Константин Павлов - Король драконов
— Воротник, сюда! — позвала я в сторону удаляющегося треска и сопения, и дракончик скоро показался на тропинке, запыхавшийся и довольный. Так я распрощалась с мечтой о свежем мясе. Хорошо, что всяческой снеди благодарный Декра напихал целый мешок.
Но еще одной надежде суждено было разбиться еще до заката. Правда, не моей. Мышак довольно бодро топал целый день, выкидывая не так уж много шуточек. Он спокойно прошел мимо парочки сел, безропотно свернул на отмеченную знаком щита площадку с большим старым кострищем и мирно начал щипать травку. Я поклонилась выдавленному в земле солнечному колесу, пошла набрать сушняка — на это он тоже не обратил особого внимания. Безразлично Мышак отнесся к вспыхнувшему костру, к зашипевшему в котелке копченому мясу из припасов Декры и бульканью похлебки. Лишь искоса глянул, когда я неумело стала складывать из веток постель и застилать все плащом. Но продолжало темнеть. Мышак забеспокоился. Он начал переминаться, фыркать, глядеть на меня, на дорогу, чутко вынюхивать запах дыма и жилья, наконец не выдержал и тихонько заржал.
— Да-да, мы ночуем здесь, — сказала я ему, мостясь перед костром поудобнее.
Поблизости начинали петь комары, и я подбросила в огонь первую веточку можжевельника. Мышак недоверчиво замер. Выращенный в орденском стойле, привыкший к недолгим переходам от конюшни к хлеву и от хлева к конюшне, он ни разу не проводил ночь под открытым небом. Не то что я. У меня за плечами было целых три ночевки в орденском саду. В палатке. Под руководством наставницы.
— Ну да, не можем мы остановиться в деревне — из-за него, — показала я на Воротника, вернее, на кусты, в которых он вовсю трещал, шуршал и топал.
Вначале дракончик носился кругами по краю поляны, нюхал торчащие из земли причудливо изрезанные колышки, пытался их вырыть, вытащить зубами, но я прикрикнула — мало ли что могли устроить потревоженные защитные чары. Чтобы дракончик не сидел без дела, попросила его принести хвороста. К заданию Воротник отнесся творчески, и, судя по подрагивающим макушкам, именно сейчас пытался с корнем выдернуть молодой вяз в мою ногу толщиной.
Мышак неуверенно переступил стреноженными ногами и обиженно повернулся ко мне хвостом. От солнца осталась только розовеющая полоса над дальними деревьями.
— Ко мне! — (Воротник вылетел из кустов, отплевываясь корой и ветками.) Я обошла поляну с тлеющей головней. Слов, правда, не помнила и от себя решила ничего не сочинять. Когда я завершила обход, по краю поляны вспыхнул и несколько мгновений держался рдеющий малиновый пояс. Ура, получилось! — За круг — ни ногой, — свирепо пригрозила я дракончику. Мышак и так никуда не делся бы — я привязала его к удачно растущему посреди поляны кусту.
Прохладная мягкая серость опускалась на лес.
— Хочешь — слушай, хочешь — нет, но веди себя тихо, — приказала я Воротнику, развязывая зеленый мешочек. Знак свирели. Где ты был вчера? И снова тот же знак Светлой Девы.
Грустная мелодия тихо лилась в подступающий сумрак. Тускнели краски, обострялись звуки, на траве блеснули первые капельки вечерней росы, а я вплетала и вплетала во все это протяжные печальные звуки. Все. Я опустила свирель. На краю поляны, у самого круга, кружилось несколько мерцающих огоньков. Надо же, на мое исполнение слетелся Вечерний Народец!
Воротник стоял застывшим столбиком. Его синий глаз не то безотрывно смотрел на меня, не то вообще ничего не видел.
— Ты чего? — потрепала я его по загривку.
— Еще, — тихо попросил дракончик. — Спой еще, Х'иссин.
И в засыпающем лесу снова зазвучала тихая, неяркая мелодия. Объяснять Воротнику разницу между «петь» и «играть» я не стала. Этот мелкий и так возмутительно много знал!
Первая ночевка в легендарном Большом Лесу! Я пыталась добросовестно вглядываться и вслушиваться во мрак, положив меч под рукой, но ничего страшного упорно не происходило. Не являлись призраки, не бродили чудовища, а все зверье давно разогнал Воротник. Ночью похолодало, костер уже погас, и я подтащила под бок беспробудно дрыхнущего дракончика. От Воротника шло приятное ровное тепло.
Так прошла первая ночь. Второй день выдался довольно спокойным. Мышак размеренно топал по тропинке, Воротник шнырял в кустах, получив строгий приказ не высовываться, если на дороге встретится кто-нибудь умеющий говорить и визжать. Я ехала по тракту. И все больше радовалась обществу Воротника.
Он не боялся никого в лесу, а его боялись все. Если вначале я хлопотала над ним, как квочка над цыпленком, то очень быстро махнула рукой. Все встреченное зверье совершенно не горело желанием связываться с драконом, пусть даже таким маленьким и бестолковым. А вот Воротник упорно хватал за хвост и пытался загонять на деревья всех созданий крупнее его самого — на мелочь он презрительно не обращал внимания. И очень скоро все выгоды от его дурачеств я оценила. Странствующих редко обижают даже орки, но в лесу хватало неразумного зверья и нечисти, для которых я со своей лошадью была либо мясом, либо нахальным чужаком. Мне приходилось вовсю прислушиваться, вести себя тихо и быть готовой в любой момент отступить перед зубром, вепрем, лосем, лисой, барсуком, наконец, да и мало ли кто еще на дороге попадется! Вспомнить только одну встречу с оленем на тропе, когда мы долго таращились друг на друга и решали, кому все-таки бояться, бежать или уступать. Но теперь все изменилось, хоть и не сразу.
— Ну зачем гнать их на нас? — возмущалась я, выпутываясь с Мышаком из весьма колючих кустов, в которые мы запрыгнули при виде чего-то здорового, когтистого, рогатого и мохнатого, несущегося на нас по тропинке. Никогда раньше о таком звере не слышала. Не уверена, что слышал Воротник, но это его не смущало. Он гонял лесной народ, имен не спрашивая. Дракончик замер столбом, выслушал выволочку и свирепый приказ гнать всех подальше от меня, послушно кивнул и исчез. О своем приказе я сразу забыла — просто хотела выговориться. Но с тех пор я ехала по совершенно пустынному лесу. Однажды, правда, не повезло. Ветер дул куда-то вбок, Мышак потерял бдительность, я замечталась — и в результате мы чуть не потоптали медведицу с двумя маленькими медвежатами, которые паслись у малиновых зарослей. Медведица начала недовольно ворчать и подниматься, Мышак, естественно, задергался и встал на дыбы. «Что бы ей сказать такое успокаивающее?» — думала я, борясь с конем. Мышак сделал разворот, и я снова увидела раздражительную мамашу. Мохнатая гора с когтями длиннее моей ладони и зубами, к размеру которых я не присматривалась, уже нависла над нами и была в полтора раза выше моей макушки. А может, и в два. Или в десять. Трудно было судить.
