"Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Греттон Тесса

Все три потока перемежались международными телетрансляциями и короткими рекламными роликами всех спонсоров миссии. Если бы я сейчас мог связаться с тем тайным агентом, то попросил бы его сбегать в квартиру Ленки, заглянуть к ней в окно и посмотреть, прилипла ли она к телевизору, мечтая присоединиться к моему триумфу.

В Праге ночь, и хотя свет мощных стадионных ламп, окружавших холм, залил большую часть горизонта, на экране перед толпой Чопра отображалась в акварельных тонах, растворявшихся в атмосфере. На моем экране ее краски, далекие и непривычные, выглядели зловещим пятном. Облаку Чопра подобало бы уйти к Венере, навсегда там остаться, вдали от нашего дома, и более не нарушать покой ночной тьмы, веками обнимающей человечество. Меня охватила паника. Я оглядывал Панель в поисках кнопки, которая немедля вернула бы меня на Землю, прямо в мою постель, на четыре-пять лет назад, когда денег со стипендии едва хватало на макароны, а у нас с Ленкой почти ничего и не было из вещей – только секс и книги, и наш маленький мир, такой понятный и добрый. Время, когда Вселенная была черной и глянцевой на страницах учебников, чересчур дорогих для нас.

«Русалка» продолжалась в звуках скрипок и горнов, напоминавших мне о негромкой успокаивающей музыке в лифтах, торговых центрах, лобби отелей. Я потрогал гладкую поверхность стола перед собой, пристегнулся покрепче к креслу, чтобы чувствовать его поддержку. Паника сменилась кратким блаженством. Мания величия из-за ожидающих впереди открытий, даже просто присутствие здесь затмевало все остальное. Я прыгнул через пропасть на мотоцикле. Я уже почти приземлился, и кипение крови в моих ушах и глазах перекрывало шум толпы незнакомцев и близких, аплодисменты и песнопения, крики орлов, пролетающих над нашими головами, надоевший шум двигателей и скрежет моих костей. Это чувство подарило мне три-пять секунд полной отрешенности от того, что мир требует и что отдает, сделав сам факт жизни чисто физическим возвышением над стихиями. Я был благодарен за эту короткую передышку.

Контакт с облаком мог теперь произойти в любую минуту.

– Поступают последние данные удаленной аналитики, – сказал Петр. Крупный план его лица разделил мой экран пополам, отвлекая внимание от панорамы торжества и болтающих политиков. – У тебя сто процентов, «Ян Гус 1». – Он прервался, чтобы пожевать свой ус. – Якуб, ты готов?

Готов ли я? Что за вопрос. Лощеный американский астронавт поднял бы большой палец вверх, демонстрируя ряд выбеленных зубов. Я прикрыл глаза, выдохнул и кивнул.

– Никогда я не видел людей такими притихшими, тощий человек, – заметил Гануш. – Я впервые не слышу гула с Земли.

Вдвоем с Ганушем мы спокойно наблюдали за столкновением. Я увидел облако, отраженное в глазах Петра. Замолчали политики, застыли в воздухе бокалы, только что наполненные шампанским Bohemia Sekt. На мгновение мне показалось, что все забыли о моем существовании. Гануш тоже перестал обращать на меня внимание, не копался больше в моих мыслях. Его тело поднималось и опускалось у стекла обзорного иллюминатора.

Что еще скрывали очертания постоянно расширяющейся материи? Что за тайны ждали меня после инопланетян на бамбуковых лапах и летучих облаков галактического газа и мусора? Пела о своих радостях и печалях Русалка. Петр, политики и инженеры таращились в многочисленные экраны. Интересно, испытывал ли ревность кто-то из этих людей – все мы в детстве мечтали здесь оказаться, стать одинокими космонавтами на далекой планете, а теперь они носят галстуки и дают невыполнимые обещания. Я не мог не подумать о своем наставнике из университета, профессоре Бивое, – наблюдает ли он сейчас из деревенского дома, куда удалился, пребывает ли в восторге или в ярости от того, что его ученик на целые световые годы опередил его самые значительные достижения.

Гануш сосредоточил на облаке взгляды всех своих глаз – тридцати четырех, как я недавно подсчитал, – он как будто тоже никогда не видел ничего более неизведанного. Благоговейный трепет моего инопланетного компаньона перед этими пурпурными частицами подтверждал, что любая жизнь, расцветшая во Вселенной, обладает определенным невежеством, а следовательно, способностью к подлинной любознательности. Люди с гордостью претендуют на владение этим свойством, но на самом деле оно может быть вселенским.

Я схватился за ремни, врезавшиеся в грудь и живот, сделал пару глубоких вдохов. Гануш пошевелился. Петр утер со лба пот и наконец-то переключил внимание на меня. Пылевые частицы, как летящая из-под бензопилы деревянная стружка, волнами прокатывались мимо нас, заливали стекло смотрового иллюминатора. Контакт происходил беззвучно, но «Ян Гус 1» тем не менее вибрировал. Траектория корабля отклонялась то влево, то вправо, то вверх, то вниз, жгущий топливо двигатель пытался сопротивляться хаотичному воздействию Чопры. Петр велел мне заглушить двигатели, я подчинился, и теперь мы просто скользили вместе с пылевыми частицами вокруг плотного ядра. На Земле толпа на Петршинском холме поднимала «Старопрамен» и скандировала старинную поговорку: «Золотые чешские руки!» Я приветствовал их сентиментальность. Это пиво было поднято за меня.

Как отнесся бы к этой встрече Ян Гус? Принял бы как подтверждение всесилия своего божества? Мне хотелось думать, что его блестящий ум увидел бы в ней знак сложности Вселенной, ключ к пониманию того, что определение божества выходит за рамки абстрактных определений Писания.

– Вот мы здесь, – сказал бы я Гусу, – мы, единственные человеческие существа. Всякий раз, углубляясь в мысли, время или пространство (разве это не одно и то же, учитель?), мы обмениваемся с твоим Богом крепким рукопожатием. Ты сделал это, а теперь и я тоже, даже если мой Бог – микроскоп.

Я пробежался пальцами по панели и активировал «Ферду», сборщика пыли. На дисплее контроля отобразилось, как фильтр выскользнул из защитного корпуса и начал собирать частицы. Нет, брюхо моего корабля голодным не останется. Сканеры «Ферды» уже показывали структуру собранных кристаллов. Они втягивали частицы, как жадно лакающая собака.

– Ядро втягивает вас внутрь, – сказал Петр. – У него, похоже, есть своя умеренная гравитация. Как ты там себя чувствуешь?

– Все отлично. Сколько времени остается прежде, чем я достигну ядра?

– В таком темпе – примерно двадцать минут. Собирай образцы еще минут десять, а потом активируй тяговый двигатель и вырывайся оттуда. Стабилизируем траекторию твоего возвращения на Землю по ходу. После этого будешь прикладывать свои золотые чешские руки в лаборатории.

– Принято.

Оглянувшись, я вдруг понял, что Гануш исчез. Я больше не чувствовал висками его присутствия. По кораблю эхом разносился скрежет, как наждаком по металлу. Я прислушался, пытаясь определить источник, но казалось, безжалостный грохот звучит отовсюду. Скорость корабля быстро увеличивалась. Похоже, ядро было уже слишком близко. Твердое, как камень. Непроницаемое.

Надо мной замигали светильники, а вместе с ними и Панель. Мои плечи обдал поток холодного воздуха.

– Что-то странное с твоим источником питания, – сказал Петр.

Скрежет сменился непрерывным шипением. Свет мигал с более продолжительными интервалами. Корабль теперь не просто дрожал – его трясло и швыряло взад и вперед, а лиловая пыль, шаркавшая об иллюминаторы, стала такой густой, что я больше не видел Венеру.

– Скорость растет, – сказал Петр, голос у него дрогнул.

Он подергал себя за бороду, выдрав несколько волосков.

На лице стоявшего с ним рядом сенатора Тумы застыла бессмысленная улыбка, а бокал с шампанским теперь опустел. Все, разинув рты, таращились на экраны.

Надо мной разрывались светильники, крошечные осколки звякали о защитный пластик, не дававший им расплываться по всей каюте. Загорелись синие аварийные лампы, запитанные от запасного генератора, отделенного от цепи, тот же генератор включил Панель. Нежная музыка «Русалки» сменилась резким аварийным звоном. Я сосредоточился на мыслях о Гануше, надеясь, что он вернется.