Степан Кайманов - Практическая антимагия
– Почему ты не вернулся в мир небожителей? Не попросил у них помощи?
– Как? Мой дух уцелел, а вот прежняя сила, к сожалению, исчезла вместе с телом. Я надеялся, что рано или поздно кто-нибудь из них посетит Эленхайм, но… – Он развел руками. – Потом я наткнулся на пророческую книгу и узнал о тебе.
– Жаль, что прорицательница не предсказала исход битвы, – улыбнулся я.
– Будем надеяться, что он окажется добрым. Для нас.
– Значит, ты меня не отпустишь?
– Извини, не могу. Понимаю, жестоко, однако ты нужен Эленхайму. Твоя плоть и твой дух.
– Но я – мертвец, – я взглянул на тело, лежащее на полу. В ярком красном свете оно казалось особенно ужасным. – Как я смогу драться с Хашантаром?
– Поверь мне, сможешь. Лучше, чем прежде, – с непонятным удовольствием ответил призрак. – Если ты… – он замолчал. – Нет, когда ты возродишься, твоя сила… – Он опять замолк.
– Дай хоть проститься с дочерью. Дай взглянуть на нее одним глазком перед тем, как ты начнешь колдовать.
– Кажется, я уже объяснил, что это невозможно.
– Уверен, ты оставил лазейку.
– Нет.
– Ну ты хотя бы можешь сказать Лиле, где могила ее отца?
Он покачал головой:
– Так будет лучше для нее.
– Дать бы тебе по твоей призрачной морде!
Он опустил глаза.
– Ты так много рассказал мне, раскрыл столько тайн… – начал я с грустью. – О Хашантаре, о себе, о небожителях. Скажи честно, если я действительно не сгнию здесь и каким-то чудом восстану из мертвых, то ничего не буду помнить? Даже собственное имя? Светлое Небо, и свою дочь тоже? Я прав?
Он не ответил. Лишь бросил на меня сочувствующий взгляд.
– Значит, я прав, – покивал я. – Кстати, ты, всемогущий небожитель Мараман, не забыл, что всадник порвал нити, которые прежде связывали дух и плоть? И теперь я никак не смогу вернуться в тело. – Я демонстративно втянул носом воздух. – Да и смердит от него уже наверняка.
– А ты, Анхельм Антимаг, не забыл, что выпил столько магии, что разлагаться теперь будешь очень и очень долго?
– Умеешь подбодрить, – покачал я головой. – Так как быть с возвращением? Ты не ответил.
– Кое-что я еще могу. Думаешь, стал бы я просто так просить всадника рвать нити? Поверь мне, свяжу лучше, чем было. – Мараман подмигнул мне. – Хорошо, что напомнил: самое время вернуть тебя в тело, а то и вправду от него скоро начнет вонять.
– Но сперва пообещай, что будешь присматривать за дочерью.
– Как за своей собственной, – ответил он и, широко растопырив пальцы, направил на меня ладонь. – Не переживай за нее. С ней все будет в порядке.
Словно невидимый великан сжал мой дух в кулаке и понес над полом. А потом нежно вложил его в тело, как меч в ножны.
Он склонился надо мной и начал медленно водить указательным пальцем в воздухе. Я сразу ощутил изменения, начал чувствовать собственное тело. Поразительно: дух опять врастал в плоть. И было такое впечатление, что плоть за все это время нисколько не подгнила, как ей положено. Словно и не было схватки у лесной опушки, будто и не выдергивал меня черный всадник. Нити связывали и связывали две мои сущности. Крепко-накрепко.
Я настроился на длительный и утомительный ритуал, но он, к моему удивлению, занял не больше пяти минут и не утомил ни меня, ни призрака.
Покончив с колдовством, горе-небожитель завис надо мной, любуясь не то сотворенным чудом, не то еще чем. Так он и висел некоторое время – молча, недвижно, в гаснущем алом свете потустороннего факела, рассматривая меня со всех сторон. Затем довольно покивал и, собираясь улетать, поднялся выше. Под самый потолок.
Хотелось попросить его остаться ненадолго, да губы отказывались подчиняться. Я вновь стал пленником собственного тела. Свобода была недолгой.
– Спи, Анхельм Антимаг. Спи, мой единственный друг, – сказал призрак горько. – Прощай. И помни о дочери, – услышал я напоследок. – Помни о дочери…
Небожитель ушел. Ушла и его сила. Гасли красные следы потустороннего факела.
«Прощай, призрак. Обещаю, я буду помнить о ней невзирая ни на что», – подумал я, наблюдая, как сгущается истинная тьма. Исчезали последние брызги красного пламени, темнел от черной паутины потолок, а сознание соскальзывало в пустоту, не в силах противостоять смерти.
Итак, я снова умирал. В одиночестве. Во мраке. Не зная, чего ждать от будущего. С мыслью о дочери, с мыслью только о ней.