Сергей Шведов - Око Соломона
Сен-Жилль поморщился:
– Обойдемся без Боэмунда.
– Армянин Самвел утверждает, что ему удалось установить связь с жителями города. Вроде бы они готовы сдать Маарат, но очень опасаются за свои жизни и имущество, – поведал графу шевалье де Сент-Омер.
Сен-Жилль кивнул, подтверждая тем самым, что опасения богатых арабов далеко не беспочвенны. Если город будет взят штурмом, то обывателям рассчитывать на милосердие победителей не придется.
– А если они откроют нам ворота? – спросил Сент-Омер.
– Боюсь, что и в этом случае им не поздоровится, – опередил задумавшегося графа Монбар.
Сен-Жилль в ответ на вопросительный взгляд Готфрида только руками развел. Аршамбо был прав. Даже если Раймунду удастся удержать от грабежей своих провансальцев, то что он скажет французам, фламандцам, нормандцам, лотарингцам, которые жаждут добычи, как охотничьи собаки мяса. Попробуй не бросить им кость – сожрут с потрохами. Граф Тулузский слишком много времени провел среди благочестивых освободителей Гроба Господня, чтобы питать иллюзии на их счет.
– Есть один выход, – негромко произнес Монбар. – Недалеко от Северных ворот расположен дворец местного вельможи. Довольно крепкий, хотя и невзрачный на вид. Во всяком случае, арабы вполне способны отбиться от случайных наскоков до нашего подхода. Половину имущества они готовы отдать тебе, благородный Раймунд, в обмен на покровительство. Самвел утверждает, что это очень большие деньги.
– Рассчитывает на свою долю, – криво усмехнулся Раймунд.
– Конечно, – не стал спорить Монбар. – Но, понимая свое положение, он готов удовлетвориться десятой частью добычи.
– Наглец, этот твой Самвел, – процедил сквозь зубы Сент-Омер.
– Речь идет о ста тысячах марок, по меньшей мере, – пожал плечами Аршамбо. – И чем, скажи на милость, дорогой Готфрид, мой армянин хуже твоего нурмана, прибравшего к рукам цветущую провинцию.
– С Боэмундом я делиться не стану, – нахмурился Раймунд. – Речь идет о других вождях похода.
– Можно подумать, что они с нами делятся, – возмутился Аршамбо. – Ты захватил дом, значит и все имущество в этом доме твое, благородный Раймунд. Так заведено еще с Антиохии. Причем тут герцог Нормандский, не говоря уже про Готфрида Бульонского? Разве лотарингцы поделились с провансальцами богатствами Эдессы? Ты ущемляешь права своих вассалов, благородный Раймунд.
– Но ведь мы идем на сговор с арабами в ущерб другим! – рассердился Сен-Жилль.
– Мы сговариваемся не с арабами, а с почтенным Самвелом, – возразил графу шевалье де Монбар. – Не хватало еще, чтобы тебя, благородный Раймунд, заподозрили в тайных симпатиях к нашим врагам.
– Благородный Аршамбо прав, – мрачно изрек Сент-Омер. – Провансальцы стоят под стенами Маарата уже больше месяца. Все остальные только подошли. Этот город наш, и мы его никому не отдадим.
По правде говоря, благородный Раймунд придерживался мнения сходного с мнением своих верных вассалов, которым, похоже, надоело ходить в дураках. Обыватели Маарт ан Нута готовы были сдаться не крестоносцам вообще, а именно графу Тулузскому. Именно у него они просили защиту. Так с какой стати Сен-Жилль должен хлопотать о чужих интересах в ущерб интересам собственным. Тем более, когда речь идет о вещах второстепенных, не имеющих никакого отношения к делу, которому он посвятил всю свою жизнь.
– Пусть будет так, как сложилось, – изрек в заключение благородный Раймунд. – Каждый крестоносец владеет той добычей, которую он захватил. Я буду очень благодарен тебе, Готфрид, если ты напомнишь об этом обычае всем вождям. И выслушаешь их мнения на этот счет.
– Возражений не будет, – заверил сюзерена шевалье де Сент-Омер. – Каждый хлопочет о себе.
Благородный Боэмунд объявился у стен Маарт ан Нута, когда Сен-Жилль уже назначил время штурма. Граф Тарентский хоть и выразил удивление, что город собираются атаковать рано утром, а не ночью, но спорить с благородным Раймундом не стал. В конце концов, провансальцы уже больше месяца стучались в ворота Маарата, им, конечно, лучше знать, когда здесь происходит смена караула. И хотя слова Боэмунда вызвали усмешки на губах вождей похода, в целом совет прошел мирно, под диктовку мудрого Сен-Жилля. Раймунд расценил это как хороший знак и готов был отблагодарить баронов за миролюбие богатым городом, брошенным к их ногам.
Граф Тулузский рассчитывал на спокойную ночь и собирался хорошо выспаться, дабы утром предстать перед крестоносцами в сиянии славы. С Боэмунда Тарентского достаточно и того, что он присвоил себе лавры победителя над сельджуками Кербоги у стен Антиохии. Благородный Раймунд в возможность победы над атабеком Мосульским не верил, потому и остался в городе, охранять цитадель. Как позже выяснилось, он допустил ошибку, едва не ставшую для него роковой. После победы над Кербогой воины Христа поверили в счастливую звезду сына Роберта Гвискара. Именно с Боэмундом бароны, рыцари и простолюдины стали связывать свои надежды на благополучное завершение похода. Но жадный нурман не спешил эти надежды оправдывать. Собственное благополучие для него было куда важнее, чем освобождение Гроба Господня. Рано или поздно, иллюзии в отношении Боэмунда должны были рассеяться, но, к сожалению, крестоносцы теряли время, давая возможность Фатимидам собрать необходимые силы для обороны Иерусалима. Благородный Раймунд очень надеялся, что после взятия Маарата крестоносцы наконец прозреют и выберут свои предводителем единственного человека, который способен довести до победного конца дело, угодное Богу.
Разбудил Сен-Жилля шевалье де Сент-Омер. Причем сделал он это раньше оговоренного времени, когда до рассвета оставалось еще несколько часов. Раймунд с трудом открыл слипающиеся глаза и с удивлением уставился в перекошенное яростью лицо благородного Готфрида.
– Что случилось? – спросил граф.
– Нурманы Боэмунда Тарентского вышибли тараном ворота Маарата и ворвались в город.
Сен-Жилль был потрясен. Сен-Жилль не поверил своему преданному вассалу. Но, к сожалению, он не мог не поверить собственным глазам. Лагерь крестоносцев бурлил в ожидании новой победы. От света многочисленных факелов было светло как днем. Мимо потрясенного Раймунда пробежали лотарингцы с лестницами в руках. Похоже, герцог Бульонский спешил присоединиться к Боэмунду, дабы не остаться в дураках. Нормандцы Роберта Короткие Штаны уже были на стенах, и только провансальцы графа Тулузского продолжали метаться по лагерю в ожидании команды. К сожалению, эту команду некому было отдать – благородный Раймунд лишился дара речи. Из оцепенения Раймунда Тулузского вывел Аршамбо де Монбар, подбежавший к графу с обнаженным мечом в руке:
– Арабы открыли ворота города, как и обещали, однако нас опередили нурманы Боэмунда.
– Но ведь арабы должны были сделать это на рассвете! – взревел раненным зверем Сен-Жилль.
Аршамбо в ответ только руками развел. Положение складывалось критическое, но, по мнению шевалье де Сент-Омера, далеко не все еще было потеряно. Провансальцам следовало войти в город вслед за нурманами и оттеснить их от дворца, где засели богатые арабы. Благородный Раймунд сам возглавил решительную атаку по наведенному расторопным Боэмундом мосту. Правда, в воротах его опередил Аршамбо де Монбар с десятком спешенных рыцарей. Впрочем, никто провансальцам сопротивления не оказал. Не ожидавшие решительного штурма сельджуки либо уже покинули приворотную башню, либо полегли там под ударами крестоносцев. Но на стенах еще дрались. Шум доносился и из центра города, где, по слухам, была расположена цитадель. Надо полагать, Боэмунд бросил своих людей именно туда, дабы не дать местному беку опомниться и удержать последний оплот обороны города Маарата. Увы, надежды благородного Раймунда не сбылись. Дворец, где богатые арабы надеялись обрести безопасный приют, был взят нурманами с бою и разграблен до нитки раньше, чем провансальцы сумели до него добежать. Расторопности Боэмунда можно было только позавидовать. Нурманы в щепки разнесли входные двери, вышибли окна и проложили кровавый путь к спрятанным сокровищам по телам несчастных арабов, не делая различий между мужчинами и женщинами, стариками и детьми. Подобной жестокости Сен-Жиллю видеть еще не доводилось. Равным образом и такого количества трупов, которыми были буквально забиты все помещения дворца. Возможно впервые в жизни Раймунду, много чего повидавшему и участвовавшему во многих стычках и битвах, стало дурно от вида окровавленных тел. Возможно, арабы, обнадеженные графом Тулузским, действительно пытались оказать сопротивление, но даже и в этом случае жестокости нурманов не находилось оправдания.
Город Маарат ан Нут был взят практически за один день. К вечеру пала цитадель. Оборонявшие ее сельджуки сдались на милость Боэмунда без всяких условий. В городе начались грабежи, но особого рвения крестоносцы в этом привычном для себя деле не проявляли. Среди рыцарей и простолюдинов прошел слух, что один из вождей похода принял от арабов богатые дары и помог им вывезти все ценности за стены города. Одни при этом кивали на Сен-Жилля, другие на Боэмунда Тарентского. Недовольство, охватившее многих участников похода, не оставило равнодушными их вождей. Роберт Фландрский потребовал объяснений прежде всего от благородного Боэмунда, который уже успел не только нагрузить десятки подвод награбленным добром, но и спровадить их из города под усиленной охраной своих сержантов. Граф Таренский отнюдь не собирался скрывать от благородных сподвижников масштабы выпавшей на его долю удачи. Однако не рискнул определить стоимость взятого в одном из дворцов имущества, сославшись на слабое разумение в торговых делах.
