Нэнси Холдер - Крестовый поход
Вампирша горделиво откинула волосы назад и расправила плечи.
И вдруг она выпучила глаза и издала какой-то сдавленный звук, словно рыгнула. Ник раскрыл рот и рванул обратно через порог на лестницу, а клыкастая девица рассыпалась облаком праха, окутавшим Скай, и, закашлявшись, она вцепилась в Ника.
В проеме двери показалась еще одна, очень красивая вампирша; резкие черты ее лица усиливались лоснящейся, крепко стянутой в пучок черной шевелюрой и массивными, свисающими до самых скул серьгами. Изо рта торчали острые клыки, и глаза светились малиновокрасным огнем. На ней был облегающий алый свитер, черные кожаные брюки и черные сапоги на каблуке высотой в четыре дюйма. На правом безымянном пальце у нее было надето простое золотое кольцо, украшенное единственным рубином; Скай показалось, что где-то она все это уже видела.
— Христиан Годе больше не владеет Французским кварталом, — заявила вампирша.
Она посмотрела на Ника, и тот рухнул на колени. Потом перевела взгляд на Скай; та была так напугана, что колени ее сами собой подкосились, и она изобразила некое подобие реверанса.
— В-вы, наверное… Аврора? — Скай сама не знала, как ей удалось выговорить эту фразу.
— Ну, да, — вампирша гордо вскинула голову.
Скай готовилась к этой минуте, когда она лицом к лицу встретиться с самой Авророй, но теперь оказалось, что она не готова. От Авроры, как некий экзотический аромат, явно исходила угроза. Скай показалось, что она сейчас задохнется, ее снова охватило желание прокашляться как следует. Она поднесла ладонь ко рту, делая вид, будто стряхивает с лица и одежды прах, который только что был юной кровосоской.
Аврора отступила в тень, от нее остались лишь горящие в темноте глаза. Скай ждала, когда ее пригласят в помещение, хотя, по правде говоря, вампиры не нуждаются в особом приглашении, они свободно заходят куда хотят. Просто Скай не хотела так скоро заканчивать свою миссию с колом в груди.
— Давай ее сюда, — раздался голос Авроры, и Скай чуть не вскрикнула, когда Ник схватил ее за руку и, желая продемонстрировать свою крутизну, потащил вперед; видно было, что он готов исполнять любое приказание своей госпожи. Он грубо втолкнул Скай в темную комнату. Заклинание, дающее ей возможность видеть в темноте, иссякло, и она очень боялась, что в этом кромешном мраке случайно на что-нибудь натолкнется, на стол или на стул, а то, не дай господи, на саму Аврору.
Впереди послышался какой-то шорох, и, чтобы дать себе время привыкнуть к темноте, она сделала вид, что споткнулась. Надо бы обновить силу заклинания, но, с другой стороны, надо и поберечь резервы на всякий случай. Жизнь ее теперь зависит от того, насколько эффективно будут работать чары, дающие ей облик вампира.
— Так значит, ты ищешь своего «крестного отца», который покинул тебя, — игриво сказала Аврора. — Ты считаешь, что у него есть по отношению к тебе обязательства?
Как отвечать, чтобы Авроре понравилось? Сердце Скай сжалось, и она облизала губы, чуть не порезав язык, когда он прошелся по острым клыкам.
— Я… я не знаю, — ответила она. — Я знаю только одно: трудно жить одной среди людей без родных и близких.
— А где же твой дружок, этот, как его… Иона? — строго спросила Аврора. — Почему он с тобой не пришел?
— Он боится, — ответила она. — Не так-то просто его уговорить.
Аврора внимательно разглядывала ее. Скай изо всех сил старалась не выдать своих чувств.
— Ты лжешь, — после паузы заявила вампирша.
Новый Орлеан
Отец Хуан, Дженн, Антонио, Эрико, Джеми и Холгар
«Что это?» — Дженн вздрогнула и остановилась.
Она шла по коридору, направляясь к крохотной монашеской келье, которую занимал Антонио. Уже была совсем рядом, как вдруг ей показалось, будто что-то легко коснулось ее щеки, словно чьи-то губы.
Но здесь же никого нет, не должно быть.
С легким криком она отпрянула и направила в темноту дрожащий луч фонаря. Дрожала ее рука, держащая фонарь. Дрожало и все ее тело, будто ее окунули в ледяную реку.
— Антонио, — прошептала она, но голос ее был сух, как костяная мука.
В воздухе прямо перед ней висела чья-то темная фигура… или померещилось? Она чувствовала угрозу, волнами окатывающую ее с ног до головы, холодную и жирную, словно чьи-то руки ощупывали ей лицо и грудь.
— А-а-а-а, — раздался шепот… или это ее собственный шепот, зовущий Антонио?
— Дженн!
Вот где Антонио, он приотворил дверь и высунул голову в коридор. Она перевела взгляд с коридорного пространства на его лицо; нахмурившись, он вышел из комнаты и в темноте заторопился ей навстречу.
— Пойдем отсюда, — быстро сказала она, схватив его за руку.
Он крепко сжал ее руку и потянул за собой к своей келье, но она уперлась каблуками в пол, не желая идти дальше по коридору. Вопросительно глядя на нее, он остановился.
— Que tienes?[63] — спросил он ее по-испански.
— Не знаю. Мне показалось, что что-то ко мне прикоснулось. К щеке.
Дженн не стала говорить, что это было похоже на поцелуй. Сама не знала почему, не сказала, и все. Она облизнула губы и медленно вздохнула.
— Мне страшно дальше идти, — призналась она.
— Где это случилось? — озираясь, спросил он.
— Там, где ты стоишь, — ответила она.
— Да это же был я.
Он взял ее за обе руки, крепко сжал их и повел к себе в комнату. Закрыл за собой дверь, прижался к ней спиной и смотрел, как она, обхватив себя руками, пыталась согреться.
— Расскажи, как это было.
— Ну, как… сначала я что-то такое услышала, а потом и почувствовала. Мне кажется, здесь и вправду есть привидения.
Дженн села к нему на кровать с тощим матрасом, покрытым тоненьким одеялом. Она стащила одеяло, накинула его себе на плечи и вздрогнула, когда Антонио снова открыл дверь и вышел в коридор.
— Я ничего не вижу… ты меня слышишь, Дженн? — сказал он.
Она заставила себя посмотреть в проем двери; луч ее фонаря поймал Антонио, он выделялся в темноте четким рельефом, она видела, как он осенил себя крестным знамением и произнес несколько слов на латыни. Потом вернулся в келью и закрыл дверь.
— Nada,[64] — сказал он, садясь рядом с ней на кровать и обнимая ее одной рукой. — Тебя это напугало?
— Да, — ответила она, прижавшись головой к его плечу.
Вот Эрико, та бы не испугалась. Она бы сразу бросилась в бой, криком зовя «своих».
— Все хорошо. Я с тобой, — сказал Антонио.
Дженн крепко зажмурила глаза, чтобы сдержать накипающие слезы. Она была напугана до смерти. В последние дни Дженн только и делала, что плакала.
— Антонио, — начала она, но он прижал ее голову к плечу, и она замолчала; ей очень хотелось, чтобы ее сейчас утешали.
— Расскажем об этом отцу Хуану, — сказал он.
Если бы Антонио в самом деле был уверен, что в коридоре что-то такое было, он немедленно бросился бы предупреждать остальных. Он ей не верил. Скорей всего, думал, что ей почудилось.
Может, и вправду почудилось.
«Нет, — яростно подумала она, — не почудилось. Там что-то было».
— Пойдем, расскажем прямо сейчас, — сказала она.
Антонио не знал, что делать.
— Отец Хуан сейчас отдыхает, — отозвался он. — Подожди несколько минут, отнесешь ему ужин, заодно и расскажешь.
У нее сжалось сердце. Отец Хуан отдыхает, потому что поделился с Антонио своей кровью. Порой у нее появлялось сильное искушение не думать о том, что Антонио вампир, но ужасная правда постоянно зудела в ее голове, не давая покоя. Он вампир. Он должен пить кровь, но не кровь животного и не кровь из холодильника или консервной банки, а свежую кровь из вен живого человека. И если ему не давать ее, он умрет.
— Ладно, — тихо сказала она.
Что-то в нем изменилось; он пошевелился, и пальцы его крепче сжали ее руку. Бедро его, прижатое к ее бедру, заерзало. Тело напряглось, словно по нему пробежал электрический ток.
— Знаешь, — начал он, — меня «обратили», когда я учился в семинарии. Учился на священника. И я еще никогда… я никогда еще ни с кем… не был.
Она тоже.
— Но если бы я мог, Дженн…
Он поцеловал ее волосы, и губы ее раскрылись. Трепет пробежал по ее телу, щеки запылали.
Оба замолчали. Пальцы его гладили ее руку, ласкали кожу, и, возможно, он и сам не знал, насколько глубоко эта ласка трогала ее. Почему Антонио? Этот вопрос не давал ей покоя все два года совместных занятий. Живя в тесных квартирках, перенося суровые, порой жестокие тренировки, студенты Саламанки переносили тяжелое бремя учебы по-разному: сходились, расходились, снова сходились, уже с другими. Все, кроме Дженн. Она всегда желала одного Антонио, но догадывалась, что он на ее чувства никак не отвечал. Оставался холодным, холодно-дружелюбным, вежливым, чуть ли не изысканно-учтивым в отношениях с ней.
