Аттестат зрелости 2 (СИ) - Рюмин Сергей

— Подготовил он, — сварливо отозвался лесной хозяин. — За тебя всё мастеровые сделали. И дом тебе подлатали, и сад с огородом в порядок привели. А сам-то ты что сделал, а?

Видимо, настроение у Еремеича было не очень. Спросонья что ли? Я протянул ему горсть конфет. Он поспешно выхватил их из моих рук, развернул одну, другую, сунул в рот. Бумажки сунул куда-то в карман, а не бросил на землю.

— Сладкое способствует улучшению настроения, — заметил я. — Вырабатывается серотонин и дофамин, которые отвечают за подъем настроения. Гормоны счастья.

— Чё? — открыл рот лесной хозяин.

— Конфеты настроение повышают! — пояснил я.

— А… Понятно, — кивнул Еремеич. — Поумничать решил или уже слова по простому сказать не можешь?

— Поумничать, — согласился я. — Исключительно поумничать.

И засмеялся. Еремеич мрачно посмотрел на меня, но не выдержал и тоже захихикал.

— Балбес! — отозвался лесной хозяин, просмеявшись. — Ой, балбес!

— Балбес, говоришь? — хмыкнул я. — А ты мои дубки видел?

— Видел, — согласился Еремеич. — И у тебя видел, и на подворье Селифана ходил смотреть. Даже к колдуну зашел. Хорошие деревца. Ужель сам сотворил-вырастил?

— Ну, не мастеровых же нанимал, — съехидничал я. — Нравятся?

Лесной хозяин замолчал, посмотрел на меня. Я молчал, выжидая его.

— Нравятся, — осторожно сказал он. — Очень полезные деревца.

— Полезные, — согласился я. — Я еще планирую акацию посадить по периметру забора, может, пару-тройку елей или сосенок.

Я заметил, Еремеич напрягся, заёрзал, но смолчал.

— Магией заниматься здесь буду, — сменил я тему. — В разумных, конечно, пределах. Я же маг Жизни.

— Интересная деревня получается, — заметил лесной хозяин. — Оборотень, ведьма белая. А сейчас еще и волшебник.

— Еще дачник один вроде приезжает, — заметил я.

— Приезжает, — согласился Еремеич. — С женой, детишками. Как каникулы наступают, так и приезжает. Но он смирный. Они даже в лес ходить боятся.

— Не ты ли их напугал?

Еремеич смолчал, только разве что улыбнулся.

— Они взяли за моду мусор в лес выносить! — сообщил он через минуту. — Потом всё лето у них на задах огорода волчья семья жила.

Я засмеялся.

— А что ж не Мишка-то?

— Мишаня молодой был, глупый, — отмахнулся лесной хозяин. — Да и сейчас еще тот шалопут!

Еремеич вздохнул, а потом, будто про себя, сказал:

— Вот бы мне с десяток таких дубовых саженцев… А лучше два.

— Или три… — задумчиво добавил я и рассмеялся.

Еремеич подхватил. Смех у него был хоть и заливистый, но негромкий, хихикающий. Добрый.

Мы отсмеялись. Он посмотрел на меня.

— Поможешь мне, Антон? Я за ценой не постою!

Он пнул ногой какой-то полукруглый предмет величиной с футбольный мяч:

— Держи! От души.

Я наклонился, чтобы рассмотреть. Предмет оказался чугунком, залитым с верху чем-то тягучим, то ли смолой, толи сургучом, толи воском.

— Что это? — не понял я.

— Клад купеческий, — ответил Еремеич. — Чистый он, без заклада. Монеты золотые да серебряные с полтора пудика весом.

Я отмахнулся:

— Зачем они мне, Еремеич? Что я с ними делать буду? Да и не к ночи весь этот разговор. Давай завтра поутру поговорим, обсудим.

Я встал, намереваясь уйти. Еремеич тоже вскочил, встав рядом. Он оказался ростом мне по грудь.

— Как соберешься, Антон, — сказал он. — Пойдешь сюда, покличь меня. Далеко не ходи. И это, — он еще раз пнул чугунок. — Забери с собой. Считай, подарок тебе на новоселье.

— Благодарствую, Еремеич, — улыбнулся я в пустоту. Лесной хозяин уже исчез.

Чугунок оказался неожиданно тяжелым. Я дотащил его до двора, водрузил на стол, чем вызвал немалое негодование со стороны maman. А вот наши гости на предмет русской старины отреагировали с необычайным интересом. Василий Макарович усмехнулся:

— Неужели Силантий Еремеевич уважил?

— Подарок от него на новоселье, — сообщил я.

— Он так и сказал? — удивилась Цветана.

— Так и сказал, — подтвердил я.

— Это дорогого стоит, — задумчиво заметил Василий Макарович. — Ко двору ты ему пришелся. Ой, ко двору…

Селифан тем временем вытащил страшного вида кинжал и стал ковырять воск, которым был залита сверху посудина. Трудился он недолго. Воск был смешан еще с какой-то субстанцией. Селифан резанул его пару раз, подцепил и выворотил куски, потом перевернул чугунок вверх дном, высыпая содержимое на стол, благо на нем остались только кружки с чаем. Пока я беседовал с лесным хозяином, праздничный ужин завершился, посуду убрали, оставив только чай.

Из чугунка выпали несколько сереньких полотняных мешочков.

— Ты клад нашел, Антон? — вдруг тихо подала голос maman. Она «пропустила мимо ушей» ведьмы и лесника насчет подарка к новоселью. Она первой осторожно взяла в руки один из мешочков. Кстати, никто из гостей к мешочкам руку так и не протянул. Развязала его, точнее, веревочка расползлась в пальцах сама, стоило потянуть за конец. Содержимое мешочка высыпалось на стол — десятка два-три тяжелых почерневших от времени серебряных монет, каждая величиной с наш советский рубль. Maman завороженно взяла одну монету в руки, другую.

— Это серебро?

Василий Макарович протянул руку. Взял со стола монету, покрутил перед глазами:

— Да, екатерининский рубль.

Подбросил в ладони.

— Грамм 40 серебра.

— Давайте-ка всё это соберем обратно в горшочек, — предложила Цветана. — А завтра днем вы посмотрите, полюбуетесь, посчитаете…

— А то уж совсем темно, — подхватил Селифан. — Растеряется по двору. Силантий Еремеевич обидится.

Вечеринка тут же сама собой как-то неожиданно свернулась. Я собрал мешочки в чугунок, собрал и положил туда же высыпанные монеты, отнес посудину в терраску. Maman с Цветаной ушли мыть посуду на кухню. Я пошел провожать Селифана и Василия Макаровича.

Мы попрощались, обнялись. Селифан широко зевнул и заявил мне:

— Завтра увидимся, чай.

А Василий Макарович попросил открыть короткую дорогу до Бахмачеевки.

— Не вздумай монеты кому-нибудь просто так отдавать или дарить! — вполголоса посоветовал он мне на прощание. — Только продавать или отдавать за услуги. И государству не вздумай отдавать положенные проценты. Еремеич кровно обидится. Если захочешь, я тебе потом помогу их продать…

Я еще раз пожал ему руку:

— Спасибо. Буду благодарен.

— Пустое…

— Василь Макарыч, — спросил я, когда лесник уже забрался в кабину своего «уазика». — Ты выяснил, кто на Данилу порчу кинул?

— Выяснил, — буркнул лесник. — Лучше б и не выяснял.

Его даже передернуло.

— Потом с тобой обсудим, — бросил он напоследок. — Тут дело непростое…

Глава 40

Глава 40.

Дела садовые, дела огородные

Первая ночь в моём новом доме прошла просто великолепно. Я никогда так хорошо не спал. Сны снились хорошие, добрые, спокойные. Проснулся утром в восемь часов полностью отдохнувшим.

Умылся, облился до пояса во дворе колодезной ледяной водой, растерся докрасна махровым полотенцем. На кухне поставил чайник на плиту.

Maman продолжала спать. Я попил кофе, поставил бокал в раковину под умывальник (вчера там посуду мыли), подумал, что неплохо бы бак какой-нибудь с краном поставить и канализационную трубу от раковины на улицу подальше провести (сейчас под раковиной стояло обычное жестяное ведро).

Чугунок так и стоял в терраске. Я занес его в дом, поставил возле печки. Maman проснется, разберется. А сам направился на зады огорода.

Еремеича даже звать не пришлось. Уже сидел старичок-лесовичок на том же месте, на поваленном дереве.

— Пойдём, покажешь, — он сорвался мне навстречу, зашел на огород, направился в угол, где высился молодой дубок. Я и поздороваться с ним не успел, только буркнул:

— Давно бы сам посмотрел, без меня.