Карина Демина - Голодная бездна. Дети Крылатого Змея
Извиниться?
За то, что вчера едва не изнасиловала? Или все-таки изнасиловала, если до кровати добрались и… но он уже явно был не против? Если так, то обвинение ей не грозит, а вот увольнение…
– Так и будешь прятаться? – Он заговорил первым. И любезно подал одеяло, которое оказалось на полу. Одеяло Тельма взяла, натянула по самую шею, испытывая преогромное желание залезть под него с головой. В детстве помогало, помнится…
…только Мэйнфорд – не призрак из шкафа, сам не уберется.
– Я не прячусь. – Голос был хриплым, и горло отчетливо драло. А если… сказаться больной? Остаться дома на пару деньков, пока первые впечатление поблекнут, и вообще… – Я просто… мне…
Стыдно.
Нет, не так, стыд – это чувство, с которым Тельма давно научилась управляться. Она вообще не давала чувствам волю. А теперь ей хотелось исчезнуть.
Притвориться не то что больной – мертвой.
Тяжело заскрипела кровать: Мэйнфорд перевернулся на бок. Подпер голову кулаком. Смотрит. Лучше бы на потолок пялился.
– Мне следовало вчера уйти?
– Да и… – Тельма закусила губу. Простой выход. Обвинить во всем произошедшем его.
Но это неправда.
– Я не знаю, что со мной было. – Это признание далось с трудом, и куда хуже, что говорить его пришлось, глядя в глаза Мэйнфорда. Серые. Спокойные.
И никакого тумана.
– Раньше такого не случалось… и я пыталась сдержаться, но… если бы ты ушел, я… я не думаю, что это меня остановило бы.
Она выдохнула и замолчала. Вот и все. Сказано достаточно, и Тельме остается ждать ответа. А Мэйнфорд не спешит отвечать. Он хмур, но не больше обычного, и наверное, это вполне естественное для него состояние.
…а вот следы на шее остались.
И на губе, которую Мэйнфорд покусывает… на плече – царапины и глубокие, словно его кошка драла… это Тельма?
Больше некому.
Но у нее короткие ногти, а тут… до мяса почти.
– Больно? – Руки она сунула поглубже в складки одеяла.
– Да нет… ничего, – Мэйнфорд повел плечом. – Затянется и…
Он поскреб щетину на подбородке.
– Кажется, я тоже был… не вполне адекватен.
Тельма кивнула: в данном конкретном случае двое неадекватных лучше, чем один. И вспомнилось вдруг, что желтые глаза Мэйнфорда, что вихревые потоки силы его, которой хватило бы, чтобы разрушить не только квартиру, но и дом до основания.
И как это понимать?
Мэйнфорд защищен от ментального воздействия, должен быть защищен во всяком случае. Ментальные блоки – стандартная процедура для лиц, находящихся на государственной службе.
Вот только и у Тельмы защита имелась. Не помогла она при встрече с Гарретом… и получается, ее эхо накрыло и Мэйнфорда? А он, в результате, чудом не уничтожил жилой дом. И на фоне данных обстоятельств совместная ночь видится и вправду наименьшим злом.
И не злом вовсе.
Тельма хотя бы поняла, что люди находят в сексе.
– Так что… – Мэйнфорд провел по царапинам пальцем. – Будем считать это несчастным случаем на производстве…
Он замолчал, позволяя Тельме обдумать предложение.
– И еще… тебе не показалось… может, ты заметила… что-то необычное… ну, то есть не совсем, чтобы… – Он нарисовал знак вопроса в воздухе.
И Тельма рассмеялась.
Необычное?
Да вся ее жизнь – это одно сплошное недоразумение, которое все никак не разрешится.
– Ну да… – согласился Мэйнфорд. – Звучит глупо. Извини.
Было бы за что…
А вот простыни он пропалил. И матрац. И одеяло, которым Тельма укрывалась, тоже обзавелось полудюжиной дыр.
– Держи, – Мэйнфорд был столь любезен, что выбросил из ванной комнаты халат. – И это… составь список… что пострадало…
– Кохэн купит, – завершила фразу Тельма. Она говорила тихо, но все равно была услышана:
– Да… может, я сам?
Прозвучало это, почему-то, жалобно.
Глава 29
Спина чесалась, и Мэйнфорд с трудом удерживался, чтобы не потереться о стену, которая выглядела в достаточной мере шершавой.
А еще – хрупкой.
В этой квартирке, в душевой, где и умещался он с трудом, все было хрупким. И древним. И почти непригодным к использованию.
Как вообще можно жить в подобной дыре?
Впрочем, Тельме видней. И дело не в деньгах, хороший чтец всегда найдет подработку. Да и в принципе никто не заставлял ее идти в полицию. Небось, альвы сняли бы приличные апартаменты, если не на Острове, то в Первом округе точно. И водителя бы с машиной прикрепили. И охрану…
В трубах заурчало, и кран, откашлявшись, выдал тонкую струйку воды.
Холодной.
Вот же…
Мэйнфорд вздохнул и забрался в старую ванну, которая, несмотря на преклонные года, выглядела в достаточной мере крепкой, чтобы не развалиться. Правда, пришлось скрючиться, отчего поясница вновь напомнила о своем существовании. Или, точнее, о существовании целителей, которые здорово могли облегчить жизнь, если бы Мэйнфорд не избегал их с маниакальным упрямством.
Вода не принесла облегчения. Ржавая, с отчетливым запахом болота, она стекала по хребту, слегка унимая зуд, и Мэйнфорд просто сидел.
Прятался.
Трусливо прятался… подобного за собой Мэйнфорд не замечал. Прежде. С другой стороны, прежде он умел останавливаться именно тогда, когда следовало остановиться.
А вчера?
Что, Бездна его побери, вчера случилось?
Ему не пятнадцать. И даже не двадцать пять, когда подобные душевные порывы еще хоть как-то объяснимы. Ему пятьдесят скоро, а вчера… вчера он мог уйти.
Или остаться, но успокоить Тельму. Погрузить в сон. Парализовать. Отвезти в участок и запереть в допросной, что, конечно, вызвало бы пересуды, но избавило бы от нынешних проблем. А он не просто поддался, но сделал это с немалым удовольствием.
Вот за удовольствие как раз и было стыдно.
Мэйнфорд отряхнулся: угрызениям совести он как-нибудь потом предастся, подберет вечерок поспокойнее, выпьет бутылочку пивка или чего-нибудь покрепче. Сядет у камина и там от души настрадается. А сейчас не до того.
Дела ждут.
Он выбрался из ванны, которая все же хрустнула, но, к счастью, не развалилась. И не удержался, потерся спиной о прохладную стену… полегчало.
Вышел Мэйнфорд не то чтобы в прекрасном расположении духа, но вполне смирившись с реальностью, которая ко всему успела одеться в очередной серый и скучный костюм, а ему протянула простыню.
– Извини, но одежды у меня нет. То есть одежда есть, но тебе не подойдет… а твоя… кажется, немного того…
Это было слабо сказано.
Немного того.
От брюк остались клочья подпаленной ткани, рубашка была разорвана на аккуратные полосы. Пиджак… нет, одним пиджаком сыт не будешь. И это внезапное открытие почему-то Мэйнфорда развеселило. Этакого с ним не случалось и во времена бурной юности.
– А телефон в этой дыре имеется? – простыню он обернул вокруг бедер.
– Внизу. У управляющего…
– У управляющего…
Мэйнфорд представил себе путешествие на первый этаж и обратно. В простыне, пиджаке и ботинках.
– Тельма…
– Кому звонить? – вздохнула она.
Светлые волосы торчали дыбом. И пиджак сел косо… и вообще, выглядела она несколько помятой, но опять же виноватым себя Мэйнфорд не ощущал.
– Кохэну… попроси, чтобы одежду привез. И не беспокойся. Он будет молчать.
А Мэйнфорд пока осмотрит эту странную квартиру, раз уж попал сюда.
Здесь пахло… нет, не старым затрапезным жильем, которое могло бы рассказать пару-тройку прелюбопытных историй о прошлых своих жильцах. Хотя прошлые Мэйнфорда интересовали мало.
Он прошелся по спальне, слишком тесной, чтобы чувствовать себя комфортно. Заглянул в шкаф. Оценил содержимое: старое пальто, явно купленное у старьевщика. Пара блузок на плечиках. Пара пиджаков. Пара юбок. В ящиках – белье, крепкое, пусть и поношенное.
Никакого кружева.
Никаких легкомысленных вещичек, которым свойственно обретаться в женских шкафах.
Стоптанные туфли. Сапоги со стертой подошвой.
В ванной – дешевое дегтярное мыло, зубной порошок и щетка. Ни шампуней, ни бальзамов, ни даже крема для лица.
В гостиной… пустота. Дрянной ковер, дрянная мебель, очевидно, доставшаяся Тельме вместе с квартирой, и никаких личных вещей. Ни рамочек с фотографиями, ни цветов, ни фарфоровых безделушек, столь милых дамскому сердцу.
Почему?
Не из бедности. Мэйнфорду случалось бывать в жилищах еще более бедных, даже не в домах – в норах, и все равно их убогость хоть как-то пытались облагородить, пусть и хламом, добытым на свалке. А эта квартира… Тельма даже не пытается ее обжить.
Ей все равно?
И пыль не вытирает… нет, Мэйнфорд не осуждает ее за это, у самого бардак затяжной, но как-то… Сделав круг, Мэйнфорд остановился у массивного стола, занявшего с треть комнаты. Провел пальцами по столешнице… хмыкнул.