Вадим Панов - Кардонийская рулетка
— Не доверяешь паровингам? — удивилась Кира.
Швартовы отданы, и самолет, буксируемый паровым катером, стал медленно отходить от пирса, одновременно разворачиваясь к океану. У «прогулочного» пирса, являющегося частью главной набережной Унигарта, редко появлялись паровинги, а потому поглазеть на маневры крылатой машины собралась изрядная толпа.
— Не доверяю? — Помпилио снял шлем и бросил его в угол. — Нет, они меня удивляют.
— Чем?
— Хотя бы тем, что способны взлетать. Не говоря уж о том, чтобы преодолевать расстояния.
— Плохо учился в школе? — язвительно осведомилась девушка.
— Плохо учился дома, — уточнил дер Даген Тур.
— Все время один? — с притворной грустью протянула Кира. — Бедненький. Тебе, наверное, жилось ужасно скучно?
— Только до тех пор, пока меня не отправили в Лингийскую военную академию.
— Мечтал служить в армии?
— Не особенно, но такова семейная традиция, — объяснил Помпилио.
— Дети дара получают лучшее?
— Дети дара становятся воинами.
— Чему же ты научился в академии?
— Заправлять койку. — Дер Даген Тур потер подбородок. — Но почему мы вдруг заговорили о моем образовании?
— Если ты учился в школе, то должен понимать, что в основе полета лежат физические законы.
Катер вытолкал паровинг за пределы акватории и ушел, оставив машину один на один с бескрайним Баниром. Прогулочные суда держались на почтительном расстоянии, и ничто не мешало самолету рвануть к небу.
Кира запустила двигатели, наполнившие кабину громким рокотом.
— Физику процесса я понимаю, — не стал отрицать адиген. — Но все равно считаю, что в самой концепции аппаратов тяжелее воздуха заложено нечто противоестественное.
— Людям вообще противоестественно летать, но ведь хочется.
— И нравится.
— Очень.
Кира улыбнулась, и паровинг плавно пошел вперед. Сначала мягко, словно прогулочная лодочка, которую легонько оттолкнули от причала, но с каждой секундой все быстрее и быстрее, стремительно набирая скорость и все выше подпрыгивая на волнах. Из моря в небо, минуя землю.
Казалось, в эти мгновения пилот обязан быть предельно сосредоточен, однако Кира спокойно продолжила разговор:
— Хочешь ты или нет, но за самолетами — будущее.
— А за цеппелями — Герметикон.
— До тех пор пока мы не придумаем, как заставить астринг работать на самолете.
— Не придумаете.
— Посмотрим.
Взлет она специально сделала жестким — хотела произвести на адигена впечатление. Тяжелая машина резко забрала вверх, не вертикально, конечно, — тяги не хватило бы, — но и не комфортно для экипажа, и мощный рывок паровинга можно было запросто спутать с прыжком.
— Любишь ходить по краю?
— Люблю чувствовать скорость, — ответила Кира, аккуратно выравнивая машину. — Люблю видеть, как несется навстречу океан. Спереди несется, убегает вниз, но не достает меня даже в самую сильную бурю. И не заканчивается. Я люблю летать над Баниром, потому что он никогда не заканчивается.
— Но сейчас ты пытаешься улететь от себя, — негромко произнес Помпилио.
— С чего ты взял?
— С того, что на Валемане случился твой первый бой. И ты до сих пор под впечатлением.
Нагрубить в ответ? Перевести разговор в другое русло? А зачем?
Кира криво усмехнулась:
— Догадался?
— Если бы всякий раз, когда я о чем-то догадываюсь, мне давали леденец, не пришлось бы задумываться о покупке кондитерской фабрики.
— У тебя есть кондитерская фабрика? — изумилась девушка.
Она едва не отпустила штурвал.
— Когда мне было десять, хотел купить на карманные деньги, — вздохнул дер Даген Тур. — Но папа не позволил.
— Опять шутишь?
— Валеман стал твоим кошмаром.
— Тебе показалось.
— Мне давно уже ничего не кажется. — Кира хотела перебить адигена, но Помпилио предупредительно поднял руку, заставив девушку остановиться, и продолжил: — Когда-то давно я стоял на таком же перекрестке: я впервые убил человека и должен был решить, что делать дальше. Но мне было проще…
— Потому что ты мужчина? — На этот раз Кира наплевала на просьбу молчать.
— Да, потому что мужчина, — подтвердил дер Даген Тур. — И еще потому, что я с детства готовился убивать, ведь я не только мужчина, но и адиген, воин, я не могу прожить жизнь и никого не убить. — Он грустно улыбнулся, глядя на расстилающийся впереди океан, и добавил: — Так не бывает.
Наверное, дело действительно в этом: он готовился. И его готовили. С детства. Не говорили: «Однажды тебе придется защищать…», а честно объясняли: «Ты — воин, убивать для тебя — естественно». И поэтому свой перекресток Помпилио преодолел без особого труда.
— Как ты его убил? — спросила девушка.
— Застрелил.
— Ах да, ты ведь бамбальеро.
— Тогда еще не был. Но именно эта история утвердила меня в мысли отправиться в Химмельсгартн.
— Чтобы в следующий раз убивать профессионально?
— Да, именно для этого, — жестко и без всяких экивоков подтвердил дер Даген Тур. И тут же, без паузы, но более размеренным, повествовательным тоном продолжил: — Мне было четырнадцать, я плохо владел оружием, и первая пуля попала ему в плечо. Это сейчас я могу убить человека, даже не просыпаясь, а тогда я услышал крик… полный боли… такой, знаешь, жалостливый крик, и растерялся. Мне показалось, я сделал что-то не то, на секунду мне даже стало стыдно за то, что я выстрелил, и стыд едва не убил меня. Парень продолжал орать и одновременно перекладывал пистолет в другую руку, я увидел, точнее догадался, что он делает, и выстрелил еще раз. Попал в живот.
Кира закусила губу, она поняла, что услышит дальше, и не ошиблась.
— Ты сбивала аэропланы, бомбила корабли, но не стояла рядом с хрипящим и плачущим человеком, из которого сочится кровь; А вместе с нею — жизнь. Пуля в живот — это весьма неприятно, раненый страшно мучается, проклинает тебя и тут же умоляет о пощаде, просит помочь, перевязать, позвать доктора, а ты стоишь и не знаешь, что делать. А потом подходит старший брат и говорит, что есть два варианта: или наблюдать за мучениями, или выстрелить еще раз, сделав всем большое одолжение.
И по тому, как рассказал историю Помпилио, сомнений в том, какой был избран вариант, не оставалось.
— Кого ты убил? — отчужденно спросила девушка.
— Мы с братьями путешествовали по Бисеру, а люди Компании решили, что это подходящий случай подстроить отцу крупную пакость. Нам устроили засаду, но мы выстояли.
Рассказ о том, как четырнадцатилетний подросток хладнокровно добил беспомощного человека, поверг Киру в шок, и она попыталась отыскать хоть что-то положительное, способное обелить адигена:
