Бастарды Сибирской Империи (СИ) - Бунькова Екатерина

– Ага, в клетку золоченую-у-у-у, – завыла Агафья.

Глафира хотела было еще что-нибудь возразить, но тоже не сдержалась и шумно шмыгнула носом – эти дети были им как родные.

Глава 9

Лиза

Ночь была тихой. Непривычно тихой. Вокруг меня сопела малышня разного возраста. Правда, только девчонки – мальчишки спали в другой комнате.

Комнат в приюте оказалось много, и в них даже были добротные деревянные кровати. А вот постельное белье больше напоминало половые тряпки. Да и матрасы были настолько древними, что поверх них лежала для мягкости солома – тоже довольно трухлявая. Подушек же не было вовсе.

А еще в комнатах было холодно. В доме имелось несколько печей, но топили только одну – ту, что на кухне-столовой. Видимо, так делали всегда, потому что там же стояло три деревянных люльки: в них спали самые маленькие. И Агафья дремала на лавке подле печи, присматривая за ними.

Остальным же ребятам приходилось выбирать: либо мерзнуть, либо ночевать вповалку. И девчонки, похоже, предпочитали второй вариант, потому что сразу после ужина меня окружило несколько девочек возрастом от трех до тринадцати лет, и меня потащили в спальню, требуя сказку на ночь.

А я что? Я с детьми не умею обращаться, особенно отказывать им. Пришлось рассказывать полночи, пока последняя не засопела. Причем как назло, в самом начале у меня глаза просто слипались, а стоило только последнему ребенку уснуть, и сон как ветром сдуло. Закон подлости!

– Спишь? – послышался тихий вопрос.

Я оглянулась. В щель неприкрытой двери заглядывал Кирилл. Этому-то что понадобилось?

– Тебе тоже сказку рассказать? – шепотом уточнила, выбираясь из плена детских тел и подходя ближе.

– Не, я и так тебя слушал весь вечер. Тут стены картонные, похоже, – сказал он, оглядывая мое сонное царство. – Перекусить не хочешь?

– Хочу! – тут же оживилась я. – А есть, что?

– Вон, картофельное поле за окном, – фыркнул он, кивая на ночную темень. – Накопаем и запечем. Натуральное хозяйство, мать его.

– Накопаем и запечем? Среди ночи? – не поняла я. – Это ж долго.

– Ничего не знаю, – отмахнулся он. – Я умираю с голоду. Если ты не пойдешь со мной романтично махать вилами и жарить картошку под звездами, буду делать это один. А ты лежи тут и мучайся от голода.

Мой живот в ответ на это предательски заурчал. Черт, а он прав! Кишка кишке бьет по башке.

– Странно: мы же, вроде, только-только ужинали, почему я такая голодная? – я погладила бушующий живот.

– Потому что “Пилигрим” требует подзарядки, – туманно пояснил Кирилл.

– Чего? – не поняла я.

– Идем, – он протянул мне руку. – Нам срочно нужна еда. Чем больше, тем лучше.

Я пожала плечами и подала свою руку. Ладонь Кирилла оказалась сухой и горячей. Это и звук хорового сопения за спиной навевали чувство уюта. Но мы собирались этот уют покинуть, причем без разрешения.

– Тихо ты! – едва слышно зашипел на меня Кирилл, когда под ногой скрипнула половица, стоило мне только ступить в коридор. – Агафью разбудишь.

– Я что, виновата, что доски рассохлись? – пожаловалась я, стараясь красться потише. – Не знаю, куда наступать.

– Иди по моим следам, – посоветовал он. – Я еще вечером запомнил, где что скрипит.

– Ага.

Я шагнула ему за спину, и мы пошли дальше – по длинному темному коридору, заваленному всяким хламом, который и выбросить жалко, и к делу не пристроить. Такой всегда копится в старых домах. Чем старее дом, тем больше хлама. И только переезд может заставить хозяев провернуть переоценку ценностей.

– Ёп… – я запнулась об очередную невидимую в темноте хреновину и взмахнула руками, теряя равновесие. Взмахнула неудачно, потому что врезала Киру по уху. Тот тоже дернулся, и мы повалились на пол.

На удивление, Кир сделал это почти беззвучно, как-то ловко подставив руку. А я… я тоже шлепнулась беззвучно, потому что приземлилась на него, больно впечатавшись носом ему в плечо. Еще и локтем об него приложилась.

– Пипец ты костлявая, – прошипел Кир.

– На себя посмотри, – не осталась в долгу я. Еще он меня попрекать будет! Сам на скелет ходячий похож. Точнее, уже лежачий.

Мы разобрали перепутавшиеся конечности и прислушались. Но нет, наше падение никого не разбудило: из кухни все так же доносился богатырский храп Агафьи.

– Можно было и не таиться, – сделала вывод я. – Такую не разбудишь.

– Как там говорится? Лучше перебдеть, – сказал Кирилл.

– Не, не так говорится, – фыркнула я и поправила: – “Лучше перебздеть, чем обосраться”.

– Блин, Лиза, фу! – возмутился он. – Ты ж типа отпрыск благородного рода, еще и леди. Что за выражения? Ты не должна так говорить.

– Ой, тоже мне благородную нашел, – фыркнула я. – И вообще, кому я что должна? Мы с тобой приютские, находимся на самом дне общества. Нам никто не дал то, за что нужно быть должным. И знаешь, что?

– Что? – спросил он.

– Мне это нравится, – призналась я. – Нравится мысль, что мы начинаем с нуля. Есть в этом что-то такое… не могу объяснить. Просто чувство, как будто в прошлом у меня было все, но я не ценила. Или это “все” мне приелось. Так что теперь в кайф обнулиться и начать жизнь сначала.

Кирилл хмыкнул, но ничего не ответил. Мы поднялись и, уже не особо таясь, прошли на кухню. Оставленную на завтрак снедь трогать не стали – если съедим, монашки по-любому хватятся, и нам влетит. На самом деле мы пошли на кухню просто потому, что там был хозяйственный выход.

– Эх, хорошо! – потянулся Кирилл до хруста в костях, как только мы непойманными вышли на крыльцо и закрыли за собой дверь.

– Да ну, холодно, – тут же зябко вздрогнула я.

На дворе стоял сентябрь. Днем было солнечно, но чувствовалось, что солнце осеннее – оно почти не грело. А стоило ему закатиться за горизонт, как от земли тут же повеяло холодком. И лунный свет, выкрасивший округу в призрачные голубые тона, не делал ночной двор уютнее.

Издалека вдруг донесся заунывный протяжный гудок, тронувший душу тоской и ностальгией.

– Что это? – напрягся Кирилл.

– Цивилизация, – хмыкнула я, разглядев далеко-далеко у северной стороны города сверкающую полосу скоростного поезда. Состав светился – не от лунного света, а сам по себе – и его хорошо было видно даже на таком расстоянии: благо, приют стоял на холме, и обзор был хороший.

– Ничего себе змеища, – с уважением и явным опасением в голосе сказал Кирилл.

– Тебя на поэзию потянуло, что ли? Типа “хтонический змей, порабощенный людьми” – это метафора поезда? – хмыкнула я, но сравнение оценила.

Поезд был и правда похож на огромного змея. “Морда” у него была обтекаемая, со странными вытянутыми окнами, напоминающими глаза. Вдоль корпуса тянулись светящиеся полосы, похожие на усы китайского дракона. Хотя, он вообще весь светился.

“Видимо, элитный какой-то”, – подумала я.

Моей ноги неожиданно коснулось что-то пушистое.

– О, Форрест! – удивилась я.

Пес глухо гавкнул, приветственно ткнулся носом мне в коленку и подставил лоб – мол, гладь меня, хозяйка.

– Хм. Я думал, он уйдет, – сказал Кирилл. – А он, похоже, решил тебя охранять.

– Да я его просто подкормила чуток после ужина, – смущенно призналась я. – Ну так, одну картошечку отдала, вот он и ждет повторения.

– Лиз, ну ты даешь, – цыкнул Кирилл. – Нам самим есть нечего, а ты бродячих собак подкармливаешь.

– Ну, он такой… ласковый и спокойный, – попыталась я оправдаться. – Не похож на бродячего. Скорее, на брошенного. И вообще, смотри, какой он благородный. Форрест, дай лапу!

Пес поднял голову и одарил меня таким укоризненным взглядом, что аж мурашки по спине пробежали – до того человеческое выражение на собачьей морде примерещилось! Однако, подумав немного, лапу все-таки подал.

– Очень приятно. Лиза, – смущенно сказала я и пожала ее.

Пес издал непонятный звук – то ли коротко гавкнул, то ли фыркнул. Не-е, зря Кирилл на него ворчит, прикольная тварюшка.