Мальн. Духи и Жертвы - Салье Мира

Таос остановился на середине реки, и его очертания начали расплываться, вновь источая лучи света в разные стороны.

С каждым шагом мышцы становились тяжелыми, будто чужими. Странное покалывание растекалось по телу, словно оно протестовало и не желало касаться реки. Оказавшись по пояс в воде, Гелиен обернулся и посмотрел на близких. Арэя обнимала Кристана и даже не пыталась вытирать катившиеся по щекам слезы – лишь сильнее прижимала сына к себе. Но ее взгляд… Гелиену хотелось навсегда сохранить его в памяти. Арэя по-прежнему была неописуемо прекрасна. Он мог бы постараться запомнить очертания ее губ, носа, скул и каждую дорогую сердцу черточку, но видел только глаза – большие небесно-голубые.

Когда-то давно, едва взглянув в них, Гелиен понял, что это единственные глаза, которые он хочет видеть, просыпаясь по утрам. Каким же глупцом он был тогда, в Черных горах, когда думал, что ему нужно время, чтобы разобраться в себе и своих чувствах. Их любовь случилась с первого мгновения, с первой встречи.

Лица Арэи и Кристана продолжали светиться мольбой. Друзья прижимали кулаки правой руки к сердцу.

– Я никогда не хотел навредить ей. Я бы убил любого, стер бы этот мир с лица земли, но не причинил ей вреда, – едва слышно пробормотал Катан.

Гелиен не хотел задумываться над правдивостью его слов.

– Насколько это больно вначале?

– Твою плоть, все внутренности обожжет нестерпимой болью, она просочится между костями и проникнет прямо в них, – ответил Катан с притворной простотой. – Но это не идет ни в какое сравнение с моментом, когда твою душу разорвет в клочья.

Гелиен делал спокойные и ровные вдохи, пытаясь крепиться.

– Кто бы мог подумать, что конец я встречу бок о бок с тобой.

– О, брат, ты заблуждаешься. Это не конец, а начало.

Силуэт Таоса полностью исчез, и воды реки озарились немыслимым светом, но теперь он обжигал словно огонь. Гелиен чувствовал, как его кожа начала гореть, сердце то замедлялось, то бешено колотилось, едва не разрываясь на куски. Он чувствовал чужеродное прикосновение, которое растекалось внутри, будто искало что-то жизненно важное. Потом это «что-то» оборвалось.

Гелиен закричал. Кровь потекла из носа и глаз, капая прямо в воду. Каждая минута длилась словно вечность, а в разгоряченном воздухе было трудно дышать.

– Гелиен! – простонала Арэя и рухнула на землю, зарыдав в голос.

– Отец! – прорезал пространство крик Кристана. Он обнимал мать, которая забилась в его руках, а потом безвольно обмякла.

Катан рядом лишь слегка морщился: он научился жить с этой болью. Он смотрел то на Арэю, то на Кристана, а потом переводил взгляд на своего спутника. В ярких изумрудных глазах что-то промелькнуло, но что – было неясно.

В отличие от смергла, Гелиен не мог справиться с эмоциями и стерпеть такие мучения. От жара горела плоть, костюм буквально плавился и прилипал к телу, его выкручивало и разрывало на части. Когда внутри снова что-то оборвалось и захлестнуло новой волной боли, он закричал. Кричал снова, и снова, и снова. Молил, чтобы страдания закончились, хоть и понимал, что это только начало. Свет окутывал, продлевая его агонию, и единственное, что видел Гелиен, – ненавистное мертвенно-бледное лицо.

Река поглощала его голос, голоса родных и близких, а привычный мир постепенно исчезал. Еще немного, и он вновь останется совсем один в том аду, что так красочно расписал Катан, – лишится всей своей человеческой и мальнийской сущности, утопит их в глубинах боли и ненависти. И со временем останется лишь чудовище.

Воцарилась всепоглощающая тишина.

В тот момент, когда, казалось, разум заволокло черным туманом, в пылающих глазах смергла снова что-то промелькнуло.

Сочувствие? Гелиен подумал, что тронулся рассудком.

Но нет, Катан действительно смотрел на него взглядом – печальным и искренним. Затем он перевел этот взгляд на Арэю и Кристана, которые не прекращали кричать его имя.

– Позаботься о моем сыне, – сказал Катан. Голос прозвучал не так, как обычно. Более серьезно.

Он взмахнул рукой, и мощный порыв выбросил Гелиена из реки.

– Гелиен! – прокричали родные.

Он не понимал, что только что произошло.

Поднявшись на ноги, которые с трудом держали вес тела, Гелиен нежно обнял Арэю за плечи. Она уткнулась лицом в его обнаженную грудь, и он почувствовал, как его кожа стала мокрой от слез. Он поморщился – обожженные участки болели и саднили, – но сжал жену еще крепче и повернулся к реке.

Свет померк, а следом исчез и Катан.

Он перенесся в мир теней.

Глава 36

Темно-серая мгла давно отступила, и теперь над головами мальнов распростерлось мерцающее небо. Ночь уже перевалила за середину. Близился рассвет.

Стейн прижимал к себе Райю и вместе с остальными не верил случившемуся чуду.

На белом, как смерть, лице Арэи до сих пор отражались ужас и боль, и она с трудом отпустила руку мужа. Когда Гелиену наконец удалось высвободиться из хватки родных, он подошел к берегу и замер, вглядываясь в спокойные воды Лауна.

– Он спас меня, – сказал Гелиен, не глядя на друзей. Казалось, он не верил своим же словам. – Но Катан был один… Я не понимаю.

– Он был не один, – возразил Хэвард. – В тот момент, когда король смерглов согласился войти с вами в воды священной реки, он обрек на проклятие не только себя, но и весь свой народ.

Стейн вспомнил давние слова советника Катана: «Вам не понять связи правителя Сумеречных земель с его народом. Мы умрем ради нашего короля».

– Все вернулось к тому, с чего началось, – добавил Хэвард. – Благословленные и проклятые. Мальны и смерглы.

Стейн ненавидел Катана, этого мерзавца, больше всего на свете. Знал, что будет ненавидеть его всю оставшуюся жизнь, но то, что он спас Кристана, хоть и понимал, что тем самым погубит не только себя, но и весь свой народ… Действительно ли смерглом двигала любовь к сыну? Или то была неприязнь к собственному отцу и желание доказать, что Даран Мальнсен не такой, как Манус?

Стейн с Алвисом одновременно подошли к Гелиену и положили руки ему на плечи.

– Хэвард, почему Таос вообще согласился? Я был уверен, что он откажется, думал, что духам нужен именно Кристан, его сила, – сказал Гелиен и покачал головой, словно не мог осознать истину. Стейн крепче сжал плечо друга.

Правда ли жертва была принята и Кристану отныне ничего не грозит?

Хэвард молчал, но, заметив всеобщее замешательство и переглядывания, пояснил:

– Так и было. Просто у него больше не осталось той силы.

Все замерли и ошарашенно посмотрела сначала на старейшину, а потом на Кристана.

– Таос понял… Поэтому согласился.

Ясности его ответ не прибавил.

– Чтобы воскресить Арэю, Кристан отдал весь свой свет, до единой капли. Лишился огромной духовной составляющей. Он остался сильным мальном, сильнее любого из нас, но не вас двоих и всего народа Сумеречных земель. – Хэвард посмотрел на Гелиена, а затем туда, где исчез Катан.

Кристан, унаследовавший двойное ядро мальна и смергла, был сильнее любого представителя из двух народов. Да, он лишился звездного света духов, но сохранил другую способность – тьму, а также бурлящую в его ядре непостижимую магию – и по-прежнему мог перемещаться в пространстве. Изначально он вобрал в себя силы обоих своих отцов, но по крови ему передалась и способность Мануса – звездный свет. Теперь же, отдав его, осталось только гадать, проявится ли этот свет в следующем поколении Мальнсенов.

Арэя потянулась к сыну.

– Дорогой…

– Все к лучшему, мама, я ни о чем не жалею, – только и сказал он. – Я заплатил бы любую цену, чтобы спасти тебя.

– Как Кристан смог отдать свет? – спросил Гелиен, глядя прямо на сына, который крепко обнимал мать.

Это был один из редких случаев, когда Стейн увидел на лице Хэварда не просто сомнение. У него не было ответа.