышали. Она запрещена! Под давлением религиозных фанатиков.
— И почему же эти неприятные аборигены запретили такую милую певицу? — насупился Вольфрам.
— Потому что у нее юбочка короткая и танцы бесстыдные!
— А мне нравится! — заявил Вольфрам.
— Так мне тоже! — воскликнул Перескоков. — А знаете почему? Потому что мы оба — неверные собаки. А правоверному мусульманину это нравиться не может.
