Джон Френч - Чемпионы Темных Богов
— Селандра Иобель, — голос прозвучал настолько близко, что она почувствовала, как напряглись мышцы. Кавор вихрем развернулся, поднимая оружие. — Спокойно, Кавор, — сказал голос, сильный, но спокойный.
Она повернулась медленнее, чем Кавор, стараясь не выдать спешки или удивления. В паре метров от них стоял высокий худощавый человек. На нем был стеганый нательник без каких-либо знаков или символики. Прямо у его ног в покрытой ледяной коркой земле зиял квадратный проем. Иобель неторопливо кивнула, не улыбнувшись. Она с радостью отметила, что Кавор не стал опускать оружие.
— Да, а кто ты? — спросила она. Худощавый человек улыбнулся.
— Я рад, что вы пришли, — мягко произнес он и повернулся к Кавору. — Ты такой же быстрый, как твоя репутация, Кавор. Сколько уже на твоем счету?
— Триста тридцать три, — сказал Кавор, продолжая целиться из оружия. Худощавый человек не изменил выражения своего лица, все так же доброжелательно улыбаясь.
— Еще восемьдесят девять, и ты станешь лучшим в своем клане, верно? — человек безрадостно хохотнул. — По крайней мере, стал бы, не нарушь ты первый и второй эдикты.
Кавор кивнул, но от Иобель не укрылось, как дернулись мышцы его челюсти. Он никогда не рассказывал, почему покинул свой стрелковый клан, и Иобель считала, что она одна знала о тех причинах. То, что он знал так много об ее собственных послушниках, более чем искушало ее приказать Кавору прострелить всезнающему ублюдку глаза.
— Отвечая на твой вопрос, Иобель — меня зовут инквизитор Кастус Издубар, и очень хорошо, что мы, наконец, встретились.
Иобель сумела сохранить лицо неподвижным, а взор холодным, но почувствовала, как участился ее пульс. Издубар, это имя было ей знакомо, имя, которое произносилось в Ордо Маллеус с почтением, хотя называли его не просто инквизитор Издубар, но лорд-инквизитор Издубар, конвенор Эфизианского конклава, Смотрящий Кадийских Пределов.
Издубар медленно кивнул, как будто соглашаясь с ее мыслями.
— Кажется, у вас есть кое-что мое? — сказал он и протянул обтянутую в перчатку руку. Иобель сжато кивнула и сняла с шеи инквизиторский символ, найденный ею на Просперо. Она ощутила, как напряглись в готовности мысли Кавора, когда положила знак в ладонь Издубара. Тот посмотрел на символ, медленно наклонив его, чтобы синий камень в центре поймал свет.
— Нам стоит пройти внутрь, — произнес он. — Когда солнце садится, становится еще холоднее, — он развернулся к открытому люку.
— Почему я здесь? — спросила она, прежде чем тот успел сделать шаг. Инквизитор обернулся, посмотрел на все еще поднятые пистолеты Кавора, и снова на Иобель.
— Ради ответов, Иобель. Разве не ради них ты отправилась на Просперо, выискивала все, что касается Тысячи Сынов, и пыталась выйти на нас последние два десятилетия? Что ж, теперь мы здесь, и ты можешь получить искомое.
— Кто это мы? — не шевельнувшись, спросила она.
— Круг немногих, видевших то же, что и ты, и кто прошел теми же путями в поиске единственного ответа, способного одолеть наших врагов — знаний.
— И что теперь? — сказала Иобель, окинув взглядом скованную льдом посадочную площадку.
— Увидишь, — Издубар повернулся и начал спускаться по ступеням под землю. Иобель бросила взгляд на Кавора. Нигилятор наблюдал за удалявшейся спиной Издубара, его лицо было совершенно неподвижным, аугментические глаза горели холодным светом. Иобель застыла, моргнула и мотнула головой. У нее внезапно возникло ощущение, будто она уже была здесь раньше. Она открыла рот.
— Мы идем? — спросил Кавор. Инквизитор медленно кивнула, все еще неуверенная. Кавор оглядел ее, так и не сдвинувшись с места.
— Да, — наконец сказала она. — Мы идем.
Она встряхнулась и вошла в люк. Кавор у нее за спиной опустил пистолеты, свет в его глазах из зеленого стал синим, и он последовал за инквизитором под лед.
XI
Земля лжи
— Он лжет, — прозвучал голос — глухой, лишенный эмоций, как будто говоривший считал большее выражение чувств пустой тратой сил.
Астреос попытался открыть глаза, но потом вспомнил, что у него больше не было настоящих глаз. Голова все еще болела, как и тогда, когда он проснулся в первый раз, хотя мысли казались более ясными. Воспоминания до того, как он лишился сознания, резко обрели фокус. Теперь он помнил больше, пусть и не был уверен, откуда. По звуку голосов он понял, что помещение было куда больше озера света вокруг него. Он понял, что кроме повреждений черепа его тело пыталось залечить глубокие ожоги на спине и ногах. Он понял, что в пределах двадцати шагов от места, где он лежал, находилось заряженное и готовое к бою оружие. Астреос понял все это, а также то, что он находился здесь потому, что Инквизиция нарекла его предателем. Это не могло быть правдой, он знал это, но тогда зачем они забрали его? Почему у них могли возникнуть вопросы?
— Нет, не думаю, — отозвался второй голос. Он принадлежал инквизитору, догадался Астреос. — Нередко повреждения открывают одни части структуры разума, одновременно погребая или разрушая другие. И прежде чем ты скажешь это, Эрионас, я не собираюсь просить Кендриона проникнуть в его разум. Я хочу получить то, что осталось внутри, и я хочу получить это без дальнейшего ущерба.
— На это уйдет время, — сказал другой голос, на этот раз женский. Астреос услышал, как слова дребезжанием донеслись из старческой и поврежденной глотки.
— Я знаю, что уйдет время, — отрезал инквизитор. — Кендрион уже заглядывал в его разум и сказал, что он похож на полуразрушенное здание. Мы можем достичь нижних этажей, но нужно быть осторожными, или оно снова обвалится. Если нам это не удастся, есть и другие методы, но с каждым их применением мы уменьшаем шансы на успех. Разве не этого мы хотим — понять, что затеял Ариман?
— Он пробудился, — раздался механический голос техножреца. Астреос услышал шорох тканей, когда люди обернулись, и звук приближающихся шагов.
— Дайте ему зрение, — сказал инквизитор.
Внезапно его взор захлестнуло светом, и он увидел инквизитора, стоявшего рядом с его телом.
— Я не предатель, — произнес Астреос и закашлялся. Его тело забилось в оковах, и он ощутил в горле привкус влажного железа.
Лицо инквизитора осталось непроницаемым.
— Что ты помнишь?
Астреос умолк. Теперь он видел больше, детали прошлого развернулись перед его внутренним взором, будто очертания темной комнаты под лучом фонаря. Астреос молчал. Он не помнил, как оказался тут, но знал, что не был предателем. Он был ангелом смерти, его выковали, дабы служить Империуму разумом, телом и душой. Что такого он мог бы вспомнить, что могло перечеркнуть это предназначение?
— Расскажи, — сказал инквизитор.
Я должен ответить. Только еретики отказываются говорить правду. Они поймут, что я говорю искренне, должны понять.
Он рассказал им все, что только мог. Он рассказал им о мире, который изменил его. Многое поначалу было подернуто туманом смятения. Подробности то возникали, то вновь погружались в трясину его разума, когда уже были готовы слететь с языка. Он говорил до тех пор, пока больше не мог вспомнить, почему говорил. Он рассказал им о земле под горами, о разносящемся в ночи эхо, и об одиноком стуке его сердца. Его братья пришли из того подземного мира, дети, отнятые у жителей, которые никогда не видели света солнца. Он рассказал им о башнях крепости, тянущихся к солнцу, что вечно пылало в кобальтовом небе.
Чем больше Астреос говорил, тем больше приходило новых воспоминаний, образы и истины попадали в его разум и на язык с неожиданной отчетливостью. Казалось, словно его разум превратился в разматывающийся клубок. Он вспомнил Три Башни Истины, на вершинах которых каждый аспирант давал свои великие обеты. Он вспомнил, как сжимал в руке болт-пистолет с вырезанными на рукояти именами его предыдущих владельцев. Он вспомнил первый раз, когда убил, и первый раз, когда почувствовал красное зловоние боя. Он вспомнил ощущение доспехов. Он вспомнил, что стал космическим десантником.
Астреос замолчал. Во рту чувствовался металлический привкус, голова как будто раскалывалась. Служивший ему глазами сервочереп обернулся и увидел фигуры, которые стояли за спиной худощавого человека. Их было трое, сгорбившихся под изорванными мантиями, покрытыми вышитыми золотой нитью символами. Они всегда были там, но теперь подступили ближе, словно делали по шаркающему шагу всякий раз, когда он вспоминал очередную деталь. Астреосу они не понравились. Что-то в них вызывало неодолимое желание пристрелить их.
— Да? — сказал тонколицый человек.
— Как тебя зовут? — спросил Астреос. Боль в голове становилась хуже. Ему хотелось моргнуть, но у него не было глаз. В мыслях что-то поднималось, он чувствовал, как оно вливается на границу сознания, словно заря.
