Вадим Панов - Последний адмирал Заграты
— Чем больше времени я провожу с вами, полковник, тем сильнее мне хочется назначить вас командующим, — произнес король, поправляя «консервы» с дымчатыми стеклами, которые, как выяснилось, входили в обязательный комплект снаряжения офицера бронебригады. — Вы ни о чем не забываете.
— Благодарю, ваше величество.
До сих пор Генрих II путешествовал в компании Алистера и других драгун, выходцев из лучших загратийских семей. Веселые разговоры, смех и шутки позволяли наилучшим образом скоротать скучные дневные марши, но Роллинг убедил короля изменить обычному правилу. «Всего два дня, ваше величество, пока не минуем Салуанские холмы», и теперь Генрих, облаченный в черный комбинезон офицера броневой бригады, сидел на башне командирского бронетяга, с которой открывался замечательный вид на колонну.
— Нет, я серьезно, — продолжил монарх. — До сих пор Заграта была мирным королевством, однако нынешние испытания показали, что на берегу тихой заводи должен сидеть человек, умеющий дать отпор чудовищам. Генерал Махони всем хорош, но он далеко не стратег. Алистер мил, однако совершенно не способен увязать свои мысли с повседневной жизнедеятельностью войск. Вы кажетесь идеальным кандидатом, полковник. И поверьте: я не забуду о своих словах после победы.
— Вам не позволят назначить меня командующим, ваше величество, — спокойно ответил Роллинг.
— Я — король.
— А они — ваши подданные. Или вы вместе, или по отдельности. А вместе вы до тех пор, пока придерживаетесь правил игры, ваше величество. Появление на должности командующего чужака эти правила рушит.
— Не будь я уверен в вашей лояльности, полковник, я решил бы, что вы пытаетесь меня оскорбить.
— И в мыслях не было, ваше величество. Я… — Роллинг смутился. — Я…
— Оставьте, — благодушно махнул рукой Генрих. — Вы не загратиец, не понимаете тонкостей нашей политики, и в этом нет ничего преступного. Мне достаточно вашей верности, полковник, поверьте, я ее ценю.
— Благодарю, ваше величество.
— Какая мощь! — Король привстал и бросил горделивый взгляд на колонну. — Какая сила!
Даже теперь, когда пехота и бронепоезд остались в Касбридже, импакто погибли, а на мундиры блестящих драгун легла дорожная пыль, армия не растеряла своего устрашающего величия. И в первую очередь — благодаря бронетягам. Или же…
Генрих погладил откинутый люк — тяжеленный, бронированный.
Нет — только благодаря бронетягам.
Эта бригада создавалась в загратийской армии постепенно, на протяжении тридцати лет — слишком уж дороги были грозные машины, и не слишком уж большая нужда в них была. Отец короля купил у галанитов четыре гусеничных «Джабраса», как понимал Генрих — исключительно из соображений престижа, потому что армия уважаемого королевства не могла не иметь тяжелой техники. Перед смертью добавил еще четыре, оставив недовольному сыну кучу ненужных долгов. Взойдя на престол, Генрих долгое время относился к бронебригаде без особого пиетета: есть, и ладно. На парадах бронетяги смотрятся красиво, вот и хорошо, а воевать… воевать им на Заграте не с кем. Генрих даже хотел расформировать бригаду, ввиду убыточности и бесперспективности, но знаменитый «Бунт рудокопов», случившийся на Инкийских рудниках девять лет назад, заставил короля в корне изменить мнение об этом подразделении своей армии. Тогда заполыхали почти все горные предприятия, угрожая надолго остановить загратийскую промышленность, и король бросил в Инкийскую провинцию все свои силы. Надеялся справиться за две недели, а получилось за пять дней, потому что там, куда приходили бронетяги, бунт прекращался мгновенно. Потому что бронированные чудовища утверждали власть короля гораздо лучше драгунских плеток и солдатских штыков. Потому что они были воплощением беспощадности и неуязвимости.
После подавления бунта Генрих произвел командира бригады в полковники, тем самым введя его в число высших армейских офицеров, и приобрел еще четыре бронетяга: по совету Роллинга, ими стали колесные «Киттеры». Два из них остались в Альбурге, а два шли на юг в компании восьми «Джабрасов».
— Скажите, полковник, вас когда-нибудь восхищала несокрушимость бронетягов? Хотя бы в детстве? Или в военной академии? Или же вы относитесь к ним, как к обычным машинам?
— Меня учили быть реалистом, ваше величество. Не восхищаться, а знать сильные и слабые стороны.
— Разве у бронетягов есть слабые стороны?
— Они есть у всех, ваше величество, даже у королей.
— Оставьте, полковник, или мы поссоримся.
— Прошу меня извинить, ваше величество.
Слабые стороны? Откуда? Мерное гудение кузеля — дрожь передавалась всему бронетягу — действовало успокаивающе. А длинный ствол главного калибра — стомиллиметровой пушки, внушал уважение одним своим видом. А ведь были еще и пулеметы: курсовой в лобовом отсеке, по одному в кормовых башнях, прикрывающих машинное отделение бронетяга, и еще один, спаренный, на главной башне — из него можно было вести огонь по воздушным целям. Двенадцатиметровый, закованный в броню и ощетинившийся стволами «Джабрас», был самой мощью — откуда у него слабые стороны? Где они?
— Вы слишком серьезны, полковник, слишком прагматичны. В этом ваша сила, но в этом же — недостаток. К тому же вы всегда предполагаете худшее.
— Такой уж я человек, ваше величество.
— И еще вы не умеете признавать ошибки.
— Ошибки, ваше величество? — Это замечание наемника задело. — Боюсь, я не понимаю.
— Я ведь говорил, что Нестор не рискнет покинуть Зюйдбург, помните? И я оказался прав. Нестор не самоубийца.
— Совершенно согласен, ваше величество, — отозвался Роллинг. — Не самоубийца.
Однако отозвался мрачно, не продемонстрировав даже тени уставного оптимизма, который следует извергать любому солдату в присутствии коронованной особы. Роллинг был недоволен и не считал нужным это скрывать.
— Вы действительно согласны со мной? — прищурился король.
— Да как вам сказать…
В Салуанских холмах Южный тракт существенно сужался, превращаясь в узкую, прилепившуюся к железнодорожной насыпи дорожку, ширины которой едва хватало бронетягам. Видимости никакой: слева насыпь, справа же почти сразу начинаются склоны, а сама дорога постоянно петляет. И пространства для маневра почти нет, поскольку пологими холмы были только у подошвы.
Все эти обстоятельства не могли не портить Роллингу настроения, и он постоянно напоминал о них Генриху.
— Я просто уточняю, ваше величество, что мы еще не прошли холмы.
— Мы втянулись в них вчера утром, полковник. И до сих пор все идет по плану.
