Зверь (СИ) - "Tesley"

Взяв ладонь Мэллит, он крепко приложил её к животу гоганни.

— Вот наш сын! — сказал он. — Слышишь? Не смей забывать о нём!

Во взгляде Мэллит мелькнуло что-то осмысленное. Она ласково провела ладонью по животу, и лицо её слегка прояснилось. Она походила на человека, пробуждающегося от какого-то липкого сна. Альдо решил воспользоваться этим.

— Я запрещаю тебе выходить во двор, — приказал он. — Всё, что ты делаешь, отныне ты должна делать только ради нашего сына. Слышишь? И я тоже, — добавил он секунду спустя.

— Да, — ответила Мэллит.

Она глубоко вздохнула, словно освобождаясь от морока.

— Не гляди больше в окно, — предупредил её Альдо. — И помни: твоей семьи давно нет в живых. Всё, что у тебя есть, сейчас в тебе самой. Если ты хоть на мгновение забудешь об этом, ты погубишь нашего сына. А ты должна произвести его на свет, иначе некому будет повелевать волнами!

— Альдо… Я запомню, — прошептала Мэллит. — Я сделаю всё, как ты говоришь.

Альдо с облегчением выдохнул: ему удалось достучаться до её сознания.

— Начинай собираться, — произнёс он. — Ты уезжаешь завтра.

Мэллит испуганно посмотрела на него.

— Я хочу сказать: вы уезжаете, — поправился Альдо. — Ты и наш сын. Я распоряжусь, чтобы слуги немедленно начали сборы. Завтра с рассветом вы отправитесь в Сакаци. Это лучшее место для родов. Матильда сумеет позаботиться и о малыше, когда придёт срок ему родиться, и о тебе.

— А ты? — потрясённо спросила Мэллит одними губами.

— А я останусь здесь, — просто ответил Альдо. — Ты ведь знаешь сама и сказала мне вчера: другого выхода нет.

Мэллит поняла его мгновенно. Глаза её расширились, став неправдоподобно огромными на нежном личике, а нижняя губа едва заметно задрожала.

«Она же останется совсем одна! — подумал Альдо. — Мне придётся покинуть её».

И острая жалость полоснула его по сердцу.

— Бедная моя пчёлка, — проговорил он ласково, погладив её по руке, — бедная моя пчёлка!

Мэллит кинулась ему на шею. Он зарылся лицом в её волосы, такие солнечные в этот беспросветно-серый день, и несколько минут простоял так. Затем разжал руки и отстранился.

— Послушай внимательно, пчёлка, — сказал он мягко. — Когда я был совсем ребёнком, мой отец утонул – здесь, в агарисском заливе. Я не знаю, почему это случилось. Наверно, мать могла бы рассказать мне об этом, но она погибла вместе с ним. Если б она выжила, она предупредила бы меня. Тогда я не совершил бы стольких ошибок, сколько наделал. Но я не хочу, чтобы наш сын повторил мою судьбу. Для этого ты должна выжить, Мелитта. Когда наш сын вырастет, расскажи ему обо всём.

Мэллит судорожно кивнула. По её щекам катились крупные слёзы.

— А сейчас я помогу тебе собраться, — продолжал Альдо с деланной беспечностью. — Слугам я скажу, что поеду вперёд разведать дорогу – налегке, ещё с вечера. Потом говори им всё, что захочешь. Но Матильде, как доберётесь до Сакаци, сразу расскажи правду. Ей будет тяжело принять это, но она сильная женщина. Она вынесет. А этот жезл, — Альдо указал на кипарисовый ларец, — я доверяю тебе. Я велю слугам приторочить его к твоему седлу. Когда придёт время, отдай его нашему сыну. Это всё, что я могу оставить ему в наследство, но зато оно полностью его.

Мэллит склонила голову, соглашаясь.

— Какое имя ему дать? — тихо спросила она.

Альдо задумался. Почему-то этот вопрос ни разу не возникал в его мозгу за все эти месяцы. Вероятно, он просто не осознавал до конца, что дал жизнь новому человеку.

— Назови его Альдо, — весело попросил он.

Сборы продолжались до позднего вечера. Альдо тянул время, как мог. Ему до дрожи не хотелось окунаться в сырую промозглую темень, обволакивающую агонизирующий Агарис как траур. Дождь всё лил и лил, барабаня в запертые ставни, как припозднившийся гость.

Наконец, Альдо решился. Было уже около полуночи, когда он покинул гостиницу, ещё раз повторив свои распоряжения на завтра. Выехав за ворота, он ещё с час блуждал, отыскивая в ночном мраке монастырь Ордена Славы: здешние монахи ещё продолжали хоть как-то обходить город и помогать нуждающимся.

Найдя нужную дверь, он дёрнул за верёвку колокола и долго трезвонил в него.

— Я хочу пожертвовать Ордену этого коня для вывоза больных и раненых! — сообщил он появившемуся привратнику.

Заодно с конём Альдо пожертвовал Славе дорожный плащ и шляпу, а также всё, что завалялось у него в карманах – монеты, драгоценности, безделушки. Всё это было ему уже без надобности. Он действовал словно под влиянием вдохновения, легко и свободно. Монах смотрел на него не без удивления, но подарки принял: знатный господин был обходителен, добродушен и трезв. Кто знает, какие грехи перед Создателем он замаливает, отдавая одежду в такой ливень?

Из монастыря Альдо пешком отправился к берегу, с которого призывал море. Хорошие истории должны заканчиваться там, где начинались. Периодически сбиваясь в темноте с дороги, Альдо развлекался тем, что высчитывал в уме день рождения сына. По всему выходило, что тот появится на свет в самом начале лета – когда старый парк вокруг Сакаци расцветёт, а беседки оплетут вьющиеся мелкие розы.

Альдо попробовал представить себе, как будет выглядеть Альдо младший, когда вырастет. Перед его мысленным взором возникло собственное отражение: весёлые голубые глаза, беззаботная белозубая улыбка всеобщего любимца и баловня. Только волосы сына отливали не чистым золотом, как у него самого, а солнечной рыжиной.

Гоган! Его сын – гоган! Альдо едва не расхохотался в голос: вот уж кто из всей их семьи сумеет сколотить себе состояньице!

Пожалуй, он будет поумней отца.

Лицо Альдо было совершенно мокрым – из-за дождя.

Наконец, он отыскал бухту, над которой в первый раз опробовал жезл. Теперь её не было: море затопило её полностью. Откос, прежде горделиво возвышавшийся над нею, был полностью залит водой: Альдо брёл в луже, доходившей ему до середины сапог.

Волны ждали его с нетерпением. Море алчно шевелилось, как тысяченогий спрут, пришедший за своей жертвой.

Альдо почувствовал, что основательно продрог. Как тяжело, что он совсем один! Как бы любим он ни был, как бы ни был дорог своим друзьям и родным, умереть приходится в одиночку. Вокруг не было никого, кроме волн, но они – его подданные, его стихия! – стали его злейшими врагами.

Волны – холодные, скользкие спруты. Как могло оказаться, что эти мерзкие слизни оказались на гербе Повелителя Волн – у него, с его любовью к жизни, с его горячей кровью?! Пусть Придды забирают спрутов в свои владения. Его сын выберет себе другой герб.

Альдо вдруг показалось, что в волнах плеснуло гибкое чёрное тело. Он прищурился, всматриваясь. Быть не может: дельфин! Альдо часто видел их изображения на старинных фресках: сильных, весёлых, радостно резвящихся в воде. Морскую колесницу Унда влекла за собой целая их стая, а сам Ушедший, удивительно похожий на юную золотоволосую женщину, правил ими белым, как пена, жезлом.

Вот что будет на его новом гербе.

В затопленной бухте плеснуло снова. Дельфин кружился совсем близко, всего в нескольких шагах от Альдо, наслаждаясь дождём и набегающими волнами. Да и чего ему было бояться, когда вода – его родная стихия?

Правду говоря, Альдо не был уверен, что не находится в плену у собственного воображения. Но он и не хотел разувериться. В глубине души он знал, что в конце море обернётся холодным спрутом, который обовьёт его щупальцами и утащит к себе на глубину. Но по крайней мере в минуту смерти вместе с ним будет настоящий друг.

Альдо тихонько засмеялся и широко распахнул руки, словно собирался обнять своего спутника.

— Волны! — крикнул он в полный голос, — встречайте своего Повелителя!

И он бросился в затопленную бухту.

Дождь прекратился за три часа до рассвета. Тучи разошлись, и впервые за несколько последних дней на измученный Агарис взглянуло ясное осеннее солнце.

Рассвет застал Мэллит верхом на лошади. Она не плакала: нельзя было позволять себе даже думать об случившемся до приезда в Сакаци. Все её силы принадлежали сыну.