Вадим Панов - Кардонийская рулетка
— Вы повели себя необычайно мужественно, мессер.
— Пребывание в Дабаруте закалило мой характер. Я в полной мере осознал ценность свободы. — Лицо синьора Акуторо вытянулось. — Не волнуйся, тогда я был молод, горяч и еще не стал инвалидом. Я томился в застенках два часа.
— Два часа и шестнадцать минут, мессер, — уточнил Валентин. — Я запомнил на случай, если вы соберетесь заняться мемуарами.
— Это были самые романтические часы моей жизни. — Помпилио зевнул. — А потом приехал кузен Дерек, сын дара Уильяма, и мы отправились обедать. Кузен был крайне раздосадован тем, что дядюшка Уильям отправил меня за решетку, не посоветовавшись с ним, и предложил устроить настоящий побег. Мы отобедали и небольшой компанией — человек семьдесят, не больше, — отправились в охотничий замок. Целую неделю я чувствовал себя беглым каторжником, а Дерек поддерживал меня, как мог: устраивал балы и различные увеселения, пытаясь разогнать мою тоску… А потом дядюшка Уильям помирился с отцом, и мои злоключения закончились.
— Понимаю, — протянул синьор Акуторо.
Он чувствовал, что должен обязательно сделать что-то, но переживания не позволяли ему мыслить ясно. О чем забыл? Что упустил? Синьор Акуторо даже вспотел немножко, слушая рассказ адигена, и лишь упоминание «балов и увеселений» заставило директора сообразить, что он до сих пор не продемонстрировал гостеприимство.
Синьор Акуторо облизнул губы и поинтересовался:
— Может, э-э… вина?
— А какое у тебя есть?
— Местное.
— Это невозможно… — вздохнул Помпилио. — Теодор!
— Вино доставят чуть позже. Пока могу предложить коньяк.
Валентин извлек из кармана флягу.
— Хорошо, пусть коньяк. А когда будет вино?
Через открытое окно послышалось тарахтение автомобильных двигателей. Слуга выглянул во двор и громко сообщил:
— Доставлено, мессер.
Директор вновь побледнел.
— Что это?
— Ты его не предупредил? — удивился Бабарский, поправляя перекинутую через плечо сумку.
— Времени не хватило, — отрезал Валентин.
— Чем же ты занимался?
— Пребывал в застенках.
— И как тебе?
— Не понравилось.
— А как мессер?
— Держится.
— У меня в таких местах всегда развивается клаустрофобия…
— ЧТО ЭТО? — возмущенно повторил синьор Акуторо. Очень громко повторил, надо отметить, и нервно ткнул пальцем в сторону причины неудовольствия, каковой являлись два грузовика, доверху набитые ящиками, тюками и свертками различного калибра. Около грузовиков неуверенно улыбались шестеро грузчиков, демонстрируя жгучее желание как можно быстрее приступить к работе и смыться из неприятного местечка.
— Я хочу знать, что находится в грузовиках?!
— Кое-какие личные вещи, совершенно необходимые мессеру, — хладнокровно объяснил Бабарский. И вновь повернулся к Валентину: — Куда носить?
— Я еще не распределил помещения, — сообщил Теодор. — Ты поторопился.
— Извини, не знал, что следует подождать до утра.
— Какие еще личные вещи?! — взвился синьор Акуторо. — Два грузовика одежды?!
— Там еще мебель, ковры и предметы интерьера, — объяснил ИХ, недовольный тем, что его в очередной раз прервали. — Ужин доставят к восьми вечера.
— Ужин? Вы понимаете, что говорите?
Директор тюрьмы отчего-то решил обращаться к Бабарскому и Теодору, как к подчиненным. Но добился лишь того, что его демонстративно проигнорировали.
— Покажи, что тут есть, — предложил суперкарго.
— Пойдем, — согласился Валентин, и они с Бабарским зашагали к подъезду.
— Эй! — пару мгновений синьор Акуторо изумленно таращился на спины нахальных гостей, а затем припустил следом. — Вы слышите меня?
— Мы хотим осмотреть помещения, — не оборачиваясь, ответил Теодор.
— Сначала поговорим насчет вещей!
— Ну зачем вы упорствуете, синьор Акуторо? — вздохнул Бабарский. Хитрый суперкарго притормозил, взял директора под локоток и зажурчал: — Вы ведь должны следить за тем, чтобы мессер не покидал здание, так?
Чересчур вольное изложение его должностных обязанностей несколько покоробило Акуторо, однако спорить с ИХ директор не стал:
— В общем, да.
— Но это, знаете ли, непростая задача, — продолжил Бабарский. — Обстановка приедается, возникает усталость от однообразия, а мессер, как вам известно, знаменитый путешественник, не привык сидеть на одном месте… Вам ведь известно, что мессер обожает путешествовать?
— Ну… да, — подтвердил Акуторо.
— И что вы будете делать, если мессер соберется уехать?
— Э-э…
Теоретически директор тюрьмы знал, что должен будет делать, но не был уверен, что описанные в уставе и должностных инструкциях шаги вызовут понимание у окружающих. Особенно — у лингийских военных.
— Я рад, что вы со мной согласились, — провозгласил Бабарский.
— С чем? — растерялся Акуторо. За разговором он сам не заметил, что оказался на втором этаже, у «лучших» камер унигартской тюрьмы, предназначенных для шалопаев из золотой молодежи.
Помещения были недавно отремонтированы и содержались в чистоте, однако не произвели на нахальную парочку особенного впечатления.
— Комната, прямо скажем, небольшая, — резюмировал Бабарский, оценивающе разглядывая тридцатиметровую залу. — Может, вышибем стену и соединим ее с соседним помещением?
— Вышибем стену? — У директора задергалось веко.
— Несколько часов работы.
— Не надо ничего ломать, — решительно произнес Валентин. — Мессер готов к испытаниям.
— Слава святой Марте, — выдохнул Акуторо. Но тут же вновь похолодел.
— Здесь обустроим спальню.
Тон Теодора не оставлял сомнений в том, что продолжение обязательно последует.
— Следующая комната… — Валентин заглянул в глазок очередной камеры, не сдержал изумленного кряканья и повернулся к директору тюрьмы: — Кто это?
— Заключенные, — язвительно сообщил синьор Акуторо. — Разве неясно?
— Необходимо удалить, — категорически заявил Теодор.
— Куда?
— Куда-нибудь прочь. Мессер не захочет их видеть, слышать, нюхать и… И вообще знать, что они тут есть.
— Что вы себе позволяете?
Но адигенский камердинер продолжил прерванное явлением заключенных перечисление:
— Следующая комната справа — туалетная, за ней гостиная и столовая…
— Не так быстро, — попросил Бабарский. — Я не молод, мне трудно запоминать с той же скоростью, с какой ты говоришь.
— Я буду жить в комнате, что примыкает к спальне мессера слева.
— Вы будете здесь жить? — окончательно растерялся Акуторо.
