Нелли Мартова - Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры
– Так себе конфеты, – проворчал клоун, не прекращая чавкать.
– Моя жизнь – полное дерьмо, – сказала Инга.
– Кто бы сомневался. По тебе видно. Золотце, что ты с собой сотворила?
Инга поежилась, растерла ладоши. Ноги ломило от холода.
– Не мог бы ты перенести нас в мир получше?
– Нет, сегодня не могу. Этот мир ты сделала сама.
– А говорил, что все можешь.
– Этот мир слишком далеко от всех остальных меркабурских. Он близко к реальности. Совсем-совсем на грани. Чего явилась в таком виде? Да еще с конфетами. Выкладывай уже.
– Скраповичок, – Инга собрала все жалкие крохи симпатии к клоуну. – Скажи мне, а как сделать такую открытку, чтобы уйти насовсем в Меркабур? Ты мне так чудесно все рассказал в прошлый раз…
– Уйти или убрать кого-то? – Он скорчил рожу. – Быстро говори, я вранье чую лучше, чем Карлсон варенье.
– Увести, – Инга с трудом подобрала подходящее слово.
– Зачем это тебе? – Он скривил нарисованную бровь.
– У меня нет другого выхода.
– Выход всегда есть. По крайней мере, один.
– И какой же?
– Просто доверься ему.
– Кому это «ему»? – не поняла Инга.
– Меркабуру, кому же еще! – Клоун воздел руки к небу. – Он сам найдет решение. Ты только попроси его и доверься. Целиком и полностью. Не просто верь – знай, все будет так, как ты захочешь. То, чего ты хочешь, на самом деле ближе, чем ты думаешь. Помнишь? Только сначала приведи себя в порядок, а то, в каком виде явилась, уму непостижимо!
– Глупости. Ты или врешь, или слегка спятил тут. Сколько ты уже живешь в альбоме? Лет тридцать, как минимум, если ты хранитель моей матери?
Клоун молча ковырял в носу и жевал конфету.
– Ты научишь меня, как сделать такую открытку?
– Нет.
– Ну и на фига ты мне такой нужен, тоже мне, хранитель нашелся. Да ты просто не знаешь, как ее сделать.
– Знаю! Нечего тут меня подначивать. Нет, и все тут, – заорал он и выбросил пригоршню конфет в снег. – И вообще проваливай! Не нужна ты мне такая! Уйду я от тебя, злыдня!
– Скраповик, ну ты чего? Сам же говорил, как здесь хорошо. Уговаривал… ничего ведь плохого в этом нет.
– Дура ты! Проваливай сейчас же и забудь про эту затею или никогда меня больше в своем альбоме не увидишь. А еще я все Магрину расскажу. Проваливай!
Инга не успела опомниться, как ее подхватил мощный ледяной вихрь, напоследок окутал едким колючим снегом, от которого почему-то пахло крепким мужским потом, и выбросил обратно в комнату.
Ух! Она стукнула кулаком по столу. Вот ведь гад! Ну и что! Она и без него разберется. Да он врал все с самого начала! Про предназначение, про радость, про управление мирами. Нет никакого предназначения! И радости никакой нет и быть не может. Вот он поток, дует не просто ветерком – ураганным ветром – вдоль пальцев, и сейчас одна только Инга им управляет, а радости никакой нет – ни в потоке, ни в ней самой. Одна только глупая детская иллюзия. Это как переходный возраст, когда понимаешь, что мир – это не сказка, что он жестокий и прозаичный. Так и она, как скрапбукер, растет от наивных волшебных мечтаний до обыденного мира со всеми его неприятностями, разочарованиями и вечной борьбой за место под солнцем.
Выход есть всегда, и она отыщет его даже в пасти у крокодила. У нее еще есть время до первого числа – достаточно, чтобы отправить конкурентку на Тот Свет.
Инга посмотрела в окно. Снег припорошил траншею толстым слоем, все кругом – белым-бело, и не видать никакой трубы, как будто и не было ее никогда. По двору катился детский мячик – яркий, красочный, но рваный и оттого никому не нужный.
* * *Софья не предполагала, что в визитке можно встретиться с кем-нибудь, кроме ее владельца. Поначалу она подумала, что это плод ее воображения. Потому что первое, что она увидела в знакомой уютной комнатке с видом на море, – это Ванду собственной персоной. Барракуда и Джума сидели на диванчике лицом к окну, спиной к Софье и о чем-то спорили. Поначалу она просто стояла, смотрела и думала: это мираж, или у нее мания преследования? Трудно ошибиться – фигура, прическа, одежда, грудной низкий голос – это была именно Ванда. Потом до нее дошел смысл слов, которые она услышала еще до того, как перед глазами прояснилась картинка.
– Почему ты от нее не избавишься? – спрашивала Ванда. – У тебя нет никаких шансов, пока она рядом с Магриным.
– Это опасно, – ответила Джума. – Я уже перепробовала все, что могла. Почему тебе так хочется быть начальником именно этого отдела?
Как только Софья четко различила все черты окружающей обстановки и не смогла сдержать вздоха, узнав Ванду, собеседницы разом повернулись и уставились на нее. Джума тут же махнула рукой, и Барракуда испарилась, словно и не было ее только что на розовом диванчике. Софья протерла глаза. Конечно, это Меркабур – фантомный мир, но выглядит-то он как реальный, не привыкла она к таким вот исчезновениям людей, как в кино.
– Софья, здравствуй. Присаживайся, рада тебя видеть, – Джума заулыбалась.
– Что все это значит? – спросила Софья.
– Что именно? – Джума изобразила полное непонимание.
– Откуда ты знаешь Ванду? Почему хочешь от меня избавиться?
– Сонечка, милая, с чего ты взяла, что мы говорили о тебе? Ванда – моя клиентка, мы обсуждали одну ее проблему.
Софья ушам своим не верила. Врет и не краснеет! Надо же, она так доверяла Джуме! Как могла интуиция так ее подвести? Не зря все-таки Надежда Петровна предостерегала! И вот ведь странное дело – Софья не расстроилась, не смутилась и даже не особенно была возмущена. Скорее, она испытывала отстраненное удивление, как будто прочитала в газете о том, что с завтрашнего дня для офисных работников введен специальный налог за вредность.
– Вы же говорили о Магрине! Ванда нашла тебя по визитке, так ведь? – спросила Софья. – Да, теперь я точно знаю: это она брала у меня визитку, я еще тогда удивилась: сначала карточка потерялась, потом – внезапно нашлась. Правильно, кто еще будет говорить: «Не смей копаться в моих вещах»? Только тот, кто сам копается в чужих.
– Она моя клиентка! – вспыхнула Джума. – Я права не имею говорить о делах клиентов!
– Почему ты хочешь от меня избавиться? – повторила Софья.
– С чего ты взяла, милая? Я тебе помогаю от всей души… Ты отдала открытку отцу? Она сработала? – как ни в чем не бывало, мягко и вкрадчиво спросила Джума.
– Слава богу, не отдала. Ты не ответила на мой вопрос.
– Ты меня обвиняешь? В чем? – Джума встала. – Я старалась, делала для тебя открытку, между прочим, просто так, ничего взамен не получив, а вместо благодарности – слышу только обвинения. Ты ею даже не воспользовалась!
– «Розовые очки» не нужны были твоему мужу, ведь так? Если он у тебя вообще есть, – сказала Софья. – Ты хотела, чтобы я осталась в Меркабуре? Признайся, хотела ведь!
– Нет, ну вы только посмотрите на нее! – Джума всплеснула руками, в ее голосе послышались скандальные нотки. – Взялась невесть откуда, забралась в койку к Эмилю, открытки по обмену ей подавай, так еще имеет наглость меня в чем-то обвинять?!
Софья сделала шаг назад. Сейчас Джума походила на базарную торговку или цыганку, из тех, кого в реальном мире она предпочитала обходить за версту. Вот бы сейчас… Стоп! Она прислушалась к внутренним ощущениям. А где же ее любимая скорлупа, в которую можно спрятаться? Софья всем телом чувствовала горячий напор Джумы, как будто на нее собрался извергнуться вулкан. Но мир и не думал оборачиваться привычной мутной пленкой. Напротив – внутри Софьи росло что-то новое, от чего она только яснее чувствовала происходящее вокруг. Она вдруг вспомнила Димину куклу – «офисную фею». Совсем недавно она и сама была на нее похожа, а сейчас волшебная сила Меркабура заполняет ее сверху донизу, так, что вся она целиком стала золотой, и исчезла граница, что делила ее напополам. Софья так погрузилась в собственные ощущения, что не вникала, о чем там вопит Джума. Она очнулась, когда услышала:
– Курва! Да ты просто шлюха, спишь с ним, потому что хочешь подписать контракт!
– Так ты влюблена в него… в Магрина! – осенило Софью.
– Да, я его люблю! Он – великий человек! А ты его не понимаешь и никогда не поймешь! Разве такая пигалица может быть рядом с ним?!
– Во-первых, я не пигалица, – спокойно ответила Софья. – Во-вторых, я с ним не рядом. Он такой… вообще сам по себе. А тебя мне жаль.
Ей и правда было жаль. В потоке, что горячей волной струился от Джумы, угадывалось что-то смутное, но очень знакомое. Она поняла: в Джуме пряталась такая же острая боль, как в Лилечке. Эта боль пульсировала в том же ритме, а сама Джума обжигала нерастраченной страстью, мчалась, сама не зная куда, как белка в колесе, а вокруг фейерверком била бешеная энергия. Софья вдруг подумала, что одновременно понимает и не понимает источник этой боли. Понимает больше умом, потому что знает по книгам и фильмам, как несчастна может быть отвергнутая влюбленная женщина, но не может понять до конца, потому что не испытывала ничего подобного. Она никогда не влюблялась ни в кого настолько, чтобы страдать. Ей было хорошо рядом с Магриным, она радовалась каждой встрече с ним, даже если они разговаривали о болезненных вещах, ей будет жаль, когда они расстанутся, но вряд ли внутри Софьи есть то, что может родить такую сильную, острую боль. Может, все дело в том, что она привыкла окружать себя толстой скорлупой, защищаться от собственных эмоций? А может быть, она просто никогда не испытывала потребности быть кем-то «принятой». Вечно в стороне от любого коллектива, всегда сама по себе, лучше всего она чувствовала себя в одиночестве.
