Джим Батчер - Фурия первого лорда
— …сын Маттеуса, титул которого перешел не к его старшему, внебрачному сыну Густусу, но к его младшему и законнорожденному сыну Мартинусу. Таким образом, прецедент создан, мои собратья достопочтенные Сенаторы, господа присутствующие.
Сенатор Валериус, мрачный мужчина средних лет чрезвычайно респектабельной внешности, начал аплодировать длинными изящными руками, кое-где этот жест был поддержан.
— Спасибо, сенатор Ульфиус. Теперь, если больше не будет…
Один из примерно семидесяти мужчин, сидевших на полу амфитеатра, громко прочистил горло и поднялся на ноги.
Его волосы представляли копну торчавших во все стороны клоков, нос был покрыт красными прожилками от излишнего количества вина, а костяшки пальцев были причудливо воспалены от частого участия в драках.
Перевязанная правая рука свидетельствовала о том, что юностью драки не ограничились.
Валериус поправил складку пурпурного одеяния, отражавшего его статус как Сенатора Каллидуса, и смерил взглядом вставшего мужчину:
— Сенатор Теогинус. Что вы хотите?
— Я подумал, что желаю воспользоваться правом члена этого Сената, чтобы высказать свои мысли, — растягивая слова, сказал тот, его медлительный цересианский акцент звучал с излишней интенсивностью, что было преднамеренным противопоставлением классической манере и четким интонациям северянина Валериуса.
— Предполагая, что сенатор Каллидус все еще намеревается возглавлять сие почтенное сообщество в соответствии с духом закона, конечно.
— Каждый напрасно потраченный миг — это время, которое мы могли бы использовать для подготовки встречи с врагом, — ответил Валериус.
— Полностью согласен, — сказал Теогинус. — А это касается моментов, затраченных на ваш превосходный маникюр, сенатор? Я уверен, что блеск ваших ногтей ослепит ворд прежде, чем они до нас доберутся.
Низкие смешки, такие же редкие, как и прошлые хлопки, прозвучали из аудитории.
Амара и Бернард присоединились к ним.
Повязки на пальцах Теогинуса делали контраст с внешностью Валериуса еще более резким.
— Думаю, он мне нравится, — пробормотала Амара.
— Теогиниус? — ответил Бернард. — Он напыщенный осел, но сегодня он на правильной стороне.
Валериус был чересчур утонченным, чтобы выказать какую-либо реакцию на смех. Он выждал, пока он затихнет, и еще четверть минуты сверх того, прежде чем ответить.
— Конечно, сенатор, мы выслушаем вас. Хотя я прошу, ради юных храбрецов, готовящихся лицом к лицу встретить врага, излагать ваши комментарии кратко и по существу.
Он слегка склонил голову, сделал жест рукой и изящно сел.
— Спасибо, Валериус, — ответил Теогинус. Он заложил большие пальцы за отвороты одеяния, гарантируя таким образом, чтобы повязки на его правой руке оставались хорошо видны.
— При всем уважении к сенатору Ульфиусу за его глубочайшие знания истории Алеры и алеранского права, его аргументы лицемерны и заслуживают быть осмеянными этим амфитеатром.
Ульфиус поднялся, издавая невнятные звуки возмущения, его покрытая пигментными пятнами лысина сделалась ярко-красной.
— Ну-ну, Ульф, — сказал Теогинус, при этом широко, во весь рот улыбаясь другим сенаторам.
— Я собирался использовать более мягкие формулировки, но Валериус сказал, что нам некогда думать, как бы не задеть ваши чувства. И вы знаете так же хорошо, как и я, что Парциар Густус был слюнявым безумцем, который убил полдюжины молодых женщин, в то время как Парциус Фиделар Мартинус был первым Гражданином среди служащих, которого удостоили звания Дома Верности после войны при Терновых Дебрях — и перед этим он дважды отклонил приглашение Гая Секундуса вступить в Дом Доблести.
Сенатор Теогинус фыркнул.
— Попытка сравнить Гая Октавиана и Гая Аквитейна Аттиса с этими двумя мне кажется чистым безумием, особенно учитывая, что у вас нет доказательств того, что Октавиан является незаконнорожденным.
Валериус поднялся на ноги, поднимая руку.
— Замечание по порядку ведения заседания, уважаемый Теогинус. Бремя доказывания законнорожденности лежит на родителях или, если их нет в живых либо они не в состоянии сделать это, на ребёнке. Законнорожденность, особенно среди Граждан, должна быть доказанной.
— В данном случае доказательства имеются, — ответил Теогинус. — Как то: перстень Принцепса Септимуса, свидетельские показания Арариса Валериана, а также собственноручное письмо Принцепса Септимуса.
Теогинус сделал паузу, во время которой негромкое бормотание разнеслось по амфитеатру, среди сенаторов и зрителей, потом в ожидании посмотрел на Валериуса.
— Гай Секстус никогда официально не представлял Октавиана Сенату, — как по писаному ответил тот. — По закону, он не был юридически признан.
— Не был признан как полноправный Гражданин, — возразил Теогинус. — Что не имеет никакого отношения к выбору Гаем наследника, поскольку относится чисто к вопросу регистрации.
— Хотелось бы надеяться, — парировал Валериус, — что Первый Лорд Империи соблаговолит являться также и Гражданином.
— Это всё игра словами, сенатор. Мы все видели достаточно демонстраций очевидных способностей Октавиана собственными глазами. Доказательство того, что, в конце концов, кандидатура достаточно устраивала Гая Секстуса. Почему она не может вполне устраивать всех нас?
— Согласно свидетельству личного врача Гая Секстуса, Секстус стал жертвой долгосрочного отравления при помощи очищенного хелатина, — невозмутимо продолжил Валериус.
— Хелатин нанёс ущерб всему телу, включая ум. Вполне возможно, что Гай Секстус в последний год жизни был невменяемым…
Внезапный шум протеста заглушил голос Валериуса, и Амаре снова захотелось задушить этого хорька.
Во-первых, он заставил всех утомительно выслушивать аргументы Ульфиуса, затем попытался нажать и спешно закрыть вопрос, сославшись на необходимость безотлагательных действий.
Применение такой тактики было успешным в Сенате и ранее, правда, как правило, не при наличии любой серьезной оппозиции.
Но это… сомнение в умственной вменяемости Гая было мастерским ударом.
Если бы достаточное количество членов Сената согласилось с этой идеей, это означало бы, что почти во всём, сделанном Гаем во время вторжения Ворда, можно было найти незаконные действия, признанные недействительными жаждущим власти Сенатом.
В конце концов, Секстус сейчас не мог оправдать свои действия.
Тем не менее, был способ противостоять истинному намерению Валериуса, если конечно Теогинус оказался бы достаточно умен, чтобы увидеть его.
