Джон Норман - Гвардеец Гора
Так же как женщина может быть закована в цепи разными способами и горианцы могут быть изобретательны в этом, точно так же может быть много причин для надевания цепей. Чтобы предотвратить побег или кражу, — это только одна из причин. Рабыня также может быть закована в цепи в поучительных целях, чтобы напомнить ей, что она — рабыня. Девушка может быть закована в цепи в какой-нибудь определенной позе, чтобы унизить ее. Она может быть закована и в качестве наказания или в дисциплинарных целях. И также она может быть закована просто потому, что так захотел ее хозяин.
Существует множество причин, по которым женщина может быть закована в цепи. Сегодня вечером, например, это было сделано для красоты. Цепи, как хорошо известно, часто невероятно усиливают красоту женщины. Причина этому, без сомнения, отчасти эстетическая, отчасти эмоциональная и рациональная. Контраст между прочными безжалостными металлическими звеньями цепи вместе со сделанными со вкусом кандалами или наручниками и кольцами и заключенной в них беспомощной мягкостью рабыни является эстетически интересным, представляя собой красивое сочетание поверхностей, фактур и материалов. К тому же было бы справедливым заметить, что ячеистое сцепление цепи с его тяжестью и жесткостью, с его металлической простотой и прочностью, с его непоколебимой, несгибаемой, неотвратимой эффективностью, безжалостностью и твердостью контрастирует, привлекает внимание, подчеркивает уязвимость и мягкость красоты и форм заключенной в них рабыни. Но подлинная красота цепи, так же как клейма и ошейника, без сомнения, лежит в области рассудка и эмоций. Цепь напоминает девушке о ее рабстве и заставляет девушку чувствовать себя определенным образом.
Клеймо и ошейник, хотя и могущественные в своей важности, не доставляют много неудобств девушке, если только она не пожелает беспрепятственно пройти одна через городские ворота. Цепи, напротив, позволяют ей ограниченную свободу движений или фиксируют ее на определенном месте. Они буквально накладывают на нее физические оковы. И она знает, что не сможет ни сломать их, ни убежать, в них она абсолютно беспомощна. Эти цепи заставляют ее поверить в свое рабство в полной мере. Они хорошо учат ее тому, что она рабыня и ею владеют. Она принадлежит тому, кто волен делать с ней все, что пожелает.
Трудно описать изысканные и утонченные эмоции, такие сильные, нежные, присущие женщинам, которые может ощущать закованная в цепи рабыня.
Ты закована, и ты — рабыня, говорят ей цепи. Он заковал тебя, и он — твой хозяин. Он может делать с тобой, что пожелает. Теперь ты на своем месте. Выбор сделан. Теперь ты можешь быть только женщиной. Готовься служить своему господину, красивая, закованная в цепи рабыня.
Хорошо известен факт, что простой вид цепей может заставить многих женщин, даже свободных, почувствовать сексуальное напряжение. Представьте, что они надеты на нее! Цепь, как веревка, и ремень, и кнут, даже когда у женщин нет оснований полагать, что они могут быть применены к ним, обращается к каким-то глубинным уровням сознания женщин. Представьте, что женщина, попавшая в рабство, внезапно понимает, что она в сущности приговорена к ним! Почувствуйте ее страхи, ее любопытство, ее подъем! Часто женщина, особенно если она раздета, видя цепь и зная, что она должна быть надета на нее, будет чувствовать бесконтрольное сексуальное желание, ее тело раскрывается, как влажный цветок во всей его чувственности. Это свойственно даже свободной женщине. Представьте теперь, если хотите, что эта женщина несвободна, что она попала в рабство! Она теперь знает, что полностью отдана в абсолютную власть хозяина. Теперь даже и в мыслях она не может сопротивляться. Открытая, в восторге, счастливая, она извивается, издавая стоны и крики на мехах любви, покоренная рабыня, удовлетворенная женщина.
— От городов, подписавших договор, должны быть призваны люди и корабли, — говорил Глико Каллимаху, — для смены людей и, возможно, кораблей. Должно быть организовано патрулирование. Связь и войска связи имеют огромное значение.
— Ты теперь первый капитан Порт-Коса, не так ли? — спросил я Каллиодороса.
Он был капитаном отважной «Таис». Я полагал, с падением Каллистена мантия и шлем первого капитана могли бы, безусловно, перейти к нему.
— Я действую как первый капитан, — сказал Каллиодорос. — Но я бы хотел надеяться, что можно будет уговорить Каллимаха, который был когда-то первым капитаном, снова занять этот пост.
Две рабыни теперь оставили выпечку и пирожные на столе и вернулись на кухню. Там они, вероятно, будут освобождены от цепей и вернутся с черным вином.
— Я слышал, цитадели Поликрата и Рагнара Воскджара были сожжены, — проговорил я.
— Да, — подтвердил Тасдрон. — Крепость Рагнара Воскджара была оставлена защитниками, после того как новости о битве при Виктории дошли до них и они поняли, что их слишком мало, чтобы выстоять против согласованной осады.
— Они могли быть полезными в качестве бастионов для Лиги Воска, — заметил я.
— Лига Воска, — улыбнулся Тасдрон, — это просто объединение, чья цель — контроль за пиратством на реке.
— Таково было и первоначальное намерение, насколько я понимаю, Лиги на Олни, которая превратилась в Салерианскую конфедерацию, — сказал я.
— Мы не хотели проблем с Косом и Аром, — пояснил Тасдрон.
— Не сейчас, пока мы слабы, — добавил Глико.
— Понимаю, — отозвался я.
— Цитадели не только были сожжены, — сказал Тасдрон, — но и будут разобраны. Мы получили предложения на эту работу от торговцев камнем.
— И соль будет посыпана на золу, — проговорил Глико.
— Соль, — заметил я, — может быть знаком жизни и удачи.
— Верно, — улыбнулся Тасдрон.
— Штаб Лиги Воска, как я понимаю, — продолжал я, — должен быть размещен в Виктории.
— Да, — снова улыбнулся Тасдрон, — выбор кажется справедливым.
— Виктория была ядром, вовлеченным в сопротивление пиратам, — отметил Амилиан.
— И именно здесь была одержана решающая победа, — добавил Каллиодорос.
— И именно поэтому, — усмехнулся Амилиан, — штаб Лиги не в Порт-Косе.
— И также, — улыбнулся Каллиодорос, — он не на базе Ара.
За столом засмеялись. Две рабыни, уже без цепей, теперь вернулись и начали подавать черное вино. Чувственная рабыня Амилиана, которую он еще никак не назвал, поставила перед нами крошечные серебряные чаши на маленьких подставках. Очаровательная маленькая рабыня в голубоватом наряде, которой я пока не дал имя, держа серебряный сосуд с узким высоким горлом в толстой ткани, чтобы сохранить его нагретым и защитить руки, мелкими каплями налила обжигающую густую черную жидкость в небольшие чаши. Она налила в чаши такое количество, какое могло бы сочетаться с разнообразными видами сахаров и сливок, которые гости могли бы захотеть и которые, если потребуется, рабыня Амилиана, руководящая церемонией, добавила бы и размешала.
