Нелли Мартова - Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры
А Магрин-то хорош! Зачем он врал? «Ей нужнее этот контракт». Как бы не так! Просто он хочет всегда иметь эту девочку под рукой. Впрочем, он прямо так и сказал: «В ней я заинтересован больше». Джентльмены предпочитают блондинок. Перекраситься, что ли? Дочь обеспеченных родителей, избалованная, мажористая девица – на кой черт ей вообще сдался скрапбукинг? Издеваться над людьми? Ведь если то, что Алик рассказал ей про тренинг, – правда, то это очень жестокая шутка. А почему Алик должен был врать? Надо бы, кстати, позвонить ему, расспросить об этой Софочке.
И сама Инга тоже хороша… С чего она вообще решила, что ее предназначение – нести радость? Поверила этому придурку клоуну? В мире скрапбукинга все гораздо прозаичнее. Злые шутки, карьерные устремления, любовные привороты – одни сплошные манипуляции. Она же видела мамины альбомы, было там хоть слово про радость? И Магрин этот, ему потрахаться с девицей важнее, чем спасти ее родителей. Инге вдруг до колик захотелось с кем-нибудь поговорить. С кем-то, кто понимает. Она поймала такси и поехала на квартиру родителей.
Тети Марты не было дома. Кошки, противные морды, встретили Ингу дружным мявом.
– Идите к черту, пусть вас хозяйка кормит. – Инга сбросила сапожки, куртку, пошла в спальню.
Она с порога почувствовала, что Тараканища в квартире больше нет. Его неприятный дух – не столько запах, а само ощущение незваного гостя, чужака, – рассеялся и улетучился. Инга заглянула в комнату – на полу лежал почти собранный пазл. Что случилось? Шантажиста забрал Магрин, утащила куда-то Марта или он ушел сам и теперь снова будет преследовать Ингу? Или, может быть, они сговорились против нее все трое – тетка, Магрин, Таракан? Теперь она была готова ко всему.
– Павлуша – прррелесть! Прррелесть! Кушать! – Попугай встретил Ингу радостными воплями.
– Бедняжечка, тебя никто не кормил, никто не убирал. – Она погладила его пальцем по холке.
Инга собралась насыпать попугаю корм, когда ее внимание привлек вид за окном. Она облокотилась на подоконник, и у нее сжалось сердце. Труба уже лежала в траншее, вся целиком, от самого начала и до конца. Осталось только закопать и положить сверху асфальт. Когда же они успели? Еще чуть-чуть, и она больше никогда не увидит свое любимое ржавое, толстое чудовище, змею, полную городской мудрости, неиссякаемый источник детских фантазий. На глаза навернулись слезы. Кристофоро Коломбо, какая невыносимая штука – эта жизнь! Какая в ней, к черту, может быть радость?! Инга поспешила обратно к клетке, но сначала включила повсюду свет, а в комнате забубнил телевизор – средство от оглушающей тишины. Коты прятались от нее под кроватями и по углам, а она носилась по квартире, искала, во что бы вцепиться, чтобы не бросить все и не разреветься.
Инга чистила клетку попугаю, наливала свежей водички, насыпала корм, а в голове путались мысли, одна противнее другой, как ожившие холодные спагетти. Что же это было за наваждение? Как последняя дура, изобрела себе какую-то фантомную внутреннюю радость и ходила счастливая. Людям надо нести не радость, им нужны конкретные признаки успеха – деньги, квартиры, красивые жены и любовницы, виллы за границей, дорогие машины, шубы и бриллианты. А еще уважение, власть, социальное признание. Какая еще радость? И ей тоже нужно снова стать прагматичной и перестать реветь из-за всякой ерунды. Подумаешь, труба! Зато теперь эту квартиру будет легче продать.
Инга драила на кухне запущенную раковину и шептала вслух:
– Ненавижу! Ненавижу этого Магрина, этого придурка клоуна, эту капризную Софью! И кошек этих ненавижу, – она резко отодвинула ногой Аллу Борисовну, которая робко попыталась потереться о лодыжку мордой.
Кошка с обиженным мявом удалилась, а Инга застыла с тряпкой в руках. Если все они – и Магрин, и Софья, и Ванда – ищут только личной выгоды, почему она должна быть другой? Надо просто отправить Софью, в самом деле, в Меркабур, и все дела.
Она позвонила Алику.
– Ингусь, привет! Рад тебя услышать. Как прошла встреча?
– Это не Ванда делает открытки. Скажи мне, что ты думаешь о некой Софье Павловне, которая руководит отделом выпуска?
– Софья? Странноватая девица. Ни с кем не дружит, все больше молчит. По работе то вдруг выдает отличные идеи, и отдел начинает работать как сумасшедший, то совершенно запускает дела. Думаешь, это она? Ни за что бы в жизни не поверил, – удивился Алик.
– А как она тебе как человек? По характеру и вообще?
– Трудно сказать. Себе на уме и одновременно слегка не от мира сего. Кстати, имей в виду, у Ванды на нее зуб.
– Почему?
– Раньше этим отделом Ванда руководила, а тут один важный человек попросил хорошо устроить свою дочь, и Ванду понизили в должности. Конечно, она злится! И потом, сама Ванда – похоже, тоже жертва открытки, однажды на совещании она несла полную ерунду, забыла, что такое сканер.
– Ты мог бы для меня достать адрес этой Софьи?
– Без проблем. Но только в понедельник. Как узнаю, сразу позвоню тебе.
В понедельник, второго ноября, уже будет поздно. Придется Инге найти другой способ вручить открытку сопернице. Но она все же сказала Алику:
– Спасибо.
– Ингусь, ты как себя чувствуешь? У тебя все нормально?
– Все в порядке, а что?
– Какой-то голос грустный.
– Просто устала.
– Тогда отдыхай! Спокойной ночи.
– Счастливо.
Инге сразу стало легче только от одного его вопроса. С чего она решила, что Алик ее использует, что он чужой? Вон же, заботится, замечает оттенки ее голоса. Хорошо, что она его все-таки не бросила. Он такой спокойный, надежный, всегда готов выслушать, помочь. На него можно положиться.
Теперь осталось только узнать, как сделать открытку, чтобы утащить Софью в Меркабур. Инга постарается и сотворит для нее красивый, добрый мир. С кем бы посоветоваться? Она набрала номер тети Марты – тетка не отвечала после миллиона длинных гудков. Кстати, а куда подевалась открытка с Розой? Со всеми последними событиями Инга как-то совсем упустила ее из виду. Кажется, в последний раз она видела ее в тот момент, когда пыталась всучить открытку тете Марте. Неужели хитрющая старая карга все-таки утащила втихаря открытку? Надо будет при случае спросить. Остается только один советчик – придурок-клоун.
Инга достала альбом и ножницы, взялась за новую страницу. По поводу внешнего вида страницы можно не беспокоиться, хоть просто квадрат нарисовать и кружочек в серединку приклеить, клоун все равно устроит все внутри, как ему захочется. Она так и сделала, быстренько нарисовала и закрасила маркером черный квадрат – жизнь ей представлялась сейчас именно такой, а в серединке приклеила вырезанный бронзовыми ножницами оранжевый кружочек – как символ единственного светлого пятна, возможности избавиться от соперницы, подписать контракт и вернуть, наконец, родителей. В последний момент вспомнила о конфетах. Порылась на кухне и нашла пару коробок дорогих шоколадных конфет. Мама всегда держала в запасе несколько подарочных наборов, если срочно понадобится кого-то отблагодарить или о чем-то попросить. Теперь Инга понимала, что, если бы мама не подписала контракт, никакие подарки ей бы держать не пришлось – она бы просто делала открытки сама для себя. Почему тогда она его подписала? Может, не так уж и плохо работать по контракту, как представляет себе тетя Марта? Вокруг черного квадрата Инга наклеила несколько фантиков. Ну вот, все готово.
Страница сработала сразу же. Инга едва протерла глаза, как ее пробил озноб. Дио мио, что ж здесь так холодно-то? Она стояла по колено в снегу посреди бескрайнего белого поля. Что-то клоун сегодня поленился создать себе приятную обстановочку. Кстати, где он?
– Привет! – Голос раздался сверху.
Инга задрала голову – физиономия клоуна размером с трехэтажный дом смотрела на нее с неба. Рожа в гриме слегка колебалась, словно сделанная из облаков, но колючая щетина все равно пробивалась сквозь щеки из облачных белил. Шляпы на клоуне сегодня не было, рыжие патлы торчали по бокам, а посредине голова сверкала облачной лысиной.
– Золотая? Ты, что ли? – Его голос эхом разносился по заснеженной равнине, поднимая крошечные снежные вихри.
– Я тебе конфеты принесла, – заорала что было сил Инга. – Честно, принесла. Только почему-то не вижу.
– Плохо выглядишь. Я тебя не узнаю.
Инга оглядела себя. И вправду – тело стало странным, полупрозрачным, но одновременно тяжелым, как будто на нее надели чугунные ботинки – аж ногу трудно поднять.
– Спускайся, посмотришь поближе, – снова заорала она. Почти сразу же над ухом раздалось чавканье, и запахло потом.
– Так себе конфеты, – проворчал клоун, не прекращая чавкать.
– Моя жизнь – полное дерьмо, – сказала Инга.
– Кто бы сомневался. По тебе видно. Золотце, что ты с собой сотворила?
Инга поежилась, растерла ладоши. Ноги ломило от холода.
– Не мог бы ты перенести нас в мир получше?
