Полина Копылова - Летописи Святых земель
– Так, может, вы хотите, чтобы я шла поучиться на улице Куок? – севшим от отчаяния голосом спросила Лээлин.
– А почему бы нет, моя сладость? Ты бы там встретила множество знакомых, когда-то почтенных дам, и кое-что у них переняла. Например, научилась бы не валяться на постели как бревно и не воротить от меня морду!
Она сдавленно всхлипнула.
– Ну вот, опять за свое! Сейчас врежу тебе так, что глаза лопнут! Заткнись!
– Я молчу, молчу, я уже молчу… Я все сделаю, все, все… Я всех научу быть покорными, я всех научу молчать, только отдайте мне Эласа. Лээлин припала лицом к его груди.
– Ну? Это еще что значит? – Ниссагль обнял ее за плечи. – Что это такое? А ну перестань. Перестань. Мне спать не даешь, так хоть себя пожалей, вон, под глазами-то круги. Стыдно людям показаться. – Он видел, что она ждет от него обещания, и нарочно медлил. – Ну что ты как струна натянутая? Жизнь всегда была дерьмом, для меня по крайней мере.
– Вы хотите сделать ее такой для всех.
– Не хочу, само так получается. Ну все, поговорили и хватит. Спать…
Наступил день, Лээлин снова осталась одна под присмотром вкрадчивого камердинера Язоша, который, пестро разодевшись, целыми днями сидел на ступеньках лестницы или бродил по нижним покоям, томно поводя сливовыми глазами. Его все время снедало какое-то болезненное сладострастие, весь мир виделся ему в розовой дымке, повсюду ему мерещились соблазнительные округлости, которые он норовил погладить. От присутствия Лээлин и ее недоступности все это еще больше усугубилось, вот он и водил пальцами повсюду, где была какая-нибудь округлость, трепетно и жадно прощупывая полированные ложбинки и выпуклости резьбы и литья.
На минуту он замер возле витого столбообразного канделябра, поверхность гладкого костяного ствола дала восхитительную пищу его воображению – он представил себе извивающееся в порыве страсти тело той, вожделенной, из верхних покоев…
Наверху что-то стукнуло, и он чутко прислушался. Стучать там ничего не могло, Лээлин обычно вела себя очень тихо, с утра до вечера сидела в кресле, изредка принималась петь, еле касаясь струн и произнося слова почти шепотом. Но снова раздался отчетливый стук, и, стараясь ступать беззвучно, Язош поднялся по лестнице наверх и заглянул в черно-золотой будуар. Увиденное заставило его замереть, а потом попятиться – Лээлин была в комнате не одна.
Спиной к двери, загораживая ее, стоял некто рослый, широкоплечий и светловолосый, в длинном жухло-зеленом плаще, из-под которого косо высовывались роговые с серебряными накладками ножны. Пришелец говорил с девушкой на Этарон, отрывисто и резко бросая слова.
– … Твоя жертва велика, но бесполезна, так сказал Аргаред. Не бойся, в этом нет позора, ибо Зло было слишком сильно, а ты была одна, тебе волей-неволей пришлось поддаться ему. В этом нет ничего постыдного, говорю снова. Стыдно было бы, если бы ты сошлась с извергом по плотскому влечению. Поэтому не терзайся напрасно. Лучше скажи, когда Ниссагль бывает дома?
– Только по утрам. Все остальное время он проводит в Сервайре и Цитадели. Ты можешь спокойно оставаться здесь до ночи.
– Хорошо, значит, успею все тебе рассказать. Кто-нибудь в доме есть?
– Только камердинер, но обычно он внизу, ему сюда не очень-то позволено… – Тут пришелец вдруг быстро обернулся, одним прыжком настиг замешкавшегося Язоша, и тот успел увидеть только его взбешенные серые глаза. Незнакомец ребром ладони ударил его по горлу. Камердинер осел на порог, бессмысленно вытаращив глаза.
– Его надо убить. – Гость вытащил темный с зазубринами кинжал и одной рукой оторвал Язоша от порога. Тот тяжело дышал и не мог произнести ни полслова. В глазах у него застыл ужас.
– Один удар под сердце, ты даже ничего не почувствуешь, – с полуулыбкой пообещал неизвестный, примериваясь для удара.
– Подожди, Эмарк, – дотронулась до его локтя Лээлин, – не все так просто. Ниссагль его любит и может заподозрить неладное, если Язош исчезнет. Он не просто раб, он что-то вроде доверенного лица. Начнутся расспросы…
– Хорошо, но что прикажешь делать, если он нас подслушивал? Ведь расскажет, стервец. Не клятву же молчания с него брать? Может, заставить его руки на себя наложить? Другого-то ничего не придумаешь.
– Знаешь, Эмарк… Можно вот как сделать. Только придется тебе взять то оружие, которое есть в доме. Я могу сказать, что он пытался меня изнасиловать, что я защищалась… Мне, конечно, очень за это достанется…
– За эту-то мразь… Впрочем, ты это славно придумала.
– Он все время очень недвусмысленно посматривал на меня, только без позволения хозяина не решался. Думаю, Ниссагль это замечал.
– Хорошо. Неси нож.
– Только не всаживай слишком глубоко. Ниссагль поймет, что ударила не женщина.
– Тогда лучше сразу тебе…
– Нет, я не смогу.
Лээлин ушла, вернулась с тонким шарэлитским стилетом. Ее лицо было совершенно бесстрастным.
– Вот. – Она равнодушно поглядела на бледного, с всклокоченными волосами Язоша.
– Прощай, зверюшка!
Язош даже не вскрикнул. Глаза его потухли, тело, грузнея, изогнулось и осело, челюсть отвисла, кровь струйкой сбежала по острому подбородку. Эмарк подхватил тело за плечи и бросил к ложу, так что затылок Язоша стукнулся о позолоченную ножку.
– Платье на себе разорви немножко. Выйдем. Нет у меня желания во время беседы глядеть на мертвеца. Да еще на такую мразь.
Они ушли в темную непроветренную спальню с оплывшими свечами в серебряных тяжелых шандалах. Там было неприбрано, на ступени ложа ниспадали одеяла, скроенные из дорогих мехов, а кисти полога мерцали золотом…
– … Вот так я твоего отца встретил. И сошлись мы оба с вестями, хуже которых не бывает.
– Значит, в лесу Этар ничего нет?
– Ничего и никого на мили и мили. Только ели, волки и тишина.
– А звезды меж ветвями?
– Ах, Лээлин… – Эмарк вздохнул. – Окер проехал по всем древним тропам, видел путевые камни, на которых руны серебряным мхом заросли. На месте древних городов он не нашел ничего. Мир перекошен еще больше, чем мы думали. Надежда только на нас, ибо лес пуст и безразличен.
– Неужели вообще никого? Не могу поверить.
– Ни Этарет, ни человека, ни чудовищ. Только волки.
– И все равно он решил бороться?
– Да. Бороться безжалостно и жестоко, так, как они научили нас.
– Где он сейчас?
– Сам не знаю точно. Ему приходится от всех прятаться, меняя облик.
– С какими глазами я перед ним предстану? Я не уберегла ни себя, ни Эласа!
– Лээлин, я уже говорил: с ясными и чистыми глазами ты его встретишь. Он ни минуты не гневался на тебя, поверь. Скорее он бы заплакал, если бы мог. И потом, твое положение может пойти нам на пользу. Я привез тебе от него оружие.
