"Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Греттон Тесса

Открытая дверь холодильника и стойка были перепачканы шоколадной пастой. По отсеку летала разломанная пополам белая крышка, а передо мной в воздухе висело существо, и две его ноги выскребали изнутри банку с «Нутеллой». Существо пару раз моргнуло и протянуло банку мне.

– Мне стыдно, – сказало оно. – Похоже, у меня развилась неспособность противостоять импульсам, когда речь заходит о земных орехах.

Дрожащей рукой я принял банку.

– Ты снова здесь.

– После нашего неприятного столкновения мне требовалось время для медитации и переосмысления. Ты должен понять, что наша стычка далась мне нелегко.

Я подошел к шкафу, вынул упаковку с тортильями, намазал на них ореховое чудо и свернул в анорексичные буррито. Ноги существа подрагивали – вероятно, признак волнения.

– Я рад, что ты здесь.

– Перед моим убытием ты спрашивал имя. Наш вид не имеет опознавательных знаков, личности. Мы просто существуем. Тебе будет легче, если станешь звать меня по имени?

– Да.

– Назови меня именем умного человека. Короля-философа или великого математика.

Я мысленно перелистал каталог великих людей, поразительную летопись, сверкавшую сквозь запятнанные страницы истории. Их было так много – достаточно, чтобы ненадолго превратить кого угодно в неуемного оптимиста, – но нужное имя возникло с такой уверенностью, будто во мне заговорил призрак Адама, впервые называющего все сущее. Когда-то Адам указывал на ничто и провозглашал: «кролик». И ничто становилось кроликом.

– Гануш, – сказал я.

И нечто стало Ганушем.

– А что он совершил? – поинтересовался Гануш.

Я протянул буррито, и Гануш взял его зубами. Он жевал с сомкнутыми губами и закрытыми глазами, издавая низкое рычание, будто большая собака, выпрашивающая лакомство, а низ его живота раскачивался туда-сюда. Не знаю, с чего я решил, что это «он», не видя никаких гениталий.

– Он сконструировал астрономические часы в Праге, Орлой. Позже город нанял головорезов, которые ослепили его раскаленными железными прутьями, чтобы он не создал другие. С окровавленными глазницами Гануш одним движением руки остановил часы, и никто не мог починить их целых сто лет.

– Он был астрономом.

– Да. Исследователем. Как ты.

– Я буду называться Ганушем.

Существо устроилось на полу, не обращая внимания на нулевую гравитацию. Оно вытянуло ко мне ногу, а губы, вернувшие былой ярко-алый цвет, растянулись в широкой улыбке. Я тронул кончик ноги, почувствовав под волосками жесткий гладкий панцирь. Кончик был горячий, как чашка свежего чая. Я сделал еще два буррито.

– Почему ты выбрал меня? – спросил я Гануша.

– Я наблюдал за Землей с орбиты, тощий человек. Изучал вашу историю и языки. И все же, имея доступ к знаниям, я ничего не понимал. Изначально я собирался поизучать вас пару дней, понаблюдать за обычаями. Но доступ к твоей памяти захватил меня. Я захотел узнать больше, еще больше. Прекрасный образец человеческого рода, идеальный объект исследования.

– Ну, если ты так говоришь.

– Тебя, конечно, интересует, что ты получишь взамен.

– Образец волоска. Крови. Чего угодно, что ты можешь дать. Самым большим даром было бы, если бы ты прилетел на Землю.

– Человечество не внушает мне доверия в необходимой степени, – сказал Гануш. – В этом нет пользы для моего племени. И, к сожалению, я не могу дать тебе часть себя. Тело неприкосновенно. Это закон.

– И что же, мы ничем не можем обменяться?

– Давай пока просто побудем вдвоем – но по отдельности – и посмотрим, что выйдет из нашего совместного обитания.

Я кивнул и откусил буррито. Читал ли сейчас Гануш мои безумные мысли? Чешский астронавт открывает разумную жизнь в космосе. Чешский президент первым из мировых лидеров пожимает руку инопланетянину и проводит для него экскурсию по Пражскому замку. Аэропорт Праги наводняют самолеты глав государств, которые ждут очереди встретиться с новой формой жизни. Гануш соглашается на неинвазивное исследование чешских ученых, и его органические функции приводят к невероятному прогрессу в биологии и медицине. Вопрос о смерти Бога обсуждается горячо, как никогда. Атеисты вновь заявляют о том, что его не существует, католики выступают против демона, распространяющего козни Сатаны. Я нахожусь в центре всего этого. Гануш отказывается ехать куда-либо без меня.

– Не надейся на это, тощий человек. Но я должен спросить – можешь ли ты разделить со мной еще немного земных орехов?

Сделав еще одно буррито, я сунул руку в банку и проверил упаковку с тортильями – убедиться, что ингредиенты, которыми я кормил Гануша, действительно убывают. Несмотря ни на что, безумие исключать было рано. В ту ночь я спал без снотворного.

На следующий день мне предстояло общаться с избранными гражданами в прямом эфире моего видеоблога. Первый вал вопросов был обычным – мои религиозные воззрения, мнение о трате денег налогоплательщиков на миссию, принцип действия космических туалетов. Последний вопрос пришел от очкастого и шепелявящего юнца-заучки. Его неловкое откашливание напомнило мне о старых университетских друзьях, этих маньяках, носившихся по Праге с рюкзаками на спине и пакетами из «Макдоналдса» в руках, вечно ерзающих, суматошных, гиперактивных в своем искреннем убеждении, что они могут и должны изменить мир. Юноша явно солгал о своих намерениях во время предварительного собеседования. Его вопрос был № 1 в черном списке ЦУПа.

– Как часто вы думаете о смерти из-за провала миссии? – спросил он. – Эта мысль тревожит вас или вызывает оцепенение?

Я посмотрел на Петра. Он потер лоб и слабо кивнул. Вопрос был задан, и прервать прямой эфир означало бы выдать, что у нас есть тайны, информацией манипулируют, а общественное мнение контролируется. При демократии заданный вопрос отдается бесконечным эхом. Я должен был ответить.

– Думая о смерти, – сказал я, – я представляю залитое солнцем крыльцо где-то в горах. Я выпиваю глоток горячего рома. Съедаю кусочек чизкейка и прошу любимую женщину сесть мне на колени. И умираю.

Легкость, с которой я выдумал эту фальшивую картинку, отдалась болью в висках. Ведущий объявил конец сессии, и экран погас. Я представил, как юнца грубо выводят из штаб-квартиры ЦУПа. Петр начал извиняться, но я отмахнулся. На сегодня мои обязанности перед обществом исполнены, я разделся до трусов и отправился на поиски Гануша.

– Другие люди смотрят на тебя снизу вверх, тощий человек, – заметил Гануш во время нашего следующего ужина. – Как будто ты Старейшина их племени.

Время стало прерывистым, как поцарапанная магнитофонная пленка. Задачи выполнялись дольше, я вечно отставал от графика, и в голове непрерывно крутились стихи из давно позабытых песен. Как будто близость Венеры вызывала искривление времени, замедляя мое мышление и собирая самые бесполезные воспоминания, информацию, не имеющую никакой практической ценности, простые моменты бытия – лоскуты, валяющиеся на полу швейной мастерской.

Я одержимо проверял почту. Пришло очередное сообщение от министерства внутренних дел:

…невозможно определить, состоит ли объект в сексуальной связи со своим знакомым Зденеком К., 37 лет, полноватым, добродушным, чисто выбритым кассиром банка…

…визуальный доступ в квартиру ограничен и не позволяет определить природу встреч. Министерство может санкционировать усиленное наблюдение, в таком случае агент проникнет в пустую квартиру, соберет улики, такие как сперма…

…объект приобрел упаковку арахиса и замороженную смесь для жарки, получив в итоге некоторое подобие гунбао…

…живет внешне обычной, спокойной жизнью, будто выдает себя за другого человека…

…мотивы остаются неясными, рекомендовано усиленное наблюдение…

Я ответил «усиленное наблюдение разрешаю, спасибо» и отдал Ганушу остатки ужина. Меня мутило от стыда. Она сбежала и поселилась где-то в другом месте, никем не узнанная – или так она надеялась. Я не чувствовал радости за нее, за ее одинокий покой, мой разум наполняло тщеславие, жажда уверенности, догадки о том, чем же я отпугнул ее. Может ли ЦУП заставить ее поговорить со мной? Но такое принудительное общение ничего не стоит. Нет, я должен сохранять спокойствие.