Маргарет Уэйс - Второе поколение
— Потому что оно может привести к гибели испытуемого, — сухо ответил Танис.
— Но ведь Карамон собирался позволить другим сыновьям участвовать в рыцарских испытаниях,— возразил юноша.— Они могут оказаться не менее опасными.
— Это другое дело, сынок. Карамон знает, что такое поединок с мечом и щитом, но не понимает, как можно биться на розовых лепестках розы и паутине.
— И к тому же там был и Рейстлин, — добавила Лорана, как будто это была одна из причин.
— При чем тут его дядя? — поинтересовался Гил. Хотя он прекрасно знал, что имеет в виду мать, но был настроен поспорить.
— Совершенно естественно, что Карамон опасался, как бы его младший не выбрал путь Тьмы, по которому пошел Рейстлин. Однако все, к счастью, закончилось благополучно.
«Отец, мать, а какого пути вы боитесь для меня? — еле сдержался, чтобы не крикнуть, Гил. — Темного? Или светлого? Или любого, который ведет прочь от этого дома... Когда-нибудь, мама... Когда-нибудь, отец...»
— Могу я тоже прочитать? — раздраженно спросил юноша.
Мать молча передала ему свиток. Гил читал его медленно. Вообще-то он умел читать человеческие рукописи не хуже, чем эльфийские, но разбирать каракули Карамона было трудно.
— Он пишет, что заблуждался. Считает, что должен был уважать решение Палина изучать магию, вместо того чтобы пытаться принудить его быть тем, кем он не является. И гордится, что тот выдержал Испытание.
— Это он сейчас так говорит, — проворчал Танис. — Было бы совсем по-другому, если бы его мальчик погиб в Башне.
— Во всяком случае, он позволил ему попытаться, а мне такой возможности вы не даете, — парировал Гил. — Вы держите меня взаперти, как дорогого попугая!
Лицо Таниса помрачнело. Лорана поспешила вмешаться:
— Ну, Гил, пожалуйста, не говори так. Скоро обед. Если вы с отцом отправитесь умываться, то я скажу повару, что...
— Послушай, мама, не надо менять тему! На этот раз не поможет! — Гил крепко сжал свиток, черпая в нем уверенность. — Палин не намного старше меня, но он отправляется в путешествие вместе с братьями. Они увидят мир, они будут участвовать в приключениях! А я никогда не отходил от дома дальше изгороди!
— Но это же совершенно разные вещи, ты прекрасно знаешь, — попытался успокоить разошедшегося сына Танис. — Палин — человек...
— А я — частично человек, — горько сказал Гил. Лорана побледнела и опустила глаза. Танис молчал, поджав губы, а потом заговорил тоном, в котором ледяное спокойствие прикрывало ярость и который доводил Гила до бешенства:
— Да, ты и Палин примерно одного возраста, но человеческие дети взрослеют быстрее, чем эльфийские...
— Я не ребенок!
Ненависть в душе Гила начала расти так стремительно, что он испугался, как бы его не вывернуло наизнанку.
— И ты знаешь, мапете, что с твоими мигренями путешествие было бы...
Юноша наконец не выдержал.
— Прекрати называть меня так! — заорал он. Глаза Лораны расширились от обиды и удивления.
Гил сразу раскаялся — он не хотел ранить мать, но вместе с тем испытал и некоторого рода удовлетворение.
— Ты называешь меня так с того времени, когда я был младенцем, — закончил он, понижая голос.
— Именно так. — Лицо Таниса под бородой потемнело от гнева. — Потому что она любит тебя. Извинись перед матерью!
— Нет, Танис, — вмешалась Лорана, — это я должна попросить у Гила прощения. Он прав. — Она слабо улыбнулась. — Это глупое имя для юноши, который выше меня ростом. Извини, сынок! Я больше не буду тебя так называть.
Гил не ожидал этой победы. Он не был готов к ней. Но необходимо было взять быка за рога, использовав преимущество перед ослабевшим противником до конца.
— И голова у меня уже месяц не болит. Скорее всего, мигрени вообще больше не вернутся!
— Откуда ты знаешь, Гил? — Танис изо всех сил старался держать себя в руках. — Подумай, что произойдет, если ты заболеешь в пути, далеко от дома.
— Если это случится, я буду бороться, — возразил Гил. — Ты сам рассказывал, что Рейстлин был так болен, что Карамону приходилось ухаживать за ним! И это Рейстлина не остановило. Он был великим героем!
Танис собирался что-то ответить, но Лорана послала ему предупреждающий взгляд, и он промолчал.
— А куда бы ты хотел пойти, сынок? — спросила она.
Гил колебался. Решающий момент наступил. Он не надеялся, что их спор будет развиваться в таком направлении, но это произошло, и он решил до конца использовать сложившуюся ситуацию.
— В свою страну. В Квалинести.
— Это не обсуждается.
— Почему, отец? Назови хоть одну убедительную причину!
— Я могу назвать их дюжину, только сомневаюсь, что ты поймешь. Первая из них — Квалинести не твоя страна.
— Танис, пожалуйста! — Лорана повернулась к Гилу: — Каким образом эта мысль, мапете, то есть сын, пришла тебе в голову?
— Я получил приглашение, очень красивое, очень любезное и вполне соответствующее моему положению эльфийского принца.
Отец и мать встревоженно переглянулись. Гил не обратил на это внимания и продолжал:
— Это приглашение от одного из сенаторов, Талас-Энтии. Народ собирается устроить праздник по случаю возвращения дяди Портиоса из Сильванести, и сенатор считает, что мне необходимо присутствовать. Он говорит, что мой отказ по формальной причине, вроде этой, будет замечен. Начнутся разговоры, что я стыжусь своего происхождения.
— Как они посмели сделать это?! — прошипел Танис, едва сдерживаясь. — Какое право они имеют вмешиваться?! Кто этот сенатор?! Как он смеет вмешиваться?! Я...
— Танталас, послушай...— Лорана называла его полным эльфийским именем только в очень серьезных ситуациях. — Тут есть еще кое-что...
Она подошла к мужу, и родители тихо заговорили между собой.
Шепчутся. Всегда шепчутся. Гил старался выглядеть равнодушным, но внимательно прислушивался. Впрочем, кроме слов «политический» и «действуй осторожно», ничего не разобрал.
— Это касается только меня, отец, — внезапно подал голос Гил. — Вы не приглашены.
— Не разговаривай со мной в таком тоне, молодой человек!
— Гил, дорогой, это слишком серьезное дело, — проговорила Лорана и успокаивающе положила руку на руку мужа. — Когда ты получил это приглашение?
— День или два назад, когда вы оба были в Палантасе. Если бы вы были дома, то знали бы об этом.
Танис и Лорана снова переглянулись.
— Надо было сказать об этом раньше. И что ты ответил?
Мать явно нервничала, ее руки дрожали. Отец был разъярен, но хранил молчание. Ему приходилось его хранить.
Гил впервые в жизни чувствовал, что владеет собой. Это было по-настоящему приятное ощущение, потому что ненависть в груди ослабла.
