Татьяна Любушкина - В лабиринте миров
— Вот именно, — Яков Петрович неожиданно успокоился сел на стул и зевнул. — Тут ты права, жена старая. А старых жён надо менять, они ремонту не подлежат. Так что ты говоришь про дочку Сергея Ивановича? Пятнадцать лет? Гм…
Супруга Якова Петровича тяжело поднялась и заковыляла прочь из комнаты. Муж проводил её тяжёлым взглядом и зычно крикнул:
— Розка, Софка! Где вы, чёрт бы вас… обед заканчивается, а я только истериками сыт.
В комнату резво вбежали давешняя белокурая дамочка и рыхлая девица лет двадцати пяти с широким подносом, заставленным тарелками.
Девица принялась шустро накрывать на стол, Софья подсела к Якову Петровичу и, подставляя ему под руку, тарелки и закуски торопливо заговорила:
— Надо что-то решать, Яша. Беременная я, как с ребёнком то буду одна? Твоя старшая — уже дама, младшие тоже взрослые… сами свою жизнь устроят. Нет, мы конечно, будем помогать…
— Ты что ль помогать будешь? — буркнул Яков Петрович с набитым ртом.
— Да хоть и я. Помощь не только деньгами нужна, а и советом, лаской.
Яков Петрович оторвался от обеда и с интересом посмотрел на Софью.
— И что предлагаешь?
— Женись на мне, Яша. Ребёнку отец нужен. Фамилия. А то что же он будет? Байстрюк безродный…
— Не будет, — Яков Петрович продолжил прерванный обед, а Софья радостно всплеснула руками:
— Так ты женишься? Только жену твою Надьку надо отселить, да и Лидию Павловну… Люди смеются: первая жена в этом доме с дочерью живёт, вторая с детьми, а теперь ещё и я… как-то это Яша… не по-партийному.
Яков Петрович удивлённо поднял брови.
— Вона как заговорила? А теперь слушай сюда, — Яков Петрович утёр губы и жёстко взял Софью за узкие плечи. — Партию не тронь. Жёны жили здесь и будут жить. Нам по закону определённый метраж положен. Если всех выселить, так чужих заселят — будет коммуналка. В коммуналке хочешь жить?
Софья испуганно затрясла головой.
— Но три жены, это ты права — перебор. Потому я на тебе не женюсь.
— Да как же, Яша! Ребёнок…
— Я не женюсь, а вот Колька женится!
— Что?!
— Что слышала. Будет твоему ребёнку фамилия.
— Нашему ребёнку, Яша! Нашему!..
Яков Петрович вышел из-за стола, натянул на голову фуражку и молча вышел, горделивый и недоступный.
Софья залилась слезами. Рыхлая девица шустро вбежала в комнату и небрежно покидала тарелки на поднос.
— Будет убиваться-то будет.
— Ты слышала?!
— А то! Весь дом слышал. Ничего, могло быть и похуже. Тебя хоть в доме оставили, да и не просто оставили — замуж за генеральского сынка отдадут! Чего реветь-то?
— А Николай? Думаешь, он согласиться?
— А куда он денется? Небось уж не чает, как ему свою вину загладить, ведь в кои-то веки папеньку ослушался. Забудет свою Тамарку, женится на тебе, ребёночка родите… чего ещё? Не реви, ступай волосы прибери, умойся и вечером встреть его, как положено: с улыбками, да поклонами. А я пирожков напеку.
— Тошно мне, Роза. Как ни утро — так блюю, прямо из туалета не выложу. А он как дохнёт мне в лицо табачищем, там прямо хоть волком вой.
— Ничего, терпи. Такая бабья доля. Немного осталось-то. Родишь — полегчает. А с ребёночком мы управимся. Вон сколько баб-то в доме.
— А он потом другую найдёт, — плаксиво выговорила Софья.
— Да уж, известно. Найдёт. Да тебе что за печаль? Тебе судьбу ребёнка устроить надобно. Ты мать.
… От долго сиденья в шкафу затекли ноги, и мы Настасьей шевелили конечностями, разгоняя кровь.
— Идёмте, идёмте, — Катерина трясла красивыми цыганскими кудрями, нетерпеливо дёргая нас за руки. — Уехал изверг-то, пошлите ко мне во флигель!
Мы поднялись по узкой и крутой лестнице и оказались в круглой комнатке с высокими и узкими окнами, завешенными розовыми в мелкий цветочек, занавесками.
— Что Настька? Передала Машка обещанное зелье?
— Нет, — девочка с косичками виновато потупилась. — Её мамка про то узнала. В хате заперла, да ещё и высекла.
Катерина злобно нахмурила смоляные брови, и лицо её разом утратило красоту, стало неприглядным и даже гадким.
— Клушки деревенские! И чего я с вами связалась?! Недотёпы…
Катерина взволнованно ходила по комнате, кусая губы и ломая пальцы.
— Колька, дурак, только и хватило его, что на Тамарке, вопреки папочкиной воле жениться. И что? Боялся жену домой привести. Так и жили порознь. Молодожёны… двух недель не выдержал, побежал разводиться, чтобы папочке угодить! Зелья нет. Скоро родит Софка, они вместе с Розкой нас отсюда выживут. А то и отравят. Слышь, Настька? Отравят! Лучше добром дай зелье, я их первая потравлю!
Катерина неожиданно схватила девочку за горло и принялась душить. Вид её был совершенно безумный.
— Эй! — мне едва удалось расцепить пальцы Катерины. — Перестань, он не виновата!
— Не виновата?! А кто виноват? Я?! Убирайся! — Катерина топнула ногой и Настя, красная, с лицом, залитым слезами, стремглав кинулась за порог.
Катерина неожиданно успокоилась и принялась пританцовывать, мелкими шажками семеня по флигелю.
Я решила воспользоваться спокойным состоянием своей новой подруги и осторожно задала вопрос:
— У тебя сложные отношения с отцом?
— С чего бы это? — Катины брови капризно взметнулись вверх. — Никаких сложностей. Папочка всегда рад помочь. Рассказать, если что-то непонятно. Например, как на свет появляются дети? Твой папа тебе рассказывал?
Я неопределённо пожала плечами. Я не помнила своего отца.
— Нет? Какая жалость. Тебе, наверное, очень одиноко. Но мой папа не такой! Он никогда не бросает своих жён и детей. Особенно дочек…
Катерина снова закружила по комнате, напевая, только шаги её стали стремительнее, а мелодия заунывной, как вой.
Мне стало не по себе от её танца, и я отвернулась к окну. Похоже, эта Катя слегка сумасшедшая.
Дыхание Катерины раздалось прямо возле моей шеи.
— Рассказать, как он вызывал меня в кабинет? Мне было восемь лет. Он мне показывал фотографии. Очень откровенные. А потом просил раздеться. Я раздевалась. Ведь он же папа, правда? Папу надо слушаться.
От её дыхания моя шея стала влажной и я отодвинулась.
— Что, противно?
Я повернулась и оказалась с Катериной лицом к лицу.
— Ты рассказывала? Маме?
Катерина захохотала, показывая безупречные зубы.
— Да! Я рассказала!!! Мамочка была в восторге и просила не огорчать папу! Не огорчать, понятно?! Потому что иначе мы можем оказаться на улице. Знаешь, тут у нас жила одна… Аннушка, кухарка. Так вот ей не понравилось, что мой папочка пригласил в свой кабинет её дочку. Представляешь, какая нахалка? Да кухаркина дочка гордиться должна, что мой папочка…
