Зверь (СИ) - "Tesley"

С какой врождённой царственной свободой,

Чужда и легкомыслия пустого

И чёрствости заученных приличий,

Без дерзости, зато и без боязни

Она легко идёт стезёй неторной

Достоинства, не видя и не зная,

Что все боготворят её!.. —

На последних словах его дрожащий голос оборвался от избытка чувств.

— «Хоть, право, и скромной похвалы она не ждёт»[1], — неожиданно подхватил король глубоко растроганным тоном. — Как это точно сказано! Как верно!.. Вы любите Дидериха, герцог?

— Да! — подтвердил Дик, вздыхая во всю силу своих лёгких. — Особенно эти его стихи: они словно были написаны о её величестве.

— Вы правы, герцог, клянусь честью, вы правы! — воскликнул король, суетливо взмахнув руками и забегав туда-сюда по кабинету. — Я думал то же самое!.. Я вижу, что вы способны глубоко понимать поэзию! У вас есть сердце! Жаль, что я не знал этого раньше… Разумеется, — продолжал король, успокаиваясь, — юноша ваших лет не может не любить Дидериха, если только он от природы прям и честен. Только негодяй останется глух к прекрасному… О, эти проклятые Придды! Скользкие интриганы и предатели, — пробормотал король сквозь зубы.

— Ваше величество! Молодой герцог немного странный, это правда, но он не так уж и плох. К тому же он только что потерял родителей, — рискнул заметить Дик.

— Оставим это, — сказал король, останавливаясь. — Оставим это… Я помню, что шесть лет тому назад королева просила за вас после злосчастного восстания вашего отца.

— Я никогда не забуду об этой милости! — заверил короля Дик.

— Снисходя к её просьбе, я позволил вам наследовать владения и титул вашего отца. Однако же недавно вы согласились поехать в Алат для встречи с Альдо Раканом, — строго промолвил король.

— Государь, вы напрасно подозреваете меня в измене, — ответил Дик с обычной своей прямотой. — У меня не было намерения отречься от династии Олларов. Я хотел только склонить моего друга Робера Эпинэ к примирению с короной Талига, вот и всё.

Фердинанд II пытливо вгляделся в лицо Дика.

— Вы говорите правду, герцог? — спросил он.

— Я уже имел честь сказать вашему величеству, что никогда не лгу, — повторил Дик с гордым достоинством настоящего Окделла.

Король постоял минуту, не отводя взгляда от его лица, а потом удовлетворённо закивал головой.

— Вижу-вижу, герцог: вы честный человек, — сказал он. — Тогда объясните мне со всей откровенностью: почему шесть лет назад ваш отец восстал против меня?

— Вы сами виноваты в этом, государь! — заявил Дик не обинуясь. — Наш дом преданно служил Олларам четыреста лет. Мой предок Джаред III был кансильером у вашего пращура. Герцог Льюис Окделл стал героем Двадцатилетней войны. А мой отец Эгмонт I честно проливал за вас кровь как генерал вашей армии. Но служить Олларам не значит служить господину Дораку, ваше величество! Зачем кардинал разогнал Надорские штаты? Зачем обложил провинцию грабительскими налогами? Наши крестьяне мрут с голоду, а арендаторы не вылезают из долгов! Зачем вы позволили подлому интригану распоряжаться всем от вашего имени? И что теперь? Вы сами видите: он дерзко поднял руку на саму вашу супругу!

— Клянусь честью, вы правы, герцог, вы снова правы, — пробормотал король, морщась, как от зубной воли. — Я слишком многое ему позволял.

— Так остановите его, ваше величество! — воскликнул Ричард с горячностью. — Возьмите власть в свои руки! Пусть кардинал читает свои молитвы и не лезет больше в государственные дела!

— А вы-то сами, герцог? Разве вы не лезли в государственные дела, когда выступали перед агарисской курией без нашего соизволения? — ввернул король.

— Государь, — ответил Дик с достоинством, — я счёл возможным уверить кардиналов, что это не король Талига отдал приказ уничтожить в Олларии всех эсператистов. Я сам эсператист. И я не понаслышке знаю, как кардинал преследует моих единоверцев. Если в этом ваше величество заодно с Дораком, отдайте меня в руки ваших палачей прямо сейчас.

— Нет-нет, герцог! — мягко возразил его король. — Я сторонник церковного мира. Эсператисты такие же мои подданные, как и олларианцы. Знаете: епископ Риссанский советовал мне заключить союз с Эсперадором.

— Я не могу что-либо советовать вашему величеству, — отозвался Дик с поклоном, — но полагаю, что его преосвященство мудрый человек, хотя он лишь немногим старше меня.

— А граф Штанцлер, бывший нашим кансильером? — ласково спросил Фердинанд. — Что вы скажете о нём? Ведь вы, кажется, были очень близки?

Дик опустил голову, закусив губу от стыда, который неизменно вызывало в нём имя кансильера.

— Прошу простить меня, ваше величество, — негромко выговорил он через силу. — Эр Ав… Граф не был вполне правдив со мною. Прежде я сказал бы вам, что он достойнейший человек. Но теперь мне нечего ответить вашему величеству.

— О, вы действительно честный человек, герцог, — заметил король с чувством глубокого удовлетворения, легонько погладив Ричарда по плечу. — Жаль, что мы не поговорили так откровенно раньше. Но я исправлю свою оплошность. Теперь вы постоянно будете при мне: пусть вы ещё молоды, но вы – глава одного из Высоких Домов Талига. Я желаю знать ваше мнение обо всём, что происходит. Кстати: что вы думаете о семействе Феншо-Тримейнов?

Ричард с удивлением уставился на Фердинанда. Король собирается продолжать разговор о епископе Луи-Поле? Неужели ему понадобилась рекомендация от герцога Окделла?.. Что за нелепость!

— Я не могу сказать вашему величеству ничего определённого, — ответил Дик, не понимая, чего от него хотят. — Я знал близко только генерала Феншо-Тримейна… которого герцог Алва распорядился расстрелять.

— Он был вашим другом? — живо спросил король.

— Он хотел стать моим другом, — ответил Дик, — но мне не нравилось его бахвальство.

— Вот как?

— Да. Человеку его происхождения пристало держаться скромнее, — произнёс Дик, с неудовольствием припоминая самоуверенные разглагольствования Оскара.

Король заметно помрачнел.

— Генерал был дерзок?.. Видите ли, герцог, я спрашиваю об этом не из праздного любопытства. На допросе мать Моника показала, что покойный Феншо-Тримейн часто встречался с нашей супругой в аббатстве святой Октавии. И что эти встречи пятнали… доброе имя королевы.

— Это ложь, государь! — с горячностью воскликнул Дик. — Я хорошо знал Оскара. Он никогда не упоминал даже имени её величества, а если разговор касался королевы, выражал лишь чувство глубочайшего почтения!

— Вы можете поклясться в этом, герцог? — быстро спросил Фердинанд, словно торопясь поймать Ричарда на слове.

— Да, государь, клянусь честью!

Фердинанд II посмотрел на Дика влажными бесцветными глазами, и юноше показалось, что он читает в них самую искреннюю признательность.

— А памятью вашей матушки… Вы могли бы поклясться в этом памятью вашей прекрасной достойной матушки? — пытливо спросил король.

Дика охватило глубокое волнение.

— Клянусь вашему величеству, — ответил он дрожащим низким голосом, — памятью моей дорогой матери, которая научила меня любить правду превыше всего на свете, что генерал Феншо-Тримейн ни разу не сказал ни слова о её величестве, которое позволило бы заподозрить простое знакомство между ними!.. Оскар любил бахвалиться, государь, но я уверен, что он вообще никогда не видел королеву иначе как на официальных приёмах.

— Слава Создателю! — проговорил король с видимым облегчением. — Вы и представить себе не можете, как я рад вашему свидетельству, герцог! Мне так не хватает честных людей! Открытых, правдивых людей!.. Господин кардинал окружил меня одними трусами и подлыми доносчиками. Ваши слова, герцог, могут спасти мою супругу!

— Я с радостью отдам жизнь за её величество! — воскликнул Ричард с глубокой искренностью. — Но неужели всё настолько далеко зашло?

— Увы! — ответил король печально. — Прочтите протоколы допросов, — и Фердинанд указал пальцем на валяющиеся на полу бумаги.