Чингиз Цыбиков - Бабайка
Я глянул на дракона, и увидел, как смотрит на меня, вытянувшись в мою сторону, Никита. Дракон гигантской рыбкой заскользил в дыру перехода. Я вынул из кармана куртки кошелёк и кинул его Линде. Та машинально точным движением поймала его. Вот и хорошо, подумал я — и успел увидеть, развернувшись, как плавно, волной, исчезает в дыре перехода драконий хвост.
— Да иди же ты! — крикнула Линда. — Иди!
К чёрту. Это всего лишь наёмники.
Я встал и, сжимая в руке оскользевшую саблю, побежал к тускнеющему пятну перехода. На перехват кинулся кто-то из охраны.
Ерунда, они не успеют.
Снова затрещали автоматы, и что-то дёрнуло меня за правую ногу на последнем шаге, и прыжок от этого получился каким-то неловким.
Сверкнуло ярко-зелёным, и я почувствовал, зажмуривши глаза, как дохнуло теплом, и упал лицом вниз.
Меня словно поймала гигантская ладонь и мягко опустила на землю.
Я открыл глаза.
Трава.
Ярко-зелёная трава.
Я прошёл.
XXI
А в жёлтом мире, в жёлтом небоскрёбе, девушка, настоящего имени которой я так и не узнал, склонилась над телом своего парня и заплакала горько и безутешно.
Слеза упала на лицо лежащего, и его ресницы дрогнули.
Я верю в это.
5. Зелёный констебль
I
Я лежал и смотрел в бледно-зелёное небо. По небу плыли облака, и глаз уже воспринимал их как белые. Забинтованная нога перестала кровоточить и только тихонько ныла. Бинт я нашёл в той самой жёлтой сумке, что дали мне Линда и Лю. Дырка в мякоти — это не так страшно, я не помру среди этой травы. Вот только как передвигаться — ковылять-то я смогу, но хватит ли мне этого?
Я ещё раз огляделся.
Лесостепь.
Так я, во всяком случае, себе её представляю: равнина с лесистыми островками. И старые сглаженные временем горы по левую руку от солнца.
Куда идти — совершенно неясно. Но вот то, что нечего мне делать на открытом пространстве с моей жёлтой экипировкой — это совершенно однозначно.
Как там Лю говорил?
Как зёрнышко риса на столе.
Я кое-как встал и, припадая на продырявленную ногу и опираясь на саблю в ножнах как на трость, заковылял к ближайшему леску.
Революционный держите шаг, неугомонный не дремлет враг.
Мне понадобилось минут двадцать, чтобы добраться до опушки, и за это время умотался я основательно. Хромать с непривычки — занятие весьма утомительное. Все мышцы работают не так, как привыкли.
И печально было на сердце, одолевали мысли о Линде и Лю. Как они? Выбрались ли? Только сейчас я вдруг понял, что не знаю, как они собирались уходить из Дома Дракона.
Вдобавок жарко.
Кстати сказать, это тоже интересно — сколько я мотаюсь по этим цветным мирам, а под дождь ещё ни разу не попадал.
При ближайшем рассмотрении деревья напомнили мне дубы — такие же мощные стволы, те же характерные очертания листьев, так что, наверное, я имею право называть этот лесок дубравой?
Оказавшись наконец в тени, я с лёгким стоном удовольствия сел, упершись спиной в мощный ствол первого же дерева встретившегося мне на опушке. Положил подле себя саблю, осмотрел повязку — крови выступило немного.
Вот и хорошо. Самое время собраться с мыслями, которых у меня, к слову, было небогато. К тому же мутило меня; надо полагать, от кровопотери.
Ладно, не знаешь с чего начать — начни с того, что тебе по силам.
Для начала проведём инвентаризацию.
Сабля, сумка, халат. Одежда. В кармане халата я нашёл ещё один оранжевый камушек. Из швов карманов натряслось немного красного песка. Может, и здесь оранжевые камушки ценятся? Или красный песок?
На всякий случай я высыпал песок и камушек в упаковку из-под бинта и перевязал маленький сверточек ниткой, выдернутой из халата.
Собрал всё и аккуратно в сумку сложил. Положил руку на ножны, подтянул раненную ногу, готовясь встать.
На зелёную траву рядом с жёлтой саблей упал ярко-зеленый жёлудь.
Я невольно посмотрел туда, откуда он прилетел.
— Добрый день, — сказал человек, похожий на Робин Гуда. Бородатый, в простом выцветшем зелёном платье с капюшоном, правда, без лука. Но меч на перевязи у него был.
Пальцы мои сжались на ножнах, и незнакомец это заметил. В руках у него невесть откуда взялся лук с наложенной стрелой, и он не замедлил натянуть тетиву.
— Я сказал «Добрый день», а вы хватаетесь за оружие, — сказал он с укоризной. — Прям удивительно. Не всегда встретишь человека, который сразу хочет показать, какой он плохой.
— Простите, — сказал я, и убрал руку с ножен. Подумал и добавил. — Здравствуйте.
— Так-то лучше, — сказал бородач, и лук пропал.
Я оторопело хлопал глазами, пытаясь понять, что произошло. Незнакомец подошел ко мне и присел рядом на корточки.
— Вы, мастер, извините меня, но я слежу за вами уже довольно давно. Причудлива вера ваша. Такого я ни у кого не видел. Вы — иностранец?
— Да, — сказал я. Сейчас он спросит, откуда именно я родом — и что прикажете говорить?
— А это у вас что? — он пальцем ткнул в повязку.
— Так, — сказал я, втянув от боли воздух сквозь зубы. — Мелкая неприятность.
— Это кровь, — сказал он, от удивления перейдя на ты. — Это у тебя такая кровь… Ты что, не можешь заверить свою рану?
Что он имеет в виду? К тому же, интонация была у него такая… как бы это выразить получше… Вы что, не умеете дышать? Вот как он это сказал.
— Заверить?
— Дьявол! — он отскочил в сторону, в руках у него снова оказался лук с наложенной стрелой, и он снова в меня целился. — Ты не можешь заверить рану!
В этот миг я, наверное, вид имел весьма бледный. Кровь отхлынула от лица, я это чувствовал, и глаза мои бегали туда сюда, как у нашкодившего школьника, и ничегошеньки я не понимал. Просто совершенно ничего. Ну и наконечник стрелы, направленный мне в грудь, оптимизма не добавлял. Заверить. Что значит этот канцеляризм здесь? Как можно заверить рану? Господи, страшно-то так. Может, это мир психов? Уж больно вид у него был невсебешный, словно он и впрямь в моём лице узрел дьявола. И откуда он берёт лук?! Объясните мне, как это у него получается — раз! и он с луком, два! и без лука?!!
— Вы — атеист?
— Что?!
— Впрочем, какая разница. Ах, ну как некстати! — неожиданно в его голосе прорезалась досада. — Ладно. Пусть всё будет по закону. Я отправлю служебную записку. Пусть Департамент сам с вами разбирается.
И он сел на стул, возникший из воздуха, из воздуха же вынул перо. Тотчас перед ним возник письменный стол, немного грубоватой на мой вкус работы. Бородач придвинул поближе к себе лист бумаги, лежавший на столе, и пару секунд покусывал кончик пера, глядя отвлечённым взглядом в даль и шевеля губами. Момент, когда лук исчез снова, я как-то упустил.
Надо сваливать, подумал я, допросов мне в жёлтом мире хватило выше крыши, и подобрался, готовясь вскочить.
— Давай-давай, — сказал бородач одобрительно, — упрости процедуру. Чем бумажки строчить, я лучше тебя при попытке к бегству пристрелю.
И я счёл за благо воздержаться от побега. Да и сколько у меня их было, этих самых шансов, с дырявой-то ногой?
Он писал довольно долго, минут десять, всё так же поглядывая время от времени вдаль и покусывая кончик пера. До сих пор фартило, думал я потерянно. Если вдуматься, во всех мирах все те, кого я встретил первым, бескорыстно или корыстно, но оказывали мне помощь. Но когда-то такая везуха должна была кончиться. Вот она и кончилась.
Ладно. У меня все-то то две задачи на данный час. Искать Никиту и лечить ногу. С ногой непонятно что делать, кто знает какая у них тут медицина, а в здешних травах… я и дома-то в травах не разбираюсь, а уж здесь и подавно. А вот Никита… Как я искал Никиту до сих пор? Спрашивал у людей. Я покосился на бородача. М-да… спросишь у такого. Надеюсь, он не единственное говорящее существо в этом мире. Кому-то же он там пишет?
— Всё, — сказал бородач. Небрежно сложил лист самолетиком, дунул ему в хвост, совсем как у нас во дворе делали это пацаны, и запустил его в воздух. Самолётик неожиданно резво пошёл вверх и обернулся белым голубем. Захлопал крыльями и стремительно полетел, набирая высоту, прочь.
— Будем ждать ответа, — сказал бородач, и внимательно на меня посмотрел.
И я обнаружил, что сижу с открытым ртом.
— Небольшой крюк нам с вами дать придётся, — сказал бородач. — К подножию Спящей лошади. Там источник.
— Чудодейственный?
— Само собой. Пить, кушать что-то надо, а там солонцы есть поблизости. До Далёкой Радости четыре дня пути. Еды на двоих у меня нет. А на солонцах, если повезёт, добудем дичи. Но сначала…
И он, заложив два пальца в рот, пронзительно свистнул. Всю жизнь мечтал так научиться. Ещё с прокаленного солнцем двора моего детства.
Послышалось ржание, и из глубины дубравы легкой рысцой выбежал, и остановился подле бородача, переминаясь с ноги на ногу, темно-зелёный, почти чёрный скакун.
— Молодец, Буц, молодец, — бородач похлопал коня по шее и достал из седельной сумы что-то вроде кожаной папки и перо с чернильницей и снова сел за свой загадочный стол. Вынул из папки лист бумаги, аккуратно открыл чернильницу, взял в правую руку перо, обмакнул его и посмотрел на меня.
