Стивен Браст - Иорич
Харнвуд ушел, а я выпил вина, потому что мне хотелось пить, и погрыз фруктов, потому что все равно заняться было нечем, а есть немного хотелось. Лойош также съел несколько ломтиков, по тем же соображениям (обычно он сухофруктами не питается). У Ротсы предубеждений по части сухофруктов не возникло.
Потом я подождал еще.
На исходе следующего часа вернулся Харнвуд, с еще более извиняющимся видом, и проговорил:
— Она встретится с вами сейчас, лорд Сурке.
Интересно. Она встретится с лордом Сурке, а не с господином Талтошем.
Что это значит, я понятия не имел, но был уверен — разница тут есть, и важная. Таковы придворные порядки, знаете ли: важно практически все, но никто не объяснит тебе, что, почему и как все это понимать, прежде чем ты вляпаешься во все это с размаху. Возможно, в следующей жизни я стану лиорном, которых подобному учат, или иссолой, которые все это знают инстинктивно. Впрочем, навряд ли.
Я встал и обнаружил, что от двухчасового сидения у меня все тело одеревенело. Наверное, старею.
Я последовал за Харнвудом по коридору, затем сквозь дверь, у которой он ранее стоял, повернули налево, в еще одну дверь, а затем в маленькую галерею, которая закончилась лестницей из восьми ступеней — маловато, чтобы вести на следующий этаж. Впрочем, я так этого и не узнал. Лестница вела к распахнутой двери, а за ней были длинные узкие покои с несколькими беспорядочно расставленными мягкими креслами. В дальнем конце покоев находились их величество собственной персоной и тихо разговаривали о чем-то с мужчиной в цветах иоричей и женщиной, одетой в цвета драконов.
При моем появлении все трое покосились на меня, сменив лица на обычные придворные бесстрастные маски.
Держава, кружившая над головой императрицы, была светло-зеленой, и осведомленный зритель наверняка смог бы сказать, в каком она настроении. Я не мог. императрица повернулась к собеседникам и проговорила:
— Оставьте нас. Я желаю побеседовать с этим господином.
Оба глубоко поклонились ей и небрежно — мне, попятились и удалились через дальние двери.
Императрица опустилась в кресло и жестом указала мне встать перед ней. Подчинившись, я ждал, не уверенный насчет этикета. Хотел бы я, чтобы здесь оказалась леди Телдра — во плоти — и сообщила, что мне полагается делать. По виду Зерики не похоже было, чтобы я нарушил какой-то протокол — в Империи вообще подходят ко многим вещам проще, чем на Востоке.
— Талтош Владимир, — с легкой улыбкой проговорила она. На вид невероятно молодая для императрицы, но внешность обманчива. — Что случилось с вашей рукой?
Я покосился на левую руку, где не хватало мизинца.
— Маленький укус насекомого обернулся большим заражением, — сказал я, заставляя себя не смотреть на Державу. Утверждается, что Держава чувствует ложь только когда ее просят об этом; и даже тогда ее порой можно обмануть, уж я-то знаю.
— А вы не смогли исцелить это с помощью ваших искусств? — спросила она.
Я тронул висящий на шее амулет.
— Не знаю, насколько ваше величество осведомлены…
— О, конечно же, — ответила она. — Я совсем забыла.
— Ваше величество столь добры, что вообще об этом помните.
— Да. Мы воплощение доброты, а также милосердия и справедливости, которые, как вам известно, шагают нога в ногу. И что же привело вас обратно в Город, учитывая обстоятельства?
Ну ладно, она в курсе насчет «обстоятельств». Меня удивляло лишь, что ей до этого есть дело. Интересно, почему.
— Алиера — мой друг, — проговорил я.
— И мой, — отрезала она.
Я чуть не подпрыгнул. Если императрица на тебя сердится — это не к добру, всякий подтвердит.
— Само собой, я хотел ее повидать, — ответил я.
Она, кажется, чуть-чуть расслабилась и кивнула.
— И если я в силах, то и помочь ей, — добавил я. — Полагаю, вы не станете возражать?
— Это зависит, — осторожно проговорила она, — от того, что именно вы подразумеваете под «помощью».
— Для начала я подумываю нанять адвоката.
— Против этого возражений не будет, — кивнула она.
— Возможно, ваше величество пожелает что-либо мне сообщить.
— Возможно.
— Я могу ошибаться, но мне представляется, что дело Алиеры специально движется ускоренными темпами. Если это так…
— Это не так, — твердо заявила она.
Глаза ее сверкали. Она лгала.
Когда императрица лжет тебе в лицо — это что-то, а?
— Как будет угодно вашему величеству, — кивнул я.
Глаза ее сверкали, а я созерцал стену над ее правым ухом. Держава приобрела красно-оранжевый оттенок.
Я ждал.
Не стоит объяснять, полагаю, почему в этом положении я держал рот на замке?
Спустя сколько-то лет она махнула на ближайшее кресло.
— Сядьте, — велела она.
— Благодарю ваше ве..
— Заткнитесь.
Я сел. Кресло было уютным, чего не скажешь о моем состоянии.
Она глубоко вздохнула.
— Что ж, то еще положение.
Я надеялся каким-то образом задать вопрос: «Слушайте, вы же много лет знаете, что Алиера и Морролан развелкаются с доимперским волшебством.
Почему это вдруг стало так важно?» Сейчас я понял, что задавать этот вопрос никак нельзя.
Держава кружила над ее головой, меняя свечение к болезненно-зеленому.
Невозможность скрывать свои чувства, вероятно, жутко раздражает.
— А Державу нарочно создали, чтобы показывать, в каком настроении император, или это побочный эффект чего-то другого?
Императрица пропустила вопрос мимо ушей.
— Какого адвоката вы наняли?
— Его зовут Перисил.
— Не знаю такого. Он сможет устроить, чтобы вы с ней увиделись?
— Надеюсь.
— Дайте ей знать, что если признает себя виновной, к ней будут милосердны.
Я начал было отвечать, а потом быстро переформулировал это в словах, более уместных в присутствии императрицы:
— Ваше величество изволит шутить?
Она вздохнула.
— Нет, но я вас понимаю.
А я пытался вообразить Алиеру э'Киерон, взывающую о милосердии — неважно, к кому и по какой причине, — но рассудок отказывался принимать подобную картину.
Она проговорила:
— Мне бы следовало сказать об этом раньше, однако я рада, что вы не… то есть, я рада, что вы еще живы.
— Я тоже. То есть, благодарю, ваше величество.
— С кем вы встречались по прибытии в город?
— С Морроланом, больше ни с кем.
— Он, э, сказал что-нибудь?
— Вы имеете в виду какие-либо неверноподданнические высказывания в адрес суверена? Нет.
— Я могу повесить Державу над вами и велеть повторить это.
— Должно быть очень приятно — иметь такую возможность всякий раз, когда захочется, ваше величество.