Божена Немцова - В замке и около замка
Обзор книги Божена Немцова - В замке и около замка
В замке и около замка
Из сборника «Дикая Бара»
Перевод с чешского М. Зельдович
Обложка fb2 - от чешской книги
Часть примечаний - верстальщика fb2
Государственное издательство художественной литературы
Москва, 1954 г.
1
В замке работали, бегали, суетились. Ключница проветривала комнаты, садовник украшал их цветами, в замке и во дворе скребли и чистили, чтобы господа нашли все в полном порядке. Барыню ждали на другой день.
— Веселее будет жить,— радовались обитатели замка.
— Бог даст, и заработков побольше будет,— говорили бедняки и ремесленники, живущие около замка.
На следующее утро прибыла прислуга, вслед за ней повозки с тюками и ящиками. После обеда на холм, где стоял красивый замок, въехала удобная карета, в которой сидела госпожа Скочдополе, она же фон Шпрингенфельд.[1] Напротив нее, спиной к коням, помещалась камеристка, мамзель Сара, на козлах возле кучера — горничная Кларка, а рядом с барыней лежал ее любимец. Это был не муж, не брат и не друг — это был Жоли, крохотная собачка английской породы, обаятельное существо с длинными ушами и тонкой, шелковистой черно-бело-бурой шерстью.
Барыня обожала Жоли.
Пока господин Скочдополе был всего лишь господином Скочдополе и о нем знали только то, что он богат, в доме все было иначе; у его жены не было ни любимчика, ни камеристки; не было и столько прислуги; ни замка, ни лошадей, ни борзых собак; господин Скочдополе не ездил на охоту, не приглашал к себе гостей, и никто не приезжал к нему из города подышать свежим воздухом.
Когда же у господина Скочдополе скопилось столько денег, что он не знал, куда их девать и даже сколько их у него, супруге не понравилась простая фамилия Скочдополе. Она надоедала мужу до тех пор, пока он не купил приставку «фон», и они стали именоваться по-аристократически: «фон Шпрингенфельд».
Барыня была очень довольна — это звучало совсем иначе, и с того времени никто не осмеливался называть ее по-старому, если не желал лишиться ее милости.
«Большому кораблю — большое плаванье». Раз есть титул, необходимо и поместье.
За деньги можно устроить все. Фон Шпрингенфельды купили себе поместье, лошадей, борзых собак, завели и одели в ливреи прислугу, стали ездить на курорты, устраивать банкеты, давать балы.
Если есть пирожок, отыщется и дружок,— приятелей нашлось более чем достаточно, особенно таких, которые живут на чужой счет. Господин фон Шпрингенфельд слыл джентльменом, его жена — красавицей, а ее хороший вкус, остроумие и бог знает что еще превозносились до небес. Госпожа фон Шпрингенфельд была недурна собой, но она считала себя красивее, чем была на самом деле, и этому способствовала главным образом ее камеристка[2] мамзель Сара.
Чтобы удержать мамзель Сару, барыне приходилось платить ей большое жалованье и делать много подарков. Только таким путем удалось переманить Сару от одной графини, считавшейся самой элегантной дамой в столице. Сара служила у графини второй горничной, и платили ей не слишком много, но зато говорили: «Она служит у графини»,— и поэтому горничная не решалась поступить на службу к новоиспеченной дворянке.
Однако деньги смягчили ее гордое сердце. Мамзель Сара стала доверенной барыни, и, если говорила: «Так должно быть» или: «Так было в нашем замке» (подразумевая свою прежнюю хозяйку), госпожа фон Шпрингенфельд тотчас же давала приказание сделать так, как сказала Сара, чтобы все было, как у графини. Однажды Сара сказала:
— У вашей милости должен быть песик. У нас (то есть у графини) тоже был — мы получили его из Англии. Ах, мой прелестный Жоли! Не могу забыть его! — и она начала рассказывать о собачке, добавив, что в аристократическом доме такой песик совершенно необходим.
Госпожа фон Шпрингенфельд стала тотчас же искать себе собачку, и один добрый друг, желавший угодить богатой барыне, нашел для нее желанного любимчика и заплатил за него восемьдесят дукатов. Друг думал, что его хорошо вознаградят, и не ошибся, так как этим подарком он приобрел расположение барыни.
Сколько было радости, когда Сара решительно сказала, что песик красивее, чем у графини!
Назвали его Жоли, как у графини, и установили для него твердый режим, который должен был строго выполняться. Наблюдала за собачкой мамзель Сара. Жоли обычно спал в ее комнате в мягком кресле с бархатной подушкой. Утром, когда мамзель Сара завтракала, он кушал кофе или сливки, после завтрака Сара носила его к барыне, которая немного играла с ним. Когда госпожа фон Шпрингенфельд одевалась, надзор за Жоли поручали лакею. Закончив туалет, она купала собачку, расчесывала ей шерсть, завертывала в тонкую простынку, укутывала в предназначенное для этой цели синее атласное одеяльце и клала обсыхать на подушку. Привыкший к ласке песик позволял делать с собой что угодно. Затем барыня шла с ним на прогулку в сад или, когда фон Шпрингенфельды были в столице, выезжала с ним в карете. В полдень Жоли получал на второй завтрак немного мяса под соусом, а в четыре часа котлетку из куриной грудки, куропатки или другого нежного мяса. Чтобы меню не надоело Жоли, оно менялось ежедневно. Лакей всегда приносил ему пищу на фарфоровой тарелке и ставил на накрытый стол — иначе собачка даже не дотронулась бы до еды,— а после обеда должен был вытирать ей морду.
Остальное время дня уходило у Жоли на забавы и игры, до тех пор, пока Сара не укладывала его в постельку.
Если же случалось, что песик не хотел играть или есть, думали, что он нездоров, и тотчас же посылали за врачом. Когда господа жили в поместье, прописывать лекарство было не так легко, и поэтому они привозили рецепт с собой. Врач, человек, правда, добрый и любезный, никогда не соглашался лечить песика; мамзель Сара советовала, разумеется, чтобы госпожа фон Шпрингенфельд отказала ему в праве получать бесплатно продукты из поместья — так поступила со своим доктором графиня, и после этого он делал все, что от него требовалось,— или чтобы она пригласила домашнего врача. Однако в этом вопросе барыня не могла последовать совету камеристки — поблизости не было другого доктора, а держать домашнего врача было для нее все же дороговато. В столице дело обстояло по-другому, там нашелся более покладистый доктор, который за несколько дукатов прописывал порошки и для собачки.
Однажды госпожа фон Шпрингенфельд захворала, и все время болезни хозяйки Жоли грустил и лежал около ее постели. Это растрогало барыню. Мамзель Сара рассказала, что графинин Жоли тоже грустил, когда его хозяйка болела, и графиня была так тронута, что назначила песику пожизненную пенсию в пятьсот дукатов, на случай если он ее переживет.
Это очень понравилось госпоже фон Шпрингенфельд, и она, следуя возвышенному примеру графини, установила для собачки пенсию в пятьсот дукатов серебром, если Жоли будет жить дольше, чем она, и пятьдесят дукатов тому, кто будет за ним ухаживать. Все это она написала и скрепила своей подписью и печатью.[3]
С той поры мамзель Сара стала еще больше, чем раньше, заискивать перед собачонкой.
Когда слух об этом курьезном завещании разнесся в кругу друзей госпожи фон Шпрингенфельд, все начали восхвалять ее барственную щедрость и благородные чувства, проявившиеся в этом поступке. Ее сравнивали с княгиней, которая, получив в подарок от своего возлюбленного прекрасного коня, велела построить для него особую конюшню с дубовым паркетом, мраморным желобом, полированными яслями и стойлом. За конем ухаживал специальный слуга, а когда княгине надоело кататься верхом, никто не смел ездить на этой лошади. Ее только водили на прогулку, кормили булками и отрубями и каждый день давали большой кусок сахару. И этот порядок был установлен для лошади пожизненно, что тоже было подтверждено письменно.
Один господин Скочдополе был недоволен поступком своей жены, однако молчал. Он относился к ней больше чем внимательно и не осмеливался препятствовать ее причудам и капризам по причинам, которых никто не знал. Поэтому он на все махнул рукой и подумал: «Кто знает, где будет пес к тому времени, когда она умрет!»
У господина Скочдополе тоже были слабости, но вместе с тем он был отзывчивым, добрым человеком и не кичился своим дворянством. Его старое имя было ему милее, а приставку «фон» он купил для того, чтобы сохранить мир в доме.
Его страстью и раньше была охота, и он радовался своему поместью главным образом потому, что мог охотиться в его окрестностях. Все его приятели тоже были охотники и посещали друг друга.
Они не слишком строго соблюдали этикет, не были так прилизаны, как шуты, увивавшиеся вокруг госпожи Скочдополе, и нутро их было здоровее. Поэтому господин Скочдополе охотнее блуждал в обществе своих приятелей по лесам или разговаривал с ними за бокалом вина, чем бывал в пропахшем духами салоне своей жены, где никогда не чувствовал себя свободно.
