Терри Дэвид Джон Пратчетт - Творцы заклинаний (сборник)
Корова, очевидно введенная в смущение рогами его шутовского колпака, жарко лизнула Шута в ухо.
«Все-таки это правда, – подумал Шут. – Иногда ведьмы все же делают пакости людям».
Завтрашний вечер настал очень быстро, и ведьмы, обойдя замок, нерешительно приблизились к воротам.
– Если он нас действительно ждет, лучше было остаться дома, – в который раз заявила матушка. – Наверное, опять что-то затеял. Он явно использует головологию.
– Творится что-то неладное, – подтвердила Маграт. – Прошлой ночью его люди сожгли три хижины в нашей деревне. Он всегда так поступает, когда у него хорошее настроение. К тому же нанял нового сержанта. А у этого слова с делом не расходятся.
– Наша Дафф говорила, что видела, как эти актеры сегодня поутру разминались, – высказалась нянюшка Ягг, которая, отправляясь на прогулку, захватила с собой кулек с грецкими орехами и кожаный бурдючок, из которого исходил пряный, едкий аромат. – Сказала, что все утро орали, дрались, а потом никак не могли понять, кто кого прирезал. А иногда один из них выходил вперед и начинал сам с собой разговаривать.
– Актеры… – презрительно фыркнула матушка. – Мало им настоящей истории, все выдумывают…
– Глотки они так драли, что перекрикивали всех, – добавила нянюшка.
В кармане ее фартука лежал булыжник из замка. Король-призрак планировал попасть на представление без билета.
Матушка кивнула. Сегодня должно случиться что-то важное. Она понятия не имела, что за сюрприз приготовил Томджон, однако ее чувство на всякого рода драмы подсказывало, что паренек не станет размениваться на пустяки. Она представила, как Томджон, спрыгнув с подмостков, заколет узурпатора, – и поняла, что надеется на подобный исход всем сердцем.
– Хвала тебе, – вдруг пробормотала она, – такому-то такому, королю в грядущем…
– Шевелите ногами, – буркнула нянюшка. – А то шерри без нас выпьют.
Шут ожидал их появления, скрываясь рядом с маленькой калиткой. При виде Маграт лицо его на миг просияло, но тут же нахмурилось, когда из темноты следом за юной ведьмой выступили две старухи.
– Прошу вас, мне бы меньше всего на свете хотелось лишних осложнений. Надеюсь, никаких осложнений не предвидится?
– Понятия не имею, о чем ты там бормочешь, – величественно заявила матушка Ветровоск, проскальзывая мимо него.
– Выше нос, колокольчатый! – подбодрила его нянюшка, тыча локтем под ребра. – Смотри, ты нашу девочку не очень-то в углах зажимай!
– Нянюшка! – ахнула потрясенная Маграт.
Шут же отреагировал заискивающе-шокированной улыбкой, которую призывает на помощь молодой человек, когда пожилая матрона начинает обсуждать подробности его интимной жизни.
Обе старшие ведьмы, не задерживаясь, прошествовали в глубь замка, тогда как Маграт в последнюю секунду остановила цепкая рука.
– У меня есть одно местечко, откуда все изумительно видно, – поведал Шут.
Она помешкала.
– Пожалуйста, не думай обо мне дурно, – упорствовал он. – Со мной ты вне опасности.
– В этом я положительно убеждена, – пролепетала она, пытаясь заглянуть ему за плечо и понять, куда свернули ее старшие подруги.
– Пьесу решено давать под открытым небом, во дворе. Со сторожевой башни открывается отличный обзор. Там не будет ни души. Я отнес туда вино, кое-что из закусок… – Заметив, что Маграт все еще колеблется, он добавил: – Там есть полная бочка воды и камин, которым иногда пользуются часовые. Если хочешь, ты даже можешь помыть голову.
Замок был полон. Публика, вежливо кланяясь и услужливо улыбаясь, прохаживалась важными кругами – так обычно ведут себя люди, которые каждый день видят друг друга при одних обстоятельствах, а вечером вдруг встречаются в совсем другой обстановке, например на служебной вечеринке. На ведьм никто даже внимания не обратил, и матушка Ветровоск и нянюшка Ягг без помех заняли места на скамейках, поставленных перед на скорую руку сколоченной сценой.
Первым делом нянюшка Ягг протянула матушке кулек с грецкими орехами.
– Хочешь? – предложила она.
Мимо нее проскользнул городской голова Ланкра и вежливо указал на место рядом:
– Это место…
– Занято, – кратко отрубила нянюшка.
Городской голова, окинув рассеянным взглядом стремительно заполняющиеся скамьи, снова посмотрел на явно пустующее место перед собой. Подобрав полы мантии, он решился.
– Поскольку пьеса стартует с минуты на минуту, вашим друзьям придется поискать себе другое местечко, – заявил он и сел.
Через мгновение лицо его позеленело. Зубы заклацали. Городской голова схватился за живот и громко замычал[22].
– Тебя предупреждали! – рявкнула нянюшка вслед удаляющемуся на полусогнутых ногах сановнику. – Зачем спрашивать, если все равно поступишь по-своему? – Она наклонилась к пустому пространству: – Как насчет орешков?
– О нет, благодарю, – отозвался король Веренс, учтиво поднимая прозрачную руку. – К сожалению, они во мне не задерживаются.
– Сиятельные помпадуры и прелестные пейзанки! Прислушайтесь к выходкам шалых каботинов…
– Это еще что? – зашипела матушка. – Что это за парень в колготках?
– Это Пролог, – пояснила нянюшка. – Он всегда идет первым, чтобы все знали, о чем будет пьеса.
– Ничего не поняла, – пожала плечами матушка. – Кто такие помпадуры?
– По-моему, это что-то типа личинок.
– Вот здорово! «Привет, личинки, добро пожаловать на шоу!» Люди сразу настраиваются на дружелюбный лад.
Со всех сторон на ведьм обрушилось оглушительное шиканье.
– Орехи крепкие, заразы, – пожаловалась нянюшка, выплевывая скорлупу на ладонь. – Придется каблуком колоть.
Матушка погрузилась в непривычное, а потому нервное молчание и попыталась разобрать, о чем говорит Пролог. Театр ставил ее в тупик. Он был начинен своеобразной магией – магией, которую она не понимала, которой не могла овладеть. Он изменял мир и утверждал, что все на самом деле не такое, каким кажется. Но самое страшное было в другом. Эта магия принадлежала людям, весьма далеким от волшебства и чародейства. То были обыкновенные люди, которые не знали правил. И они перекраивали мир, руководствуясь звучанием фраз.
Герцог и герцогиня смотрели пьесу с особого возвышения, возведенного прямо напротив сцены. Стоило матушке взглянуть на герцога, как тот сразу расплылся в заранее заготовленной улыбке.
«Лично я считаю, что мир должен оставаться таким, каков он есть, – подумала матушка. – А прошлое – таким, каким оно когда-то было. Ведь было оно куда лучше».
Грянули первые аккорды.
Из-за колонны высунулся Хьюл и дал отмашку. В неровном свете факелов, шаркая ногами, появились согбенные фигуры Притчуда и Бреттсли.
Старик (крайне дряхлый). Что за напасть обрушилась на землю?
Старуха (крайне дряхлая). Проклятье тьмы…
Некоторое время, беззвучно шевеля губами, гном следил за ходом сцены из-за кулис. Затем, резко переменившись в лице, помчался в караульное помещение, где занятые в постановке актеры колдовали над последними штрихами своих туалетов. Хьюл издал традиционный яростный вопль обманутого режиссера.
– Шевелитесь давайте! – взревел он. – Солдаты короля – на сцену! Ведьмам – при… Куда запропастились проклятые ведьмы?
Три самых юных актера поспешили предстать перед режиссером.
– Я потерял бородавку!
– В котле плавает какая-то гадость!
– В моем парике явно кто-то поселился!
– Уймитесь, ну-ка тише! – заорал Хьюл. – Все идет нормально!
– Уже идет?
Хьюл подскочил к гримировальному столику, схватил лепешку замазки и, скатав ее в огромный ком, прилепил на щеку первому актеру. Злополучный соломенный парик со всеми его обитателями был натянут на голову «второй ведьме», после чего, внимательно осмотрев котел, Хьюл провозгласил, что гадость так и должна плавать и вообще ничего гадкого в этой гадости нет.
Тем временем на сцене один из стражников выронил из рук щит, поспешно нагнулся, подобрал его, но тут же обронил копье. Хьюл в ужасе закатил глаза и со страстной мольбой обратился к тому божеству, которое могло сейчас наблюдать за сценой.
Все шло наперекосяк. Да, на предыдущих репетициях обозначились некоторые шероховатости, однако сейчас шероховатости были ни при чем. На своем веку Хьюлу довелось познать мгновения, когда от одного взгляда на сцену начинает стынуть кровь. Но такой силы окоченение, как сейчас, он испытывал впервые. У всех до одного участников сцены поджилки дергались, как у брошенных в котел раков. Уловив повисшую над сценой напряженную тишину, Хьюл в отчаянии бросился к кулисам.
