"Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Греттон Тесса
Земля казалась мирной. Никаких признаков, что ее поверхность гудит миллиардами беспокойных душ. Мы были так близко к ее океанам, ее континентам, внутри одного – страна, а в ней была когда-то больница, где голым и крохотным я появился на свет. Больница теперь разрушена, ее место занял офис производителя пищевых автоматов. Смогу ли я когда-нибудь опять посетить это место, опять увидеть тот клочок грязи, куда пришел?
Видение будущего возникло около позвоночника, прошло через нижнюю часть кишечника, брюшную полость, легкие, горло. Как рюмка бурбона, только в обратном порядке. Заложник русских, человек, сведенный до государственной тайны. А если я все же когда-нибудь вернусь в родную страну, какая жизнь меня ждет? Расследования, разбирательства, шум. Не будет мне ни покоя, ни мира, ни продолжения безмятежной жизни с Ленкой. Я встретился взглядом с Василием. Он знал.
Нет, я не мог принять такую судьбу. Раз мне суждено вернуться на Землю, я должен быть свободным. Все у меня отняли – и личность, и физическое здоровье, а может, и рассудок. И я не знал, что случилось с моей женой. Я больше не допущу разрушений, не позволю. Так мне советовал Бог Василия. Не быть игрушкой в руках этих русских.
Я отстегнул ремни, кинулся на пульт управления, отпихнул руки Клары и активировал один из двигателей корабля. «Nasha slava 1» перевернулась и прыгнула, как газель с разодранным зубами хищника бедром. Я повалился на потолок. Клара вскрикнула, а Юрий отстегнулся, бросился на меня и с поразительной ловкостью обхватил за шею, намереваясь не просто усмирить, а убить, рыча от ненависти, накопившейся за месяцы изоляции. Я молотил руками, и жизнь уже начала меня покидать, как вдруг на нас навалилась еще бо́льшая тяжесть. Я видел только рваную марлю и кулаки Василия, которые били Юрия по затылку.
– …avariynaya posadka, ya povtoryayu… – кричала в микрофон Клара, и мне хотелось, в свою очередь, крикнуть: «Прости, но чего ты ждала? Что я буду сидеть и ждать?»
Кровь залила мне глаз, а тяжесть исчезла. Юрий бросил меня, отвалился вправо и кричал, хватаясь рукой за шею. Василий выплюнул кусок кожи и мяса. Он прокусил аорту, и кровь хлестала из шеи Юрия.
– Пророк будет жить, – произнес Василий. – Я – апостол.
«Целостность тела неприкосновенна!» – хотелось мне крикнуть Василию, но было поздно.
Я сделал это. И должен довести до конца.
Корабль опять перевернулся на днище, и нас с Василием вдавило в кресла. Его кости хрустнули, но внешне он не выдавал боли. Истекающий кровью Юрий едва дышал.
Клара оглянулась на нас. Обеими руками она вцепилась в штурвал, пытаясь его удержать. На мышцах предплечий набухли вены.
– Якуб, – произнесла она, будто не знала, кому принадлежит это имя.
Она доверяла мне, своему товарищу-фантому, но не могла даже представить, как сильно я хотел вернуться домой. Я тосковал по тем минутам, когда мы с ней впервые обедали вместе, когда я разглядывал капли пота на ее теле, а она делала вид, что этого не замечает. Когда мы думали друг о друге только хорошее.
Я снова бросился на пульт управления, заколотил по кнопкам, по экрану и по панелям локтями, кулаками и лбом. Клара впивалась ногтями в каждый участок плоти, куда могла дотянуться, но, как генетический, тренированный еще в утробе матери фантом-космонавт, не отстегнулась, а я был свободен действовать. «Nasha slava 1» снова и снова переворачивалась, за стеклами иллюминаторов кружили зеленые поля России и города, разделенные сотнями квадратных километров сельской местности и пустоты.
Пальцы Клары проникли ко мне в рот, вцепились в язык, стремясь его вырвать.
Василий сзади шлепнул ее по руке и уже изготовился опять вцепиться окровавленными зубами, но я успел крикнуть:
– Нет, апостол, хватит!
Он отступил, проведать Юрия, бледного и почти неподвижного. Василий погладил его по щеке и прошептал:
– Ты тоже мог слышать Бога.
Я крикнул Кларе, чтобы тормозила, вопил извинения, мольбы и ругательства. Поверхность Земли была уже совсем близко, столкновение на высокой скорости наверняка нас убьет. Я различал мерцающую синеву воды, даже чувствуя костяшки Клариных пальцев на своей спине, на лбу и глазах. Она наконец отстегнулась и теперь дала волю ярости, возможно, решила убить меня прежде, чем всех нас убьет приземление. Мы сцепились.
Корабль ударился о воду, стекло иллюминатора взорвалось, осколки впились мне в лицо и тут же были смыты потоком воды. Теперь мое тело оказалось во власти земных стихий, куда более жестоких, чем предсказуемая враждебность космоса. Поток воды отшвырнул меня к двери каюты, а сверху приземлился Василий, цеплявшийся за мои руки. Потом вода заполнила весь отсек и разделила нас. Я поплыл к иллюминатору, махнув Василию, чтобы следовал за мной.
Я бросил последний взгляд на бледного бесчувственного Юрия, скорее всего, уже мертвого, схватил Клару за руку и потянул вверх. Она оцарапала меня и укусила за руку, из ноздрей выскользнули пузырьки воздуха, и я заметил, что ее руку зажало сиденьем кресла, которое давлением воды приперло к стене. Локоть у Клары был согнут под странным углом – наверняка вывихнут, а может, и сломан, однако она даже не поморщилась от боли. Ее решительный и твердый взгляд остановился на мне. Свободной рукой и зубами она изо всех сил старалась меня прикончить. Я больше не мог медлить. Я отпустил Клару и поискал взглядом Василия. Тот плавал над телом Юрия и улыбался от уха до уха, его апостольская миссия была исполнена. Нет, он не пойдет со мной, и может быть, это к лучшему. Ведь сломанный человек имеет право покинуть этот мир. Я тоже когда-то принял такое решение.
Я снова потянул руку Клары, и та вонзила зубы в мой большой палец, так глубоко, что чуть не оторвала. Я чувствовал, как крошатся ее зубы. Я выдернул свой окровавленный палец, проплыл сквозь наблюдательный иллюминатор и стал выбираться наверх по опрокинутому корпусу спасшего меня корабля. «Nasha slava 1», гордость российского народа, хотя народ и не знал о его существовании, фантом, летавший над головами этих людей, защищая их от врагов и добывая научные победы и передовое оружие, громоздкая куча металла, чье предназначение – усиливать и без того раздутое чувство важности, прогресс и мудрость, теперь субъект земного суда, как и все мы, и тонет, словно мешок никому не нужных котят.
Размахивая руками, я вынырнул и поплыл, так быстро, что вены, казалось, сейчас разорвутся и истекут кровью. Добравшись до суши, я вылез на берег, отплевываясь и кашляя, вцепился в холодную влажную грязь и вспомнил – это Земля. Я лизнул грязь. Я целовал ее, ахал, издавал звуки, которые пугали меня самого – звуки необъяснимого наслаждения, безумной радости.
Но наконец боль от зимнего холода перекрыла первый адреналин, российский мороз кусал мою кожу под промокшей одеждой. Я повалялся в грязи, теперь понимая, почему хрюшка Лауда считала возню в грязи высочайшей формой существования. Трение меня обогрело, и я откусил кусок грязи как торт. На вкус она отдавала корнями, компостом, овощной кожурой. Я выплюнул. Принявшее меня домой озеро раскинулось за моей спиной по широкой равнине, сливаясь вдали с бурым лесом, скрывающим горизонт.
Расколотая ледяная поверхность озера булькала, как будто переваривала корабль вместе с телами и образцами из облака Чопра. Теперь казалось, что ради них не стоило затевать эту миссию. Хотелось сесть, дождаться, когда появятся Клара, Василий и Юрий, целые и невредимые, и только потом бежать по промерзшей траве через лес. Но к озеру в любую минуту могла прибыть команда спасателей, а я не желал больше подчиняться никаким глобальным схемам, концепциям и государствам. Я побежал, сплевывая остатки грязи, и плакал о Кларе, моей спасительнице, о ее жажде вырвать из меня жизнь. Я ждал, что вот-вот услышу шум вертолетов, сирены мчащихся по равнине машин, лай немецких овчарок. Меня заключат в катакомбы Санкт-Петербурга, обрекут на пытки и голод. Но не было ни гудения моторов, ни лая. В зловещей тиши природы я добрался до леса.
