Александр Золотько - Молчание бога
– Это ложь! – вспылил храмовник. – Это поклеп на Орден, и я...
– Ручонками не маши, милый, – как молено неприятней засмеялся Ловчий, – в приличном обществе с вами никто не сел бы за один стол, если бы об этом знали наверняка. Я понимаю, что так оно нужно, что наши языческие братья южных кровей по этому делу выступают давно и конкретно, и пленным мужикам достается не слабее, чем захваченным бабам. Лучше уж, чтобы первым свой был, ласковые слова говорил, подготовил как надо...
Краем глаза он заметил, как храмовник потянулся к мечу.
Ловец протянул руки, левой рукой сжал меч храмовника возле рукояти, сразу над крестовиной, а правой эту рукоять загнул в сторону.
– Ваших, насколько я знаю, в плен брать не велено. Мусульмане ваших сразу в расход пускают. За вас выкупы не платят, да и сами вы, если дорветесь, не щадите ни баб, ни детей. За что вас любить и уважать?
Храмовник ощупал изуродованный меч и тяжело вздохнул.
– Вот я и говорю – какого черта тебя несет в поход? – Ловчий снова улыбнулся, глядя в глаза рыцарю.
– Я должен наблюдать, – тихо сказал рыцарь. Почти прошептал. Можно даже сказать – прошипел.
– За чем наблюдать?
– Не знаю. Мне приказали прибыть сюда, доставить... – рыцарь осекся.
– Давай-давай, – подбодрил Ловчий. – Начал говорить – говори.
– Я дал слово.
– Минутку, – Ловчий повернулся всем телом назад, к едущим сзади сержантам. – Ну так и есть. Я еще тогда, возле засеки подумал, какого черта храмовник тащит с собой сарацин. Слуги? Может быть, но лошадки у этих слуг слишком уж хорошие. И не разрешат сарацинам сержантский плащ носить, будь он хоть трижды слугой. Ты посольство привез, что ли?
Рыцарь тяжело вздохнул.
– Трех сарацин под видом сержантов ордена Храма. Не скажу, что это невероятно, но очень уж странно, – Ловчий увидел, что сарацины на него внимательно смотрят, и помахал им рукой.
– Я должен доставить их в лагерь и сопровождать в походе. Затем доставить их обратно. Кроме того – доложить обо всем...
Они выехали из лесу. Лагерь действительно располагался на холме – дозорный не соврал.
– Я поеду вперед, – сказал рыцарь и пришпорил коня. Сержанты поскакали за ним. Один осадил коня возле Ловчего. Чуть склонил голову, прижимая руку к груди.
– Ну? – спросил Ловчий.
– Я разговариваю с одним из Охотников, сражающихся с порождениями дьявола? – спросил сарацин.
Говорил он совершенно без акцента, разве что чуть мягче, чем привык Ловчий, произносил шипящие.
– С Охотником, – кивнул Ловчий, рассматривая сарацина.
Темная кожа, большие, влажные глаза, обильная седина в черной бороде.
– Я прибыл сюда по очень важному делу, но кроме этого хотел встретиться с Охотником. И, как я понимаю, Аллах послал мне встречу не с простым воином, а с командиром отряда. И не просто с командиром отряда, а с самим Ловчим, да продлятся твои годы... -И?
– Я прошу уделить мне немного твоего бесценного времени, дабы передать тебе просьбу...
– Прямо вот тут, перед лагерем? – Ловчий неодобрительно покачал головой. – Что бы ты ни собирался мне говорить, не слишком ли это нагло – разговаривать на глазах всего христианского войска?
– Я приду к тебе вечером, – склонил голову сарацин.
– Попробуй, – разрешил Ловчий.
Он даже и не предполагал, что стал таким известным. Осталось понять – хорошо это или плохо.
Поначалу оказалось – хорошо.
Часовые перед лагерем, услышав его имя, тут же указали шатер без флага, но с десятком охранников перед входом. Шатер стоял на отшибе.
Храмовника с сопровождением отправили на другой конец лагеря.
Перед шатром Ловчий спешился, передал повод подбежавшему слуге без герба на куртке и вошел в шатер.
– Давно вас не видел, благородный Ловчий, – любезно улыбнулся сидящий за столом старик, но даже не попытался встать, чтобы приветствовать вошедшего.
Ловчий молча сел на свободный табурет.
Старика он знал. К сожалению – давно.
В первый раз они столкнулись еще тогда, когда старику этому было шестнадцать лет. Но уже тогда он слыл ловким малым и готов был выполнить любое, самое грязное и неприятное задание святых отцов.
Ему даже доставляло радость совершать гнусности от имени Бога, зная, что все грехи ему будут отпущены. Если что-то можно было сделать двумя способами, Перст выбирал самый кровавый.
Они потом встречались неоднократно, хотя если бы это зависело от Ловчего, то не встречались бы никогда.
Несколько раз Ловчий подавлял в себе желание мальчонку прирезать, но тот успел войти в число людей, знавших о Договоре и о Смотрящих.
– Кушать я вам не предлагаю – пост, знаете ли, приходится сдерживаться, – улыбнулся Перст, отодвигая в сторону блюдо с недоеденной курицей.
Насколько помнил Ловчий, именно так он улыбался, когда собирался совершить особую гнусность.
– А где наш приятель? – спросил Перст. – Вас ведь приглашали обоих.
– Он не смог приехать, – ответил Ловчий. – Прихворнул.
– Что вы говорите! – всплеснул руками Перст. – Прихворнул! Сам Хозяин! Что же это за времена такие настали! Ну ничего, всем нам воздастся по делам нашим.
Старик даже улыбнулся безгубым ртом. Будто черепаха.
– Очень рад, что вы прибыли вовремя, несмотря ни на что. Такая точность в наше время... Мы ведь только вас и ждали. Только вас.
– Я тут.
– Я вижу, я вижу! – радостно вскричал Перст и развернул лежавший на столе пергамент. – Вот, смотрите. Сюда смотрите.
Сухим пальцем с распухшими суставами Перст ткнул в пергамент, в нарисованный план.
– Вот здесь сейчас находимся мы. А вот здесь... Ловчий смотрел на собеседника и пытался понять – что, вот этот, вот именно этот мерзавец стоит за всем происходящим? Может быть, взять его сейчас за кадыкастое горло и медленно, капля за каплей, выдавить из него правду...
– К этому замку наше войско подойдет через неделю. Все, кстати, уверены, что именно замок этот является нашей конечной целью... – Перст вдруг оборвал свою речь и внимательно посмотрел на Ловчего. – А ведь ты сейчас прикидываешь, как мне голову свернуть...
Ловчий улыбнулся вежливо.
– Нет, правда, – старик похлопал ладонью по столу. – Ты сейчас сидишь и думаешь – зачем меня вызвали к этому старому уроду. Вот подвесить бы сейчас его над костром и послушать, что запоет...
– Просто взять тебя за твое поганое горло, – сказал Ловчий. – Ты – дрянь трусливая – тебя жечь не нужно. Ты ради того, чтобы остаться в живых...
Старик скрестил руки на груди, лицо стало серьезным.
И что-то было в его взгляде, что заставило Ловчего замолчать.
– Ну, во-первых, ты ничего мне не можешь сделать – вы давали клятву не причинять вреда тем, кто следит за Договором со стороны людей. Так что можешь разве что помечтать. Во-вторых, я тебя тоже не люблю. И знаешь за что?