Татьяна Любушкина - В лабиринте миров
— Пожар!
Я побежала по залу, стремясь покинуть третий этаж, и тут же вернулась назад. Старухе не справиться одной с тяжёлой коляской.
— Беги! — толстуха замахала на меня тучными руками. — Беги, спасайся! Ты должна выбраться!
За моей спиной раздались крики. Я бросилась на них. Языки пламени уже охватили крытую галерею, и по ней металась тонкая фигура Катерины.
— Гори всё синим пламенем! Гори проклятый дом!
Я бросилась к ней, но перегоревшие доски под моим телом рухнули, и я упала прямо в бушующий огонь.
Глава 29
Лежать было неудобно. Подушка под моей головой приобрела твёрдость камня, и затылок нестерпимо заныл. Собираясь принять более удобную позу, я открыла глаза, и тот час вскочила на ноги. Я вовсе не лежала в постели. Я стояла во дворе дома генерала Зотова. Сосны мелодично шумели над моей головой. Нигде не было и следа от пожара.
Дворник Михалыч отбросил свою метлу и рысью побежал к подъехавшей «Волге».
— Будет тебе, Михалыч, спину гнуть, сейчас не царское время, — от звука знакомого голоса я вздрогнула.
— Не убудет с нас, Яков Петрович, а с порядком-то оно надёжнее.
— Что, Николай? Дома?
— Дома…
Я заткнула уши.
Просидела я под сосной довольно долго, пока из чёрного хода, что был прямо напротив меня не выбежала круглолица девчонка с двумя тонкими косичками. Лицо её было красно, а на шее наливались здоровенные синяки.
— Настя!
Девчонка вздрогнула и остановилась.
— Чего тебе? Кто такая?
Лицо девочки мне показалось знакомым. Не знакомым со вчерашнего дня, а так, будто я знаю её, очень давно.
— Никто. Я к Катерине пришла. Да, говорят, она больна.
— Катька?! — Настя фыркнула. — Да она сумасшедшая. Не ходи ты к ней, греха не оберёшься.
Я дотронулась до её шеи.
— Это она тебя так?
— Она, кто ж ещё, — буркнула Настасья.
— А зачем ты к ней ходишь? Зачем дружишь с ней?
Настасья передёрнула плечами и сурово, совсем по-взрослому проговорила:
— Не дружу я. У нас с ней одна беда.
— Какая?
— А вот это не твоё дело! — отрезала Настя. Она независимо крутанулась на пятке и перемахнула на улицу через забор, игнорируя калитку.
С другого конца двора Михалыч потрясал своей метлой.
— Ишь, сволота! Я тя научу через дверь ходить, так и норовит по забору лазать!
В его голосе не было злости, ворчал он скорее «для порядку».
Я кивнула Михалычу, как старому знакомому.
— Здравствуйте! Дома ли Катерина?
— Дома, где ж ей быть?
— Ну, может к друзьям ушла? Или учиться… Она ведь учится?
Михалыч глянул на меня с подозрением.
— Ты чья будешь-то?
— Я к Катерине пришла. Мы недавно познакомились, и она пригласила меня в гости.
— Где познакомились? — въедливо спросил Михалыч.
— Здесь, — простодушно ответила я. — Меня подруга привела. Маша. Катерина пригласила заходить ещё. Вот я и пришла.
— Пришла, так и ступай, — Михалыч махнул рукой в сторону дома и принялся ожесточённо мести двор.
Я пожала плечами и направилась к двери. Прямо в узком коридоре столкнулась с Софьей.
— Ты кто?
— Медсестра, — правдиво ответила я. — Я к Катерине.
Как я и рассчитывала, Софья не удивилась, только спросила:
— А Олимпиада Игоревна где?
— Заболела, — я пожала плечами. — Я, правда, в гинекологии работаю, с беременными, но укол сделать смогу. Покажете, где комната Катерины?
— С беременными? — не слушая вопроса, переспросила Софья. — Ой, а можно вас ненадолго?
— Конечно, — я улыбнулась так лучезарно, как только могла.
Комната Софьи располагалась на первом этаже, рядом с кухней и столовой. Расположение её было не очень удобным для проживания, но безупречным для наблюдения за домом. Битых три часа я выслушивала жалобы на недомогание и давала многочисленные советы, которые Софья тщательно записывала в тетрадь. Мне отроду не доводилось общаться с беременными, но я не опасалась дать неверный совет. Бедняжке Софье и её, не рождённому малышу, оставалось жить от силы два-три часа, какая уж тут разница, будет она их выполнять или нет?
Софья спохватилась, когда часы пробили пять.
— Ой, к нам гости сейчас прибудут, а я ещё вас и не расспросила, как следует!
— Ничего страшного, я ещё вернусь, — я вежливо поднялась, расценивая слова хозяйки, как намёк на то, что мне пора уходить. — Но если вы мне позволите подождать… У меня, видите ли, ещё один визит назначен на вашей улице, но только через три часа. Я живу далеко и…
— Да, конечно, господи! — Софья не дала мне договорить. — Ждите, сколько угодно! Вот книги, я вам еды принесу!
При слове «еда» мой желудок возмущённо дрогнул. В этом доме все обещают принести еду, но не доносят.
— Было бы очень кстати, я, знаете ли, не обедала сегодня, — очень скромно, но настойчиво я намекнула на то, что еда мне потребуется в первую очередь.
Софья охотно метнулась на кухню и принесла гору всякой снеди: кусок жаренного цыплёнка, четыре пирожка с мясом, стакан молока и два ярко-красных яблока.
— Ешьте на здоровье, а я пока соберусь.
Не стесняясь меня, Софья сбросила платье, понюхала под мышками, поморщилась и щедро увлажнила впадины ядрёно пахнущими духами. В комнате нечем стало дышать. Аппетит у меня пропал.
— Вы извините, что я вас за стол не приглашаю, — щебетала Софья. — Яков Петрович не любит чужих за столом.
— Яков Петрович ваш муж?
— О, нет, что вы! Я невеста его сына Николая, — Софья скромно потупила глаза. Видимо она уже свыклась с новой ролью.
… Ужин проходил в столовой, и я слышала каждое слово. Широкая замочная скважина также позволяла мне не только слышать, но и видеть собравшихся.
За столом сидел Яков Петрович, его супруга Надежда, та самая полная дама, что не так давно рыдала в комнате наверху. Сын Николай, бледный темноволосый юноша с полными, безвольно обвисшими губами. Софья — невеста Николая. Катерина — дочь Якова Петровича. Из приглашённых за столом присутствовали полный мужчина с широкой во всё темечко плешью, закрытой редкими, зачёсанными набок волосами и его дочь, юное пятнадцатилетнее существо с огромными наивными глазами, к которой Яков Петрович проявлял неподдельный интерес.
Перед ужином было объявлено о помолвке Софьи и Николая. Я наблюдала со своего поста, как изумлённо вытянулись лица у людей за столом. Причём менее удивленными были гости. Пятнадцатилетняя дочка партийного работника мило зааплодировала, её плешивый папа поздравил молодых, а домочадцы сидели, как в рот воды набрали, пока Яков Петрович не стукнул кулаком по столу.
