Поднимите мне веки - Елманов Валерий Иванович
– Погоди, Петр Федорович, – ободрился я. – Сдается мне, что мы с тобой еще съедим ту курицу, которая будет копошиться на моей могиле.
– Это как? – оторопел он, но ответа дать я не успел – в дверях появился мой старый знакомый палач Молчун.
– Его к государю требуют, – ткнул он в меня пальцем и неопределенно кивнул головой куда-то вбок. – Ждет ужо.
Так, кажется, мы еще побрыкаемся.
Особенно обнадежило то, что Молчун сразу после сказанного невозмутимо протопал ко мне, и, примостившись поудобнее, чтоб не мешало здоровенное пузо, принялся отпирать ножные и ручные кандалы, в которых я находился два этих дня.
– Государь инако повелел, дабы не убежал, – заметил Басманов, оторопело наблюдая за его неспешными действиями.
– Я ведаю, яко он прыток, – пискнул палач. – Будь моя воля, дак нипочем бы. Я уж и государю о том сказывал, но коли он указал отпереть…
Дмитрий метался как зверь в клетке, разве только на прутья не кидался, да и то лишь по причине отсутствия таковых.
«Значит, «ярые забавы», – припомнились мне слова Басманова, – судя по царской морде, результата не принесли».
Что ж, теперь можно и поговорить… Интересно, с чего начнет? Хотя да, чего там непонятного, сейчас понесутся угрозы.
Или что-то в этом духе, но про клетку.
Правда, тут я не угадал. Едва завидев меня он, даже не дождавшись, пока уйдет Молчун, подскочил и зло выпалил:
– Одного не уразумею – чего ты ентим добился?
Я не спешил отвечать, выразительно уставившись на палача, который замешкался с уходом, продолжая топтаться у двери. Теперь время работало на меня, а потому торопливость ни к чему. Наоборот, чем холоднее и неприступнее я буду, тем…
– Чего тебе еще?! – рявкнул на него Дмитрий.
– Уж больно он прыткой, – вякнул тот. – Тебе, государь, невдомек, а я сам узрить сподобился, яко сей князь при боярине Семене Никитиче…
– Слыхал уже, – нетерпеливо отмахнулся он. – Я, чай, не старик Годунов, у меня не забалуешь. А теперь ступай себе. – И, повернувшись ко мне, нетерпеливо повторил свой вопрос: – Так чего ты добился? Клетки? Она готова.
И вновь я помедлил с ответом, продолжая взирать на Дмитрия с эдаким легким осуждением, но вслух ничего не говоря.
Так ничего и не услышав от меня, Дмитрий сделал третий заход:
– Неужто и костер не страшит?!
– Я защищал царевну, – пожал плечами я. – Однако боюсь, что тебе этого не понять. – И усмехнулся.
– Я вовсе и не… – вякнул было он, но осекся, вспомнив свои откровения в ту ночь, и, скрывая смущение, заорал: – Да твое какое дело?! Ученичка твоего я не трогал, так чего ж ты в мою постелю полез?!
– Я же говорил, что тебе этого не понять, – вздохнул я. – Дело в том, что…
Нет, я не процитировал Филатова и не сказал ему нечто в этом духе, как собирался поначалу. Наоборот, осекся и замолк, хоть и с запозданием, но поняв, что нельзя мне, как я первоначально собирался, говорить ему о том, что я и она…
Даже о своих собственных чувствах к Ксении и то нельзя заикаться. Этим я лишь покажу свое уязвимое место, а он их видеть у меня не должен.
Ни одного.
Значит, нужно срочно перекроить весь план разговора, а каким образом? И пожалуй, больше ничего не остается, как напялить маску Мефистофеля…
– Так в чем? – нетерпеливо спросил Дмитрий.
Я равнодушно передернул плечами.
– А ты не понял? – осведомился я и непринужденно продолжил: – Когда ты обещал мне в обмен на победу над шведами и взятие их городов в Эстляндии не трогать Годуновых, то уговор был обо всей семье, а ты… Что касается царицы-вдовы, тут еще куда ни шло. Понимаю, опаска у тебя. А вот с Ксенией Борисовной причина называется иначе.
– И яко же она, по-твоему, прозывается? – криво ухмыльнулся он, усаживаясь на свой стул-кресло верховного судьи.
– Козлиная похоть, – не стал я церемониться в выражениях.
– Ты! – вновь вспыхнул он от гнева, подаваясь вперед. – Запамятовал, кто пред тобой сидит?! Могу напомнить, да так, что небо с овчинку покажется.
Но вскочить со стула у него не получилось – я не дал, решив, что пора переходить в атаку. И вообще, лучшая защита – это нападение.
Подскочив к нему и прижав его плечи к высокой спинке, я угрожающе навис над ним…
Глава 25
Блеф
– А ты сам ведаешь, пред кем тут расселся, жалкая букашка?! – хрипло выдохнул я ему в лицо.
– Неужто и впрямь предо мною потомок еллинского бога? – иронично заметил он, силясь растянуть губы в фальшивой улыбке.
А ведь ты уже напуган. Держишься пока, но если поднажать, то…
И я поднажал.
– Ты хочешь знать, кто я на самом деле? Что ж, попытаюсь тебе пояснить. Сомневаюсь, что поймешь, ничтожный человечек, кто стоит перед тобой. – Выдавать приходилось экспромтом, а потому импровизировал на ходу: – Аз есмь душа Ра, вышедшая из Слова. Душа бога, что создал Шу, и потому ненавижу зло, ибо верю в Маат и живу ею…
Судя по изумленному выражению его лица, он вообще не понимал ничего из моих коротких, обрывистых фраз. Впрочем, я тоже не очень-то постигал их смысл – просто всплыл в памяти подходящий кусок, вот я и цитировал его, по ходу меняя слова, чтоб звучало до предела загадочно и мистически:
– Я Кху, который не может умереть. Сквозь Слово я проник сюда из моего собственного существования и с ним уйду в небытие, когда мне заблагорассудится. И ты, мальчишка, смеешь мне чем-то грозить?! Щенок! Жалкий земной червь!
Кстати, чем больше я осыпал его оскорблениями, тем больше он мне верил.
Очевидно, у парня не могло уложиться в голове, что какой-то холоп, пускай и княжеского рода, но раз на Руси, то все равно холоп, может так нагло унижать самого государя, нещадно втаптывая его в грязь.
Так разговаривать с царем могут позволить себе лишь боги или их потомки.
Признаться, кого именно в данный момент представляю, я и сам не знал, хотя больше склонялся к первому – так оно посолиднее. Да и неважно это. Главное, что доходило, причем не до разума, а до сердца, ибо Дмитрий хотя ничегошеньки не понимал, зато проникался – это куда надежнее.
А в конце своего страстного монолога я даже усилил соответствующие акценты, вовремя вспомнив про Мефистофеля, которого ненадолго выпустил из виду.
– Я старший из древних. Моя душа – это душа богов. Имя же ей – вечность. И мои проявления тоже извечны, потому что я властелин лет и хозяин непостоянства. Тому же, кто попадает в мой котел, уже никогда из него не выбраться. Разве только я не захочу этого сам…
А теперь переход, иначе потом у Дмитрия непременно возникнут вопросы к моей новой ипостаси. Вопросы, на которые, боюсь, мне не отыскать ответа. Не зря же я постарался изменить голос, даже охрип как по заказу.
– И запомни, мне плевать на это человеческое тело. – И я, выставив перед собой руку, посмотрел на нее с легким удивлением. – Я собирался побыть в нем еще лет двадцать, но могу уйти из него хоть завтра. Поэтому мне все равно, оставит ли человечек, в котором я сижу, хоть какое-то потомство после себя.
Финал желательно было сделать оглушающим. Эдакое крещендо и форте фортиссимо, поэтому я, отпустив его плечо, выпрямился и смачно плюнул на пол, после чего резко отвернулся от него и горделиво скрестил руки на груди.
Сзади царило гробовое молчание.
