Джон Френч - Чемпионы Темных Богов
— Нет, — без раздумий сказал Астреос.
— Вот тебе и ответ.
— Я не помню, кто я, или почему оказался здесь, — Астреос устало хохотнул. — Что ты хочешь узнать?
— Все, — ответил инквизитор. Он провел рукой по лбу, и сделал тщательно контролируемый выдох. — Начнем с того, что ты помнишь — тебя зовут Астреос.
— Нет, — сказал Астроес. Он ощутил, как в разуме открылся карман воспоминаний. Говорить казалось ему хорошей мыслью, разговор как будто прояснял его память. — Это мое имя, но не первое мое имя, — он прервался, облизал пересохшие губы. Его наполнили образы и ощущения. Он увидел лица и почувствовал круговорот запахов, которые не были реальными для него долгое время, но стали реальными сейчас, более реальными, чем лицо инквизитора и боль в голове. Он начал говорить, его голос словно доносился от кого-то другого и из какого-то другого места.
— При рождении меня назвали Меллик. В детстве было много дыма, а небо всегда имело цвет меди. Я помню башни, вздымавшиеся до облаков. Они были покрыты огнями и извергали пламя. Думаю, у меня были сестры. Я не помню название дома, или как звали остальных. Я помню лишь то, что меня звали Меллик. Я все еще слышу, как кто-то зовет это имя. Я привык прятаться на крышах или заползать в переходы, и просто ждать, пока все не утихнет. Мне не нравились люди, и они также не любили меня. Я был другим, все это знали, хотя об этом я им никогда не говорил. Но я мог их слышать. Я чувствовал их страх и ненависть, касавшиеся моей кожи всякий раз, когда они смотрели на меня.
Астреос остановился. Вокруг него вращались фрагменты воспоминаний, показывая ему отражения лиц, эхо голосов. Он наблюдал за ними, зная, что все они что-то значили для него, но не в силах понять, что же именно.
— Большинство из твоего рода не могут такое помнить, — сказал инквизитор. Образы прошлого померкли.
— Моего рода? — переспросил Астреос. Инквизитор кивнул.
— Псайкеры Адептус Астартес.
— Так вот кто я такой?
Инквизитор приподнял бровь.
— Ты помнишь, как говорить, помнишь, что такое сервочереп, но не помнишь, кто ты, — он улыбнулся, сверкнув серебряными зубами. — Что еще ты помнишь, Астреос?
Астреос машинально попытался закрыть глаза. В ответ над глазными линзами сервочерепа сомкнулись створки. Вид с камеры сменился перемежаемой статикой тьмой.
— Я помню день, когда пришли корабли. Они пронзили серое небо, больше башен, больше чего-либо. Они забрали свет. Я знал, что они явились за мной, даже до того, как начали вещать громкоговорители, я знал это. Я прятался, но меня нашли. Люди, которых я знал, помогали им, рассказывали, где любил прятаться странный ребенок. Проснулся я уже в другом месте. Там были крики и боль, и мгла, и больше света, чем я когда-либо видел. Так продолжалось очень долго. Затем меня забрали в другое место, где было еще больше боли. Вопросы. Проверки…
Его голос постепенно затих. Он снова увидел мужчин и женщин в плотных масках на пряжках, волочивших его на цепи. Там были машины, и крики, которые проникали сквозь стены и попадали в его сны. Они длились бесконечно, но никогда не были одними и теми же. Неизменным оставалось только воспоминание о страхе и боли.
— Ты помнишь еще что-либо?
— Да, — медленно сказал Астреос. Теперь воспоминания приходили быстрее, сумрак рассеивался, когда он пробегался по своему прошлому. — Я помню еще один корабль, но я был уже один. Комната была серебряной. Было холодно. Следующее, что я помню, был великан в черных доспехах. У него был череп вместо лица и красные глаза. Там был еще второй великан, но он был в синем, и его… его глаза. Я чувствовал их внутри черепа. Они сказали…
— Сигнал его мозга неустойчивый, — сказал возле него техожрец, его голос разнесся над внезапным писком машин.
Воспоминания оборвались. Образы застопорились и задрожали. Астреос захотел закричать, сам не зная почему. Он просто знал, что нечто в его воспоминаниях, нечто, что всегда было с ним и во тьме, и в свете, и в боли, пыталось ожить снова. И тогда он узнал его. Это был ужас, воспоминание о детском ужасе, пытавшееся проявиться в разуме, который более не понимал его, который уже не был человеческим.
В воспоминании, космический десантник в синей броне смотрел на него глазами, похожими на отполированный лед. Пальцы перчатки были истертыми, их прикосновение — холодным.
— Они сказали… — он услышал, как слова вновь слетели с его губ. Все становилось медленным, и мягким, и темным.
— Да? Что они сказали, Астреос?
— Чрезмерная мозговая активность. Вторичное внутричерепное кровотечение. Объект теряет сознание.
Тьма разрасталась вокруг него, и воспоминание о двух космических десантниках удалялось, становясь образом, видимым сквозь точку в покрове забвения.
Он почувствовал, как его рот открылся, и язык, запинаясь, сформировал слова.
— Они сказали, что я стану ангелом.
Крепость была вытесана изо льда. Ее стены высились кольцом бирюзовых и белых лезвий. В центре находилась одинокая посадочная площадка, будто монета, брошенная на замерзшую гладь озера. Ее окружали орудийные турели с обмотанными белой материей стволами и скрытыми под белесыми маскировочными сетями очертаниями. Осматривая крепость через иллюминаторы лихтера, у Иобель сложилось впечатление, что ее внешняя структура походила на корону из замутненных кристаллов. Но сейчас, дрожа, несмотря на отороченный мехом плащ и термостойкий нательник, крепость больше не напоминала ей корону, а скорее одно из самых пустынных мест, что она когда-либо видела.
— Прелестно, — стуча зубами, пробормотал Кавор. Плечи нигилятора были согбенны под толстым багровым плащом, а голова была так глубоко опущена в черный меховой воротник, что он выглядел как троглодит. Рядом стали наращивать мощность двигатели лихтера, готовясь к взлету. Корабль вернется, когда они закончат, ничто не оставалось на полярном льду дольше, чем это было необходимо. Иобель уже с сожалением вспоминала пропахшее машиной тепло лихтера.
Планета, на который они высадились, называлась АВ-213. Она притаилась на рваных краях Ореолового Пограничья, ее экваториальный пояс представлял собой протяженность зловонных джунглей, что перерастали в безводные пустыни, тянувшиеся до разросшихся полярных шапок. Здесь могли обитать люди, могли возвести из грязи некое подобие жизни и цепляться за нее, но этого не произошло. Лишь несколько членов Инквизиции знали о планете, и небольшой круг из Ордо Маллеус отвечал за то, чтобы так продолжалось и впредь. Планета АВ-213 была одним из тихих и всеми забытых мест, что использовалось теми, кто боролся с врагами, о существовании которых человечество не могло узнать. Иобель знала об этом месте, но о том, что могло ее здесь поджидать, она не догадывалась.
Два десятилетия прошло с тех пор, как она ступала на Просперо, и за это время она ни на шаг не приблизилась к настоящим ответам. Конечно, она пыталась. Иобель шла на любые хитрости, чтобы лишь узнать, кто же оставил инквизиторскую эмблему в мертвом мире. Все, что ей удалось найти — только подозрительное отсутствие каких-либо данных. Это только убедило ее, что нужно копать еще глубже, ведь отсутствие информации было таким же говорящим, как и сама информация. Но два десятилетия поисков не принесли плодов, пока, когда она уже была готова сдаться, пришло послание. Курьер с очищенным разумом доставил ей небольшой тубус-головоломку, покрытый просперианскими рунами. Внутри оказался клочок пергамента, а также пластинка-взрывчатка, что детонировала бы, если кто-то попытался бы вскрыть тубус силой. На пергаменте было местоположение АВ-213, код доступа, и единственная написанная от руки строчка: «дверь к правде открыта».
Рампа лихтера начала закрываться, а двигатели подняли в воздух ледяную крошку. Пилот-сервитор пробормотал по воксу поток машинного кода, а затем взлетел. Когда он поднялся на десять метров над площадкой, двигатели включились на полную мощность. Иобель почувствовала, как в лицо дохнула волна жара, и порадовалась хоть такому теплу. Спустя какое-то время лихтер исчез, превратившись в бледную точку, что поднималась в холоднее синее небо. Инквизитор опустила глаза. Они остались одни, бескрайний простор неба и льда как будто сомкнулся вокруг них. По посадочной площадке завывал ветер.
— Мне это не нравится, — сказал Кавор, оглянувшись по сторонам. Она услышала тихий щелчок и поняла, что он отстегнул застежки с кобур под плащом. Она промолчала, но переключила каналы в вокс-бусине: каждый раз ей отвечало приглушенное шипение. Через какое-то время Иобель прекратила и стала ждать. Если бы не металл посадочной площадки и замаскированные орудия, она бы подумала, что ошиблась местом.
— Селандра Иобель, — голос прозвучал настолько близко, что она почувствовала, как напряглись мышцы. Кавор вихрем развернулся, поднимая оружие. — Спокойно, Кавор, — сказал голос, сильный, но спокойный.
