Алина Лис - Путь гейши
— Хватит! Потом поговорим. — Синоби поднял руку, призывая к молчанию, и смерил Нобу холодным и оценивающим взглядом. — А что скажешь по поводу его?
Тон, которым он говорил, не понравился Нобу. Так говорят о не слишком-то нужной вещи, которую жалко выкинуть.
Нужно перехватить инициативу. Как это делал Акио на переговорах.
— Я готов обсудить условия сотрудничества. — Это получилось совсем не так солидно, как он надеялся, хоть Нобу и пытался скопировать интонации старшего брата.
— Хороший мальчик, — умилилась женщина. — Но молодой и глупый. Пороть.
— Пороть самурая? — Господин Абэ негромко засмеялся. — Ну и идеи у тебя, тетушка Сагха!
Женщина философски пожала плечами:
— Хорошая порка еще никому не вредила. Я тебе скажу: лучше один раз потерпеть и подумать над своим поведением, чем всю жизнь дураком мыкаться.
Несмотря на то что пребывание в яме заставило Нобу пересмотреть свои представления об унижении, он почувствовал себя оскорбленным этим диалогом.
— Я требую объяснений! — Это прозвучало слишком пафосно, но зато привлекло внимание, как он и хотел. — Вы спасли меня, значит, я зачем-то вам нужен. И я требую уважения!
Господин Абэ сощурился.
— Ты — никто. Ничтожество, которым дорожит даймё Такухати. Поэтому ты попал в яму, поэтому мы тебя из нее вытащили. Хотя я бы на месте твоего брата и его невесты оставил тебя там, после того как ты сдал его шавкам сёгуна.
— Что? Я?! Да я… — От возмущения Нобу так оторопел, что даже не сразу нашелся что ответить.
— Конечно ты. Нашел где язык распускать — в «квартале ив и цветов»! Ты разве не знаешь, что все девки, от дешевых шлюх до элитных гейш, сотрудничают с тайной службой?
Задыхаясь от возмущения, Нобу вывалил синоби все, что знал по поводу брата и его любимой гейши, которая, конечно, и сдала Акио. Именно она, иначе просто быть не могло! Он цеплялся за эту мысль, как утопающий цепляется за обломки корабля во время бури.
— Девка, говоришь? — насмешливо спросил господин Абэ. — На Эссо? И как она с Эссо связывалась со службой безопасности?
— Не знаю! — запальчиво выкрикнул Нобу. — Это не важно!
— Да ну… — Улыбка синоби стала неприятной. — И эта же девка опоила тебя в «Медовом лотосе»? И стражу тоже она позвала?
Нобу зажмурился. Вспомнился вечер перед арестом, ласковая улыбка Уме, странный травяной запах чая…
Нет! Это не может, не должно быть правдой! Это кто-то другой, не она!
Потому что если она, то Нобу — дурак и предатель, на счету которого жизни верных людей. И жизнь собственного брата.
Он даже всхлипнул от ужаса перед неминуемым осознанием своей ошибки.
— Хороший мальчик, — добродушно прокомментировала тетушка Сагха. — Но глупый. Пороть!
Скрип тюремной двери вырвал его из забытья. Пленник медленно поднял голову и при виде визитера растянул губы в дерзкой усмешке:
— Давно тебя не было.
Голос прозвучал сипло, еле слышно — голосовые связки еще не восстановились, — но не дрожал. И это понравилось Акио.
В последние дни что-то изменилось. Даже боль перестала быть такой мучительной, словно отошла куда-то в сторону. А может, он привык.
И теперь у него были сны. Наполненные счастьем, глоток свежего воздуха в непрекращающемся кошмаре заполненных пытками дней. Порой Ледяной Беркут вспоминал их и улыбался блаженной улыбкой, а мастер-палач прекращал пытку из опасений, что пленник сойдет с ума.
Акио уже знал, что выиграл эту битву. Время, отпущенное на дознание, приближалось к концу, еще немного, и Ясуката должен будет предъявить на суд равных «предателя», а у него нет ничего. Ни доказательств, ни подписанного признания.
Иногда Ледяной Беркут даже беззвучно смеялся от этой мысли. И младший палач при взгляде на его лицо вздрагивал и ронял щипцы.
В последние дни палачи больше не навещали его. Приходил только лекарь; смазывал раны и ожоги, вправлял кости в сломанных пальцах так, чтобы они срастались правильно.
Это могло означать только одно: до суда осталось совсем немного времени. Поджившие следы пыток скроет одежда, но даже для усиленной регенерации требуется время, а пленник должен выйти к прочим даймё на своих ногах. Если главы кланов увидят, до какого состояния сёгун довел обвиняемого, они не станут слушать признания. Каждый примерит ситуацию на себя и возмутится.
Поэтому Ледяной Беркут приветствовал врага радостно, почти весело.
Тот подошел ближе, сжимая в руках хорошо знакомый ненавистный листок бумаги с признанием.
— Лучше подпиши.
Акио издевательски рассмеялся:
— Как предсказуемо, Шин. А если нет? Что тогда ты мне сделаешь? Прикажешь пытать?
— Прикажу пытать…
Даймё снова рассмеялся. Совершенно искренне. Возможно, сторонний наблюдатель углядел бы в этом признак надвигающейся истерики или сумасшествия, но Акио было смешно. До слез.
— Серьезная угроза.
— …твою сестру, — не меняя выражения лица, продолжил сёгун.
Смеяться резко расхотелось. Акио с рычанием подался вперед, в тысячный раз проклиная блокаторы, цепи и собственную слабость месяц назад, когда Шин был в его руках, а он так и не сумел довершить начатое.
Ясуката торжествующе улыбнулся.
— Я не хотел, чтобы до этого дошло, но ты не оставил мне выбора. Как думаешь, сколько она продержится, если ее подвесить рядом? — задушевно спросил он.
Поток оскорблений и брани от пленника сёгун выслушал все с той же торжествующей улыбкой.
— Даже жаль ее — такая нежная девочка. Могла бы выйти замуж, порадовать какого-нибудь самурая. Боюсь, после моих ребят от нее мало что останется. Думаю, перед тем как они начнут, я попользуюсь малышкой. Сорву цветочек.
— Если ты хотя бы пальцем прикоснешься к ней, мразь…
— То что? — резко спросил сёгун. — Что тогда, Такухати?
Ледяной Беркут тяжело дышал и молчал. В голове мутилось от звериного бешенства, перед глазами плыли багровые пятна. Внезапно он напряг все мышцы и рванулся, мечтая, чтобы сталь не выдержала и разлетелась. Только добраться до этой наглой, ухмыляющейся рожи, только коснуться его хотя бы одним пальцем! Плевать, что на руках блокаторы, Акио размозжит ублюдку череп о стену, сунет головой в очаг, голыми руками оторвет все, что торчит, навсегда лишив возможности быть с женщиной…
Цепи натянулись, как сотни раз до этого, но выдержали. Ясуката отшатнулся, а потом нервно рассмеялся.
— И это все? Не впечатляет, щенок. — Он задумчиво покачал головой. — Я знал, что ты к ней привязан, но чтоб настолько…
Акио стиснул зубы, стараясь не застонать от ярости. Ясуката этого и добивается. Нельзя было отзываться на имя Хитоми и показывать ему свою слабость. А теперь уже поздно.
