Зверь (СИ) - "Tesley"
Ричард и его литтэны пропали.
Рокэ рванулся вперёд как багряноземельский чёрный леопард. Обиженная Изначальная тварь, обманутая в своих ожиданиях, захныкала ему вдогонку, но преследовать не стала: вероятно, она учуяла в нём божественную кровь.
Рокэ нёсся вперёд, но не мог сказать, в каком направлении он движется. Вскоре его снова атаковали крысы, и он отбивался от них на ходу как в затянувшемся кошмаре. Заметив краем глаза стену какой-то ротонды, он рванулся к ней, чтобы прикрыть спину от не знающих устали врагов. Но едва он коснулся камней, как стена расступилась. Сзади возник коридор.
Рокэ сбил с себя крыс и расшвырял их по земле. Избавившись от паразитов, он бросился наверх по винтовой лестнице, проложенной в каменном чреве ротонды. Его никто не преследовал.
Он выскочил на высокую смотровую площадку, парившую над землёй.
Он всё-таки поднялся на Блуждающую башню!
Здесь было пусто: ни одной живой души. Лишь в самом центре, на каменной чаше, свисающей на тяжёлых цепях, покоилось пылающее золотым багрянцем Сердце. Оно горело так ярко, что Рокэ инстинктивно отвернулся, заслонив глаза.
Дав зрению немного восстановиться, он внимательно осмотрелся по сторонам. Пол площадки, выложенный плотно пригнанными друг к другу плитами, был усеян останками ведьм. Всюду Рокэ натыкался на обугленные птичьи кости и клочки тонких кожистых крыльев; в воздухе кружил пух, похожий на перья. Камни были залиты чёрной дымящейся кровью. Но, к огромному его облегчению, следов человеческой крови или трупов дейт не было.
Ричард и его литтэны выиграли сражение. Они покинули Блуждающую башню по своей воле, вероятно, чтобы продолжить бой на земле.
Придя к такому заключению, Рокэ вложил шпагу в ножны и заткнул меч Раканов за пояс. Затем он шагнул к краю парапета, чтобы взглянуть вниз.
Вся Гальтара развернулась перед ним как на ладони. А вокруг неё, вдоль разрушенных стен, мчался табун пирофоров, окружая древнюю столицу стеной огня. Робер верхом на Дракко возглавлял этот магический хоровод.
Больше ни раттоны, ни крысы, ни Изначальные твари не могли вырваться за пределы Гальтары!
Рокэ одобрительно кивнул: Робер принял верное решение.
Однако раттоны и Изначальные твари больше не представляли главную опасность. Рокэ увидел, как волны гальтарского землетрясения распространяются повсюду концентрическими кругами, захватывая всё более широкие области. Земля трескалась, и из её глубин вырывался огонь, словно под слоем почвы прятались проснувшиеся вулканы. Воздушные смерчи закручивались то здесь, то там в гигантские чёрные воронки, а с гор спускались вспухшие водой грязевые сели.
Зверь выходил из недр Кэртианы.
«Нужно вернуть Сердце обратно земле, — тревожно подумал Рокэ. — Может быть, это хоть отчасти замедлит катастрофу».
Он повернулся лицом к каменной чаше – и ослеп. Багровое марево поплыло у него перед глазами, стирая очертания предметов.
Он шагнул наугад, протягивая руки вперёд. Их тут же опалило нестерпимым жаром. Но Рокэ упрямо двинулся в пламя, словно хотел с головой погрузиться в огненную лавину. Он почти перестал чувствовать своё тело, когда его ладони, наконец, коснулись средоточия огня – живого, бьющегося Сердца.
Он поднял его с чаши и вслепую шагнул туда, где по его расчётам находилась винтовая лестница. Одна нога его натолкнулась на ступеньку, и он стал медленно спускаться вниз. Он не видел, куда шёл, но путь оказался длинным, немыслимо длинным, будто каменное чрево башни превратилось в бесконечный туннель, уходящий под землю.
Его, потомка Раканов, приговорили сойти в Лабиринт.
Он шёл долго – настолько, что успел забыть, спускается он или поднимается.
Когда же он вышел на свет, его глаза не сразу привыкли к белизне дня после багровой ночи. Он оглядывался и осматривался, как посторонний, впервые очутившийся в незнакомом месте. В небе стояло солнце, и его лучи золотили выложенные мрамором мозаичные скамьи и стены.
Он находился в полукруглом амфитеатре, полном народу; люди вокруг перешёптывались и перемигивались, глядя на него. Однако главная странность заключалась не в том, что он почему-то стал предметом всеобщего внимания. Нет! Странным было то, что он никак не мог определить, где же именно пребывает: то ему казалось, что он – высокий представительный мужчина, восседающий на кресле, похожем на трон; то – что он стройный молодой человек внизу, охраняемый воинами в коротких кольчужных хитонах.
По-видимому, в амфитеатре вершился суд, однако он почему-то являлся и судьёй, и преступником.
Говорили свидетели и обвинители: бледная молодая женщина с лицом лисицы и благообразный старик в одеждах священнослужителя, но их слова отскакивали от его сознания, не оставляя на нём следов.
Наконец, он-судья поднялся, чтобы произнести приговор.
Он был анаксом Золотых Земель.
Он знал, что пришёл к трону через братоубийство и любил власть до самозабвения. Он упивался ею, как хищник кровью. И он нашёл сообщницу себе под стать: Катарину… Нет, её звали Беатриса. Он почему-то путал эти имена.
Он-судья внутренне ликовал, видя захлопнувшуюся ловушку, но он-преступник был подавлен и растерян. Он смотрел на совершающийся фарс, но не понимал его закулисного механизма. Эта часть его сердца не жаждала ни власти, ни богатства: он-преступник, хотя и скованный цепью, был свободен, и признавал только долг перед своей кровью.
Два его «я» отличались друг от друга как день и ночь, и они разрывали его существо пополам.
— Брат! — сказал он-судья себе-преступнику (победные трубы пели в потайном закоулке его души, но лицо выражало только приличествующую случаю скорбь). — Твоя вина неоспоримо доказана. Главы Высоких Домов вынесли тебе приговор, но я отдаю тебя на суд высших сил. Ты спустишься в Лабиринт, чтобы там принять уготованную тебе судьбу.
Ярость, пронзительная, как молния, вспыхнула в нём-преступнике. В одну минуту он прозрел, словно чья-то рука сорвала маску торжественной справедливости с него-судьи. Две половины его души столкнулись лицом к лицу и заглянули друг в друга, как в бездну.
Невинная обличила виновную.
Его кровь взбунтовалась и вынесла смертный приговор.
— Ты! — яростно крикнул он-преступник себе-судье. — Ты, который предал свою собственную кровь ради венца анакса! Так пусть же эта кровь падёт на твою голову и на весь твой преступный род вплоть до последнего колена! И пусть твоё последнее отродье терзается одиночеством, как и я, и четырежды пройдёт через предательство, через которое я прохожу по твоей милости! А я вернусь и посмотрю, как он проклинает того, кому обязан своей участью!
Сердце Кэртианы вспыхнуло, отзываясь на эти слова: оно озарило багровым светом весь амфитеатр. Он-Ринальди выпустил его из рук, с хохотом глядя, как оно плывёт к его-Эридани искажённому лицу.
Мир вспыхнул багровым пламенем и сгорел за доли секунды. Вокруг воцарилась темнота.
Рокэ пришёл в себя в Лабиринте.
Про́клятая кровь шумела у него в ушах. Он снова стал единым целым – последним Раканом, в котором соединилось прошлое и настоящее.
А будущего у него не было.
Он бездумно повернулся и направился к выходу. Меч Раканов легко ударялся о его правое бедро.
Далеко впереди замаячил лоскуток тускло-серого неба. Сколько времени прошло с той минуты, как за ним закрылась решётка Лабиринта? Он не помнил, да и не хотел вспоминать. Может быть, прошли столетия, а может быть – часы.
Выцветший лоскут неба вблизи оказался тучами песка и пыли. Воздух был полон ими; старинные каменные плиты сотрясались, подбрасывая сухую землю вверх, словно под ними ворочался проснувшийся гигант. Ветер ревел с ураганной силой, разнося повсюду клочки рыжего огня.
Удивлённый картиной стихийного бедствия, он замер, осматриваясь. За его спиной сквозь пыльную бурю неясно виднелся Холм Ушедших – каменные мечи на его вершине горели Закатным пламенем. А в паре десятков бье впереди неизвестный воин с обликом Повелителя Скал сражался с огромным песчаным минотавром.
