"Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Греттон Тесса
На ужин будет картошка со сметаной – то же блюдо, на котором жили семьи бабушки с дедушкой во время Второй мировой. Мы проезжаем мимо торговых центров и кинотеатров, возведенных на месте развалин бывших домов культуры, где собиралась пражская молодежь, чтобы посмотреть документальные фильмы о Советском Союзе и сыграть в футбол в красных футболках. Я не узнаю город с его новыми, хорошо одетыми прохожими, такси и рекламными щитами Tommy Hilfiger. Я не знаю эту свободную Прагу, но хотел бы ее узнать. Вокруг столько роскоши, только протяни руку, но я ничего не могу себе позволить.
Когда мы паркуемся перед нужным зданием и дедушка дает указания грузчикам, по радио играет песня Элвиса Пресли «Тюремный рок». Я протягиваю руку и переключаю радио на другую станцию. Бабушка не произносит ни слова. Звучат флейта, фагот и арфа. Женское сопрано словно чего-то просит, напоминая сову посреди ночи, ожидающую возвращения звуковой волны. Я спрашиваю бабушку, что это, и она улыбается.
– «Русалка», – говорит она. – Опера.
– Ты ее видела? – спрашиваю я.
– Это любимая опера твоей матери. Мы с ней вместе ходили в театр, вскоре после того, как она вышла замуж за твоего отца.
– Ты на него сердишься? За все это.
Радиосигнал пропадает, и песня тонет в помехах. Бабушка игнорирует мой вопрос и смотрит прямо вперед. Шум помех напоминает зубную боль. Наконец бабушка уменьшает громкость, собирает вещи и говорит, подняв подбородок, словно выступает у микрофона, перед публикой:
– Нет, – произносит она, в точности таким же тоном, как дедушкин.
Русалка
Коробка для сигар, сделанная из твердого кедра, весила ровно два килограмма и тридцать граммов. В последние несколько вечеров, после того как мы с Ганушем заканчивали беседовать и он устраивался в своем привычном углу, прямо за моим спальным отсеком, я доставал коробку из хранилища и пробегался пальцами по матово-желтой крышке с надписью «Partagas, Hecho en Cuba». Иногда снимал крышку, извлекал шелковый мешочек с прахом деда и какое-то время позволял мешку полетать по каюте, словно мать, направляющая своего ребенка в первом заплыве.
Я не мог не думать о реальном теле моего деда и о том, как оно путешествовало бы по космосу, – о коротких ногах, достаточно крепких, чтобы поддерживать живот, вмещавший шестьдесят лет, исполненных энтузиазма к пиву, о его толстых руках с вытатуированными синей сойкой и выцветшим ковбоем, о бычьем лице, поросшем седой щетиной, тонких волосах с постоянной перхотью. Эта масса плыла бы в воздухе и спокойно оценивала вселенную снаружи. Время от времени дедушка заходился бы хриплым кашлем курильщика и просил бы «Мальборо», чтобы его унять. И я знал, он бы с радостью читал газеты и писал свои дневники в тишине и покое Вселенной, но среди праздности ожидания его руки жаждали бы возни со скотом и садом.
Нет, думаю, у дедушки не хватило бы терпения созерцать звезды и безграничность Вселенной. Не такой он был человек, чтобы просто с восторгом таращиться в темноту. Но я все же взял его с собой в надежде отыскать последнее пристанище для его праха после того, как хранил столько лет. Каждый день после завтрака и перед сном мне хотелось сунуть коробку от сигар в выводное устройство и вышвырнуть в космос. Каждый день я не мог заставить себя это сделать. И сегодня тоже. А Венера уже так близка, что занимает большую часть панорамы. Через несколько часов я войду в контакт с облаком Чопра.
Я вернулся в Гостиную, где Гануш наблюдал в обзорный иллюминатор за приближающейся пыльной бурей. За последние несколько часов фотографии с камер «Яна Гуса 1» были изучены ЦУПом, и команда Петра пришла к выводу, что за внешним спокойствием облака маскируется бушующая изнутри буря, плотное ядро словно обладает силой гравитации, заставляющей пыль вращаться вокруг него как циклон. Беспокойство по поводу моей безопасности осталось невысказанным, но оно отражалось на лице Петра во время наших видеопереговоров.
Ноги Гануша расслабленно болтались под ним. Он был весь в тени на фоне вспышек света впереди. Толстое облако пурпура запятнало карту угасающих звезд перед нами, словно стая канюков, напавших на банку с краской. За время моей миссии облако уменьшилось вдвое относительно первоначального размера, но не сдвинулось ни на миллиметр, вступив в странную связь с гравитационным полем Венеры. Я был так близко к нему, что теперь уже мог рассмотреть движение отдельных частиц, как снежинок в стеклянном шаре, который только что встряхнули.
Пыль фосфоресцировала, светилась по краям и темнела ближе к пурпурному ядру такой плотной массой, что я не мог видеть сквозь нее. Скорость частиц, измеренная с помощью фотоанализа, была признана безопасной для входа в облако. Понемногу ко мне снова возвращалось утраченное восхищение моей миссией. Кем бы ни был Гануш, он мне не принадлежал, даже в такой степени, чтобы понять. Его присутствие успокаивало, но его существование оставалось непостижимым. А вот облако впереди – невероятный, невиданный феномен, но поддающийся измерению и неспособный сбежать – моя собственность. Облако можно рассматривать под микроскопом. Его можно понять.
Гануш обернулся ко мне. С уголка его рта стекала черная жидкость, разлетаясь по Гостиной мелкими танцующими пузырьками.
– Когда я был юн, тощий человек, то ловил эти зернышки на язык. Эта пыль содержит в себе начало всего.
– Невозможно знать, что есть начало всего, – отозвался я.
– Да, но в это так хочется верить. Я настаиваю, тощий человек, эти частички были свидетелями взрыва, породившего Вселенную. Они были первыми из существующих и станут последними.
Гануш улыбался шире, чем я когда-либо видел. На Панель пришел вызов от ЦУПа. Я пристегнулся напротив, провел ладонью по свежевыбритой голове и принял звонок.
На экране появился главный зал Центра управления космического агентства, подковообразная аудитория, плотно набитая людьми и мониторами. Собранная здесь команда из тридцати инженеров с Петром во главе была ответственна за всю миссию, от работы автоматики на «Яне Гусе 1» до анализов моего стула. А сегодня зал наполнило еще большее количество лучших умов страны, в окружении бутылок шампанского, подносов с коктейлями и столиков с креветками, чаем и бутербродами.
Рядом с Петром стоял доктор Куржак с блокнотом для записей наготове, вместе с членами попечительского совета, руководителями компаний-спонсоров, сенатором Тумой (загорелым, поджарым, готовым занять пост премьер-министра), другими членами Палаты, которых я видел по телевизору, во главе с самим президентом Ванчурой. Эти важные мужчины и женщины, окруженные представителями прессы, преданно щелкающими объективами фотоаппаратов и камер, образовывали ядро посреди более обширного круга сотрудников ЦУПа, инженеров и бюрократов. И все дружно мне аплодировали. Позади Панели, вне поля зрения камеры, передающей на Землю мое изображение, стоял Гануш. Величайшее открытие в истории человечества находилось менее чем в двух метрах от того, чтобы стать для землян реальностью. Но моя задача – притворяться, что его нет.
Пустоту «Яна Гуса 1» заполнили нежные голоса флейт, вслед за ними вступили альтовые гобои. Увертюра.
– Что это за звуки, тощий человек? – спросил Гануш.
– «Русалка». Это опера. Я ее выбрал для встречи этого торжественного момента.
Гануш кивнул, а Петр уже начал заученно подавать реплики, подготовленные для нас пиар-отделом:
– «Ян Гус 1», подтвердите работоспособность систем фильтрации. Начинаю обратный отсчет до контакта: двадцать девять минут, три секунды. Отчет…
Я настроился на прямую телетрансляцию празднества с Петршинского холма на канале «Нова». Там, где четыре месяца назад весь народ наблюдал мой взлет, снова собрались люди с пивом и фастфудом в руках.
На сей раз их внимание было направлено на установленный на вершине холма великолепный IMAX-экран, любезно предоставленный компанией «Тонбон», основным владельцем крупнейших кинотеатров страны и спонсором миссии. На дисплее шло отображение трех потоков: мое лицо, несовершенства которого были сглажены волшебниками от компьютерной графики, такое огромное, что я видел капли пота на лбу; второй поток был разделен между главным залом, где собрались политики и ученые, ответственные за этот триумф, и чешскими актерами, певцами и звездами реалити-шоу, дававшими интервью с отдельной ВИП-трибуны на Петршинском холме; третий поток отображал кадры, снятые «Яном Гусом 1», очень похожие на то, что мы с Ганушем наблюдали из смотрового иллюминатора, но с отрегулированной контрастностью и добавлением каких-то спецэффектов подсветки, чтобы подчеркнуть фантастичность.
