Анна Сеничева - Перстень Рыболова
«Его здесь не было, – пронеслось в голове Расина. – Не было, трава невысокая, затеряться негде, я бы увидел…»
– Дождешься Ласси – передай, чтобы вечером был у меня. – Дали кивнул. – Извините, Расин, но я вас сопровождать не смогу.
Князь кивнул и двинулся вон из сада.
Выйдя снова на Гаванский спуск, он постоял на улочке, успокаиваясь. Строго говоря, Леккад прав, упрекать Селезня не в чем – князь бы первый дал от ворот поворот всякому, кто позволил бы себе сунуть нос в его дела. А пока Расин ничего определенного сказать не мог.
«Неужели мне глаза застит, – неожиданно подумал он, – и я врагов ищу на пустом месте… Но до чего же гадко все это…»
«В каких-то делах чувства – плохой советчик, – часто повторял Фиу Лэм. – А вот чутье – во всех делах хороший». Только как отличить одно от другого, чародей не говорил. Видимо, считал это вполне очевидным.
А ведь у стражника на поясе болтались пустые ножны… И клинка рядом не было.
Кинжал, который поднял Дали, и вправду был не его. Свой он вытащил из-под плаща, которым укрыл тело. Клинок был в крови по самую рукоять.
– Ты все слышал? – коротко спросил стражник, обернувшись к кустам.
За кустами, на ступенях дровяного сарая сидел Лоран. Он потер подбородок и кивнул. Встал и подошел к приятелю.
– Еле развязались, – сказал он. – Что вы с ним не поделили?
– Новичок. Сунулся в Мальтиад, – Ласси вздрогнул, – а ты сам знаешь, чей корабль там стоит.
– Он увидел?
– Там бы только слепой не увидел. А приказа на стоянку в гавани не было. Он и ринулся Селезню докладывать, я едва уговорил повременить. – Дали вытер свой клинок о траву. – Кто это был, со стариком?
– Королевский племянничек, будь неладен. Принесло на нашу голову.
Дали удивленно поднял голову.
– То-то я смотрю, лицо знакомое! Будто Серен-покойник. И зачем пожаловал?
– Видимо, тоска заела по родным берегам. Гм… А ведь он твои пустые ножны увидел, Дали. И Селезню что-то на ухо сказал – видно, рану велел посмотреть. Твои люди далеко?
Второй Асфеллот кивнул головой в сторону Мальтиада.
– Через минуту должны быть.
– Давай-ка бегом двоих в городской одежде. Княжич вроде в сторону Приморского рынка пошел, пока будет по Гаванскому спуску бродить, они догнать успеют. – У Дали округлились глаза. – Чего вылупился? Нет, пока только следом походят, поглядят, что делал, куда ходил, с кем. Вечером расскажешь. Все понял? Исполняй.
VI
Дали разделался со стражником бесшумно и умело, потому был уверен, что свидетелей не будет. Однако он ошибся. Все происшедшее под старым вязом видел один-единственный человек, который накануне вечером забрался на чердак особняка покопаться в рухляди, и остался там ночевать. Он видел все, от начала до конца, из крохотного окошка. Потом с не меньшим вниманием и тревогой наблюдал продолжение. Взгляд его с отвращением перебежал с одного Асфеллота на другого, метнулся мимо Селезня и остановился на Расине. Пришелец рассматривал князя с возраставшим удивлением, затем отодвинулся от оконца и в раздумье присел на краешек поломанного стула. Вдруг он вскочил, точно его подбросило, и кинулся к черному ходу, которым попал на чердак.
…Расин стоял перед гончарной палаткой на Гаванском спуске, где рядами расставлены были горшки, крынки и плошки, а сам краем глаза наблюдал за нищим, который тряс на углу своей кружкой для подаяний.
«Если он и сейчас поплетется за мной, значит – не показалось, – думал князь. – Упитанный какой нищеброд, у меня бы живо работать отправился…»
Он отошел от палатки, спустился в погребок, где торговали вялеными фруктами и орехами – старый погребок, знакомый еще с детства. Там, на его памяти, был второй ход, весьма удобный для побегов от воспитателей.
Ход и вправду остался, им Расин и вышел на другую сторону улицы. Там прислонился к стене, не сводя глаз с подозрительного нищего.
Тот терпеливо стоял на малолюдной улочке, не обращая внимания на прохожих, звенел медью в кружке, а когда князь, как ему показалось, уж слишком задержался, приблизился к погребку и глянул в оконце. Расин усмехнулся.
Бросив воробьям горсть орехов, он осмотрелся, взобрался по карнизу на плоскую крышу сарайчика; оттуда спрыгнул на задний двор, вспугнув кур. Через низкую калитку вышел на Глухую рыбную улицу, откуда с Гаванского спуска прямым путем поворотов пять, да и был таков.
Слежку Расин распознал сразу, но решил, что к нему прицепилось обычное гаванское жулье, приметившее нового человека, да еще одетого на чужеземный манер. На Лорана и не подумал.
Задумавшись, Расин несколько раз сворачивал в тупички, которых по улице было много – на то она и звалась Глухой рыбной – наконец, вышел к Приморскому рынку, и на маленькой площади против Моряцкой часовни снова увидел своего попрошайку. Тот о чем-то трещал с разносчиком мелкого товара. Это, надо думать, второй. Князь оглядел обоих и пошел своей дорогой.
На рыночных рядах разносчик нагнал князя, и дальше толкался от него шагах в двух, что даже в сутолоке было заметно. Расин разозлился. За полчаса он облазил лавок двадцать, да все в таких местах, что с лотком еле протиснуться можно было, раза два прошелся разносчику по ногам – великодушно простите, сударь! – в обжорном ряду пролил на него горячий бульон, потом незаметно дернул завязки лотка, отчего тот пополз вниз, а весь мелочный товар раскатился по мостовой.
За последними телегами рынка открылся переулок с ободранными домишками и деревцами на крышах, где на веревках сушилось латаное белье. В конце переулка блеснула ослепительно синяя полоса моря.
Расин остановился, прищурившись от серебряной ряби. Свежий ветер ударил в лицо, над головой что-то качнулось и ржаво заскрипело. Князь поднял глаза. «Мокий-брадобрей, – красовалось на жестяной вывеске. – Пиявки». Расин перечитал надпись, украдкой глянул через плечо на разносчика, который снова маячил за спиной, и спустился в лавку.
После солнечного дня лавка показалась подземельем. Свет в пиявочное царство проникал из двух оконцев под самым потолком. В сумраке стоял тот запах, про который говорят, что он глаза ест: пахло то ли нашатырем, то ли кошками. В углу висело кривое зеркало, вдоль стен прибиты были покосившиеся полки, завешенные линялой тканью.
Правду сказать, желающие побриться, освежиться и отворить кровь в лавку толпой не стояли. Был там один Мокий.
Брадобрей стоял спиной к дверям, упершись коленом в стул, и точил огромные ножницы. Расин, глянув на его бычью шею, рыжие волосы и фартук, прошитый красными нитками, понял, что перед ним «рыдварь»: так насмешливо, подражая их говору, называли жители столицы выходцев из гористых поселков, особенно тех, что шли в лекари и брадобреи.
Князь вытащил монету и постучал ею по столу.
– Денек добрый.
– И тебе того, коли не шутишь, – пробасил в ответ Мокий, даже не обернувшись.
– Дело у меня, – князь, убедившись в своей догадке, перешел на говорок, перенятый еще в детстве у Селезня, которого он любил передразнивать.
Мокий глянул через плечо на безбородого Расина, оценил, что много тут не заработаешь, и собрался было вернуться к ножницам, но тут приметил хорошую одежду князя.
– Волосы подровнять? – спросил он.
– Подровнять, да не свои, – ответил Расин. – Брату бы моему бороду сбрить.
– А где брат-то?
– У дверей стоит.
– Так чего нейдет? Или безногий?
– Боится, вот и нейдет. Ему десяти лет отроду деревенский цирюльник полщеки отхватил, с тех пор сам только бороду и стрижет. Знаю их, говорит, лодырей проклятых, лишь бы деньги задарма брать, – Мокий недовольно свел брови, – а назавтра смотрины, хоть бы чуть его облагородить. Как есть пугало. – Расин подошел к брадобрею и доверительно склонился к его уху: – Только ты сразу хватай, прямо как зайдет, а то ведь опять убежит.
– Не извольте беспокоиться, – пообещал Мокий. – Тащите сюда братца.
Расин выскочил из лавки.
Соглядатай стоял на углу, торгуясь со старушкой, продававшей каленые орехи.
– Почтенный! – воскликнул Расин. – Да, вы! Уделите минутку!
Разносчик прищурился и отошел от торговки.
– Вы местный? – спросил князь. – Лафиец?
– Чего надо вашей милости?
– Да сущую мелочь! Присмотрел в лавке кое-что, а как называется – забыл! – Расин в досаде хлопнул себя ладонью по лбу. – Напрочь вылетело! Случится же такое! – он бросил на лоток мелкую монетку.
– Беде грех не помочь, – осклабился разносчик и последовал за князем.
Расин, ступив во владения брадобрея, схватил помощника за шиворот и крикнул Мокию:
– Господин брадобрей! Пожалуйте!
Мокий сцапал добычу и притянул к себе.
– Да, бороденка-то поганенькая, сразу видно, сам стрижет. Ну, ничего, сейчас подправим! – он крепко ухватил «брата» за бороду, как вдруг та отлетела от подбородка и осталась у него в руке. Разносчик, не удержавшись, свалился на пол. Посыпались банки.
