Огонь во плоти (ЛП) - Флауэрс Дэнни

Затем он утратил вес, боль в пальцах исчезла, и он закувыркался в воздухе. Ему стало интересно, как бы с таким справилась Иктоми — возможно, извернулась бы на лету, или перекатилась? Как она это делала? Его конечности просто беспомощно трепыхались, не оказывая на полет никакого эффекта. Он напрягся, а потом в последнюю секунду задумался, станет ли от этого падение легче, или хуже.

Он приземлился жестко, из легких вышибло воздух. В локте что–то лопнуло, и пальцы на той руке онемели. Отплевываясь от заполнившей рот костяной гальки, Калеб попытался подняться, но огромная рука ухватила его за загривок, почти вздернула на ноги, а потом швырнула вбок. Мир вокруг него завертелся, и он покатился кубарем, силясь нащупать почву под ногами. Вместо этого ему на грудь обрушился ботинок, удерживая на месте. Мир над ним понемногу приобрел резкость. Сверху на него неотрывно глядел Порез, лицо которого было искажено, превратившись в свирепую маску, гораздо более устрашающую, чем все, что носили члены дома Кавдор. Глаза того налились кровью, став почти алыми, и Калеб увидел, как в одном из них собралась рубиново-красная слеза, скатившаяся по щеке и оставившая кровавый след.

— Попался, червячок, — прорычал Порез гортанным голосом, больше похожим не на человеческий, а на звериный. — Я тебя не спеша обдеру, повытаскиваю все хорошие кусочки. Пусть посмотрят, как я тебе скормлю кое-какие твои внутренние органы. Что на это скажешь, коротышка?

— Всего одно, — прохрипел Калеб, которому мешало дышать давление на грудь. — Это должен… был быть… кулачный бой.

— И что?

— И то, — задыхаясь, выговорил он, пока его рука тянулась к спрятанному в ботинке клинку, — что я хочу… чтобы в протоколе отразили… я победил по дисквалификации.

Порез плюнул ему в лицо и наклонился поближе. Кровь теперь явно сочилась из обоих его глаз.

— Протокол напишут только кусками твоих кишок, — ухмыльнулся он. — И твоих, и всех остальных, кто считает себя лучше меня. Я вас всех выпотрошу! Я…

Он запнулся и нахмурился, несмотря на жажду крови. На мгновение Калеб не понял, почему, а затем осознал, что толпа затихла. Глаза всех, включая Пореза, были устремлены в сторону шпиля.

Он проследил за их взглядами. С верхних ярусов амфитеатра что–то падало. Оно мчалось, словно ракета, и находилось едва ли в дюжине ярдов над ними, когда выстрелил кошкомет, зацепившийся за балку в соседних развалинах. Толпа судорожно вздохнула: фигура качнулась на тросе, сменив вектор своего движения. Порез только успел вскинуть оружие, прежде чем она врезалась в него ногами вперед, и он распростерся на земле. На глазах Калеба фигура исполнила пируэт в воздухе и приземлилась на ноги.

Это была Иктоми.

— Как… ты… это делаешь? — спросил он, силясь подняться. Она не ответила, устремив взгляд на Пореза. Тот уже стоял на ногах, отряхиваясь после падения, будто ничего не произошло, и держал в руке свой клинок. Из его глаз продолжала сочиться кровь, лицо было растянуто в оскале.

— Твоя женщина? — прошипел он, яростно глядя на Калеба.

— Напарница, — выдохнул Калеб, сражаясь за воздух. — Пожалуйста, я сдаюсь. Давай на этом закончим.

— Стало быть, уже «пожалуйста»? — ухмыльнулся Порез и навис над крысокожей, сверкая металлической челюстью. — Волнуешься, что я сделаю ей больно?

— Ни капельки.

— Уходи, — пробормотала Иктоми, положив руку на тыльник своего ножа. За исключением его, у нее, казалось, не было никакого оружия.

Порез тряхнул головой, продолжая ухмыляться.

— Не бывать этому. Последние слова будут?

Иктоми не ответила. Порез щелкнул переключателем на своей цепной глефе, и оружие снова с воем ожило.

— Из сильных и молчаливых, ха? Спорю, я смогу что–нибудь с этим поделать. Поглядим, какая ты молчунья, когда моя глефа окажется у тебя в брюхе.

Все так же ничего — ни трепета в глазах, ни напряжения в позе.

— Думаешь, ты мне соперник? — продолжил Порез. — Думаешь, крутой выход и удачный удар делают тебя достойным противником?

Никакой реакции.

— Может, я тебя немного покромсаю, — не унимался он. — Конечность отрублю, или срежу твое лицо. Позабавлюсь с тобой. Что думаешь об этом?

Ее рот искривился в некоем подобии улыбки.

— Не люблю забавы.

Его клинок пропел. Удар был заторможенным, даже неуклюжим. Возможно, Порез недооценивал ее, или же пинок нанес ему больше ущерба, чем он показывал. Но прежде чем он успел попасть в цель, клинок Иктоми уже по рукоятку вонзился ему в предплечье. Порез вскрикнул; пальцы вдруг перестали его слушаться, и цепная глефа выпала из руки. Он все еще сжимал оружие другой, но потерял баланс и запнулся, пытаясь восстановить его.

Она уже была в воздухе и приземлилась ему на плечи, будто кошка-фирр. Блеснуло серебро: между ее пальцами как будто протянулась прядь стального шелка. Она крутанула запястьями, и Порез внезапно оказался на коленях, задыхаясь и хватаясь за горло здоровой рукой в попытке высвободиться. Однако его пальцы были огромными и не могли зацепиться за гладкую сталь. Под ними появлялась багряная линия: проволока впивалась вглубь. На глазах у Калеба оттуда брызнула одинокая капля крови, упавшая на костяную гальку арены.

И все же Порез был силен. Он брыкался и бился, пытаясь достать Иктоми здоровой рукой, но она изворачивалась, держась с правой стороны, где его рука висела бесполезным грузом, поскольку ее клинок рассек критически важные сухожилия. Он уже слабел и понемногу кренился вперед, а его губы приобрели синеватый оттенок.

Эта смерть не была хорошей. Равно как и быстрой. Толпа поначалу безмолвствовала, не понимая, почему громадный гладиатор упал — удавка оставалась невидимой для зрителей. Но теперь они видели, что происходит, и их молчание было вызвано тревожностью.

Калеб, который никак не мог встать, сумел приподняться на колени. Он увидел лица людей. Это было не то кровопролитие, которого они жаждали. Никакого сшибающегося оружия, никаких оскорблений и проклятий. Порез даже не мог говорить, и его последние вздохи немногим отличались от глупого мычания животного. Он гротескно пучил глаза, пока жизнь в нем угасала.

Иктоми разжала захват и встала. В ее глазах не было ни сожаления, ни сантиментов. Калеб увидел, что по сторонам от нее приближаются трое блюстителей, занесших шокерные дубинки.

14

Арена уже опустела — невольников согнали обратно на работы, банды и отребье ретировались в свои убежища. Однако жаровни продолжали пылать, отбрасывая свой мерцающий свет на костяную гальку. Вскоре той предстояло покрыться кровью как победителей, так и побежденных, но на данный момент лорд Пьюрберн счел ее подходящим местом для отправления правосудия.

В каком–то смысле это было его задачей с самого прибытия в Перикулус. Но он отстранился, и его постановления приводили в исполнение фанатики, несколько спешившие прибегать к кострам и петлям. Он соскучился по процессу рассмотрения улик и взвешивания аргументов, когда от его вердикта зависели жизни и благополучие.

Особенно это было приятно, когда дело касалось двух его конкурентов. Впрочем, ни один из них не являлся настоящим конкурентом, решил он, поочередно оценивая Вирэ и Сорроу. Лорд Цепей была выскочкой, поднявшимся выше своего места благодаря удаче и силе своей руки. Тем не менее, недостаток красноречия она компенсировала пылом, сопровождая свои требования стуком по столу и бешеной жестикуляцией. Это выглядело излишним. Он мог оценить стоимость обучения гладиатора на замену, а также удар, нанесенный по ее репутации. Однако стоявшая за ее словами горячность удивила его. Он отчасти подозревал, что с покойным ее связывали отношения, выходившие за пределы просто служебных.

— Леди Вирэ, — произнес он, когда ее гневная тирада завершилась. — Я выражаю соболезнования по поводу утраты вами бойца. Несмотря на это, я не убежден в необходимости возмещения ущерба. Смерть произошла на арене. Вызов был сделан и принят.