Джеймс Кейбелл - Сказание о Мануэле. Том 1
Но при свете дня принцесса оставалась неизменной. При свете дня Юрген обожал ее, но с ощущением ночной близости. Днем им очень редко предоставлялся случай побыть действительно наедине. Пару раз, однако, он целовал ее при свете солнца. А потом ее глаза становились трогательными, но осторожными, и общение протекало весьма скучно. Она не отталкивала его, но оставалась принцессой, оценивающей свое положение, и вообще не походила на ту невидимую особу, которая говорила с ним по ночам в Судном Зале.
Некоторое время спустя, по взаимному согласию, они начали избегать друг друга при свете дня. На самом деле все время принцессы сейчас было занято, так как в Глатион пришел корабль с шафрановыми парусами и драконом, расписанным тридцатью цветами, на носу. Таков был корабль, привезший мессира Мерлина Амброзия и госпожу Анайтиду, Хозяйку Озера, с большой свитой, чтобы доставить юную Гиневру в Лондон, где она должна была выйти замуж за короля Артура.
Сначала последовала неделя пиров, турниров и всевозможных увеселений. Трубили трубы, а на помосте, разукрашенном флагами и модными гобеленами, сидел, покачивая головой и моргая, король Гогирван в ярчайшем одеянии, чтобы выявить победителя. А на поле радостно выехала толпа герцогов, графов, баронов и множество знаменитых рыцарей, чтобы состязаться за честь и жемчужное ожерелье.
Юрген пожал плечами и почтил обычай. Герцог Логрейский оправдал свою отменную репутацию на открытии турнира, выбив из седла рыцаря Додина ле Дикара, графа Рота Мелиотского, рыцаря Эпиногриса и рыцаря Гектора де Мари. Затем, как ураган, налетел граф Дамас Листенизский, и Юрген удовлетворенно соскользнул по хвосту своего прекрасного коня. Он отыграл свою роль в турнире и от души был этому рад. Он предпочитал скорее созерцать подобные празднества, нежели участвовать в них, и теперь стал следовать своему призванию с самым утонченным страданием, поскольку считал, что никогда ни один поэт не занимал более живописного положения.
Днем он был герцогом Логрейским, что само по себе являлось заметным продвижением по сравнению с ростовщичеством; после прихода ночи он обесценивал личные привилегии короля. Это была тайна, обман всех окружающих, что его особенно радовало, а при мысли, какой чудовищно умный малый Юрген, он почти забывал о том обстоятельстве, что страдает из — за нависшего над ним замужества дамы, которую любит.
Пару раз он ловил на себе взгляд ясных старческих глаз Гогирвана. Юрген к этому времени питал к Гогирвану отвращение как к человеку, занимающемуся мерзкими, бесчестными сделками.
«Так дурно заботиться о собственной дочери — размышлял Юрген, — постыдно. Человек пренебрегает отцовскими обязанностями, а поступать так нечестно».
Глава XVI
Сложная ситуация у короля Смойта
В дальнейшем случилось так, что три ночи подряд принцесса Гиневра была лишена возможности беседовать с Юргеном в Судном Зале. Поэтому в один из свободных вечеров герцог Юрген устроил попойку с Арибером и Ориеном — двумя баронами Гогирвана, только что вернувшимися из Пенгвэд — Гира и рассказывавшими сомнительные истории о Воинственных Феях, расположившихся гарнизоном в этом местечке.
Все трое слыли бывалыми пьяницами, так что Юрген лег в постель, изрядно набравшись, готовый к чему угодно. Позднее он сел в постели и обнаружил, что все происходит именно так, как он и подозревал. Комнату посетили духи, и у изножья его ложа находились два призрака: один — нахальный на вид, искоса поглядывавший фантом в старомодных доспехах, а с ним — прекрасная бледная дама в ниспадающей складками белой одежде.
— Доброе вам обоим утро, — сказал Юрген, — и прошу прощения, что не могу выразить, как рад вас видеть. Хотя вы весьма желанные гости, раз можете находиться в комнате бесшумно. — Видя, что оба фантома выглядят озадаченными, Юрген продолжил объяснения: — В прошлом году, когда я ездил по делам в Вестфалию, мне, на беду, пришлось провести ночь в населенном духами Нейедесбергском замке, где я вообще не мог заснуть. Там за главного был один призрак, который упорно звенел тяжелыми железными цепями и уныло стонал всю ночь напролет. Ближе к утру он преобразился в чудовищного кота и забрался на спинку моей кровати. Сидя на ней, он выл до рассвета. А так как я несведущ в немецком, то был манер. Сейчас же я надеюсь, что как соотечественники или, говоря более точно, бывшие соотечественники, вы оцените, что такое поведение не лезет ни в какие ворота.
— Мессир, — сказал призрак мужчины и распрямился во весь рост, — вы виновны в том, что нахально питаете такое подозрение. Я могу лишь надеяться, что оно проистекает из вашего неведения.
— Ибо я уверена, — вставила дама, — что мне всегда не нравились коты, и у нас в замке их никогда не было.
— Простите мою прямоту, мессир, — продолжил призрак — мужчина, — но вы не можете вращаться в благородном обществе, если на самом деле не в силах отличить представителей семейства кошачьих от членов правящей династии Глатиона.
— Я видел вдовствующих королев, которые оправдывали подобное замешательство, — заметил Юрген. — Все же умоляю простить меня, потому что я не имел представления, что обращаюсь к августейшим особам.
— Я — король Смойт, — объяснил фантом — мужчина, — а это моя девятая жена, королева Сильвия Терея.
Юрген поклонился так изящно, как (льстил он себе) только было возможно при таких обстоятельствах. Не так — то легко изящно поклониться, сидя в постели.
— Весьма часто я слышал о вас, король Смойт, — сказал Юрген. — Вы — дедушка Гогирвана Гора и убили свою девятую жену, и восьмую жену, и пятую жену, и третью жену тоже. Вас прозвали Черным Королем, так как вы имели репутацию самого безнравственного монарха, который когда — либо правил Глатионом и Красными Островами.
Юргену показалось, что король Смойт проявил некоторое смущение, но трудно определить, когда призрак рдеет от стыда.
— Вероятно, обо мне выражались подобным образом, — проговорил Смойт, — ибо соседи — страшные сплетники, а мне не везло в браках. И я сожалею, с горечью сожалею, но признаю, что в миг крайнего, однако не совсем уж ничем не вызванного возбуждения я умертвил даму, которую вы сейчас лицезреете.
— А я уверена, что моей вины тут нет, — сказала Сильвия Терея.
— Несомненно, моя дорогая, ты сопротивлялась изо всех сил, и мне бы лишь хотелось, чтоб ты была более крупной и здоровой женщиной. Но, полагаю, вы можете сейчас ощутить, мессир, как глупо ожидать, что возвышенный король Глатиона и его королева, в которой он души не чает, сядут к вам на кровать и завоют?
