Зверь (СИ) - "Tesley"

— Боюсь, что главное моё условие вы не в силах выполнить, ваше высокопреосвященство, — сказал он, впервые произнося титул Сильвестра и выделяя его голосом. — Я потребовал бы от вас честности, но, по-видимому, это единственное во всём свете, чем вы не располагаете. Судите сами: вы пригласили меня к себе, чтобы поговорить о моём эре. Вы даже повторили это графу Рокслею, когда мои друзья пожелали присутствовать при нашей беседе! Однако вы торгуетесь со мною уже битый час и за всё это время не сказали о монсеньоре ни слова!

Сильвестр криво улыбнулся, поняв, что его подловили. Юнец не так глуп, как казалось!

— Вы правы, — признал он сухо. — Однако я сделал то, что уже давным-давно следовало сделать вашему эру. Я поговорил с вами о вас самих.

Окделл, как истинный вепрь, нерешительно потоптался на месте, роя каблуками землю и полной грудью вдыхая яблоневый аромат. Наконец он произнёс:

— Сударь, прежде чем я дам вам ответ, я хочу получить знак открытости ваших намерений. Устройте мне встречу с королём. Я должен дать ему отчёт о моей поездке в Алат и встрече с принцем Раканом. А ещё я обязан попросить его величество за своего эра, так как вы сами, по-видимому, вовсе не собираетесь этого делать!

Сильвестр немного подумал. Мальчишка прост, хотя и не дурак; однако он не интриган, не политик и не дипломат. Его встреча с королём вряд ли возымеет серьёзные последствия. Немного досадно, что Фердинанд способен усмотреть в нём не только наследника бунтовщика-Эгмонта, но и сына Мирабеллы Окделл, этой «достойнейшей эрэа». Но не беда, пускай. Тем более, что, получив отказ, Окделл наверняка надуется и ускользнёт от Сильвестра.

— Хорошо, ваша светлость. Я исхлопочу для вас аудиенцию у короля. Будьте завтра во дворце к половине одиннадцатого: его величество примет вас до своей утренней прогулки.

Глава 3. Оллария. 4

4

Король принял герцога Окделла в своём рабочем кабинете, который обычно редко использовал по назначению. Но сегодня личный секретарь Брезе́ усердно скрипел пером, а сам Фердинанд II, заметно кривясь, листал какие-то бумаги, кипой громоздившиеся на его столе.

Дик не в первый раз видел Оллара вблизи и сейчас поразился произошедшим в нём переменам: толстое, рыхлое тело короля обрюзгло, лицо осунулось, щёки обвисли, а водянистые рыбьи глаза смотрели раздражённо и загнанно.

— Государь… — начал Ричард, поклонившись.

— А, герцог Окделл! — перебил его король отрывистым и визгливым тоном, поднимаясь из-за стола и не отвечая на поклон Ричарда, — хорошо, что вы пришли сами. Выйдите, Брезе.

Секретарь мышью выскользнул из кабинета в приёмную.

— Государь! Я приехал просить ваше величество…

Король оборвал речь Ричарда досадливым взмахом руки. Затем он побарабанил пальцами по кипе бумаг, которую только что читал, и неожиданно спросил неприязненным тоном:

— Известно ли вам, герцог, что мать Моника из монастыря святой Октавии обвиняет вас в тайных встречах с королевой?

Дик так удивился этому вопросу, что совершенно растерялся.

— Отвечайте! — взвизгнул нелепый король, топнув ногой. — Известно ли вам это?

— Я… я ничего не знаю, — пробормотал Дик, недоумевая, что могло так обозлить короля.

— То есть вы никогда не бывали в аббатстве? — поинтересовался тот, нехорошо прищурясь.

— Я… я бывал там, если ваше величество спрашивает, — ответил Ричард, не понимая толком, как ему следует себя вести.

— Зачем?

— Граф Штанцлер… То есть её величество приглашала меня туда, чтобы переговорить со мной, — честно признался Дик.

Встречи с королевой, конечно, следовало держать в тайне, но раз уж король всё знает…

— Зачем? — повторил Фердинанд. — Что именно хотела сообщить вам королева, чего она не могла сказать во дворце при всех?

— Э-э… Её величество… Сначала, то есть в первый раз… пожелала дать мне совет, как держаться…. с моим новым опекуном и эром, — сбиваясь, ответил Дик, стараясь не слишком углубляться в опасные воспоминания. — А во второй… Её величество сказала… э-э… Она оказала мне честь лично объяснить, почему не может принять мою сестру Айрис в штат своих фрейлин… по моей просьбе.

— Это всё? — тяжело спросил король.

— Государь, её величество дала мне только две аудиенции.

— Вы лжёте, герцог Окделл! — заявил Фердинанд гневно. — Ради того, о чём вы рассказали, королеве незачем было уединяться с вами в монастырском саду! Говорите правду, или мои палачи вытащат её из вас раскалёнными щипцами! Что вы делали в аббатстве вместе с подследственной Катариной Ариго?

Подследственной?.. Создатель! Вот до чего дошло! Проклятый Дорак добился-таки своего! Значит, это не аудиенция, а высочайший допрос? Дик почувствовал, что начинает закипать. Аббатство? На что намекает эта злобная дряблая туша? Неужели Оллар желает превратить его, Ричарда Окделла, в орудие гибели несчастной, ни в чём не повинной королевы?

— Я Человек Чести и никогда не лгу! — запальчиво ответил он, гордо вскинув голову. — Если её величество предпочла увидеться со мной тайно, это только потому, что она не хотела вызвать ваше неудовольствие своим участием к сыну Эгмонта Окделла!

— Ну разумеется! — воскликнул Фердинанд, перекосив рот словно бы в усмешке. — Что от меня скрывают, то меня не расстроит! Но только до тех пор, герцог, — прибавил он, багровея, — только до тех пор, пока я обо всём не узна́ю! Довольно отпираться! Мать Моника рассказала всё – можете прочитать сами!

И король, схватив со стола несколько листов, швырнул их прямо в лицо Дику. Поражённый юноша машинально удержал один, видимо, самый первый, поскольку наверху страницы было выведено чётким каллиграфическим почерком профессионального писца:

Дело о супружеской неверности королевы Катарины Ариго

Ужаснувшись, Дик выпустил листок из рук, и он упал на пол следом за остальными.

— Видите? — задыхаясь, спросил король. — Видите? Лгать бесполезно!

Святой Алан, какая гнусность! Невиданная подлость! Этот тюфяк-король, эта снулая рыбина, этот явный выродок и позор династии Олларов пошёл на поводу у Дорака и намерен погубить женщину, даже волоска на голове которой он не стоит? Обвинить её в измене? И каким же образом? Поставив ей в вину великодушное и невиннейшее участие к судьбе последнего герцога Окделла?!

Ричард, содрогаясь от негодования, отступил на шаг.

— Я не стану мараться об эту грязь! — проговорил он срывающимся голосом, гневно сверкая глазами. — Пусть в ней пачкаются те, кто её создаёт! У вашего величества есть палачи – так прикажите, чтобы они пытали меня, вздёрнули на дыбу, жгли калёным железом! Но и тогда, — воскликнул он с глубоким воодушевлением, — но и тогда я объявлю всему миру: её величество чиста как сама святая Октавия!

Фердинанд II помялся на месте, как медведь, соображающий, с какой стороны лучше напасть.

— Мать Моника уверяет, что вы по уши влюбились в королеву, — бросил он нарочито презрительным тоном.

— Любой благородный дворянин полюбит её величество, едва увидев! — открыто признал Дик, вызывающе задрав подбородок. — Я Человек Чести и чту Создателя. Всякий, у кого есть душа и сердце, признает её величество живым воплощением Его доброты и чистоты!..

— Она принимала вас наедине…

— Только низкие душонки усмотрят в этом дурное! — яростно возразил Дик. — Её величеству и в голову не приходят те мерзости, которые измышляют её подлые враги! Все её поступки исполнены благородства и великодушия. Я верю, что Создатель послал её на землю как пример истинного достоинства. Да будь я последним подлецом, способным забыть об уважении к моей государыне, я даже мысленно не мог бы оскорбить её. В её присутствии законченный мерзавец – и тот отречётся от своей низости и смиренно опустится перед ней на колени!

Лицо короля дрогнуло и его дряблые щёки мелко затряслись. В волнении он приоткрыл рот, словно намереваясь что-то сказать, но Ричард не заметил этого. Его словно подхватило порывом вдохновения, и он с глубоким чувством процитировал свои любимые строки из трагедии Дидериха: