У Чэн-энь - Путешествие на Запад. Том 4
– Уважаемый и почитаемый Танский наставник! – начал, стоя, говорить правитель. – Есть одно дело, по которому я обращаюсь к тебе с просьбой. Не знаю, право, согласятся ли исполнить ее твои уважаемые ученики?
– Ты только прикажи им, – ответил Танский монах, – они не осмелятся не повиноваться тебе, дорогой правитель, тысячу лет тебе здравствовать!
– Когда я впервые увидел всех вас, – продолжал правитель, – то мне показалось, что ты, уважаемый наставник, удостоен звания Странствующего монаха. Но, видимо, мои плотские очи впали в заблуждение. Только теперь, убедившись, с каким искусством мастера-наставники Сунь, Чжу и Ша фехтуют своим оружием, находясь в воздухе, я понял, что они настоящие небожители, истинные Будды! Трое моих щенков-сыновей всю жизнь занимаются фехтованием, имеют к нему склонность, и сейчас, преисполнившись чувством уважения к твоим ученикам, просят их быть наставниками, чтобы научиться хорошо владеть оружием. Молю тебя, уважаемый и почтенный мой духовный наставник, открой свое сердце, великое, как Небо и Земля, и снаряди в путь свой челн милосердия, на котором могли бы плыть в волнах истины мои презренные сыны! Свято обещаю отблагодарить тебя дарами, которыми можно будет запрудить целый город…
При этих словах Сунь У-кун не удержался и залился громким хохотом.
– Эх ты, а еще правитель! Ничего ты не понимаешь! – проговорил он сквозь смех. – Ведь мы, отрешившиеся от житейских сует, должны иметь учеников-последователей, которым могли бы передать наши знания. Если у твоих сыновей на самом деле есть желание творить добрые дела, то мы готовы научить их, пусть только относятся к нам с добрым чувством! Ни в коем случае не сули нам никаких богатств! Достаточно доброго отношения.
От этих слов князь пришел в неописуемую радость и сразу же приказал устроить большой пир в парадном зале дворца! Стоило только князю произнести одно слово, как приказание уже было исполнено. Поглядели бы вы, читатель, какой это был пир!
Чуть колышутся флаги и ленты кругом,
И дымки ароматные тают,
С изукрашенных золотом хрупких столов
Дорогие шелка ниспадают.
А сидения лаком покрыты цветным
И парчою в узорах богатых,
Все, как радуга, здесь ослепляет глаза,
Все сверкает в роскошных палатах.
С веток только что сладкие сняты плоды
И лежат, аромат источая,
И тончайшие запахи реют вокруг
Золотого, горячего чая.
Вот пампушки лежат, весом каждая в лян,
Возвышаясь горою над блюдом.
Сколько подано яств – до пятнадцати смен,
А любое покажется чудом!
А молочные кушанья! Что их вкусней?
Их готовили с медом топленым.
Но не хуже и жареные потроха,
Что приправлены сахаром жженым.
И бутыли отборнейших рисовых вин
Взор гостей привлекают недаром:
Если в чашу нальешь да глоток отхлебнешь –
Не сравнишь и с небесным нектаром!
Вот и чай подают. Сколько разных сортов!
О божественный чай из Янсяня!
Лучше всякой корицы его аромат,
Нет прекраснее благоуханья!
Приготовлено все, чтобы гости могли
Пировать беззаботно и праздно,
И куда ни взгляни – все на этих столах
Так чудесно и разнообразно!
Затем позвали шутов. Они пели, плясали, играли на дудках и бренчали на струнах, даже разыграли целое представление.
Наставник со своими учениками весело провели целый день в обществе князя и его сыновей. Незаметно наступил вечер, и пирующие стали расходиться. Князь приказал быстро постелить постели и натянуть пологи в беседке, после чего предложил Танскому монаху и его спутникам расположиться на ночлег, с тем чтобы на следующий день с самого утра возжечь фимиам, помолиться и начать обучение его сыновей боевому искусству. Монахам подали тазы с теплой ароматной водой для омовения, после чего они отправились спать. Уже наступила пора, когда
Птицы в гнезда уселись,
Покой воцарился глубокий.
Лег поэт на тахту,
Перестал подбирать свои строки.
А Река серебристая,
Волны свои разливая,
Озаряет сиянием
Небо от края до края.
Опустели тропинки
В полях у последней заставы,
И в ночной полутьме
Словно гуще становятся травы.
Все затихло вокруг,
Речь людская уже не слышна мне,
Только где-то вальки
Ударяют о гладкие камни.
За извивами рек,
За твердыней хребта векового
Мне о крае родном
Эти звуки напомнили снова.
А над ложем моим,
Разгадав мое горькое бденье,
Все стрекочет сверчок,
Отгоняя во тьму сновиденья.
Ночь прошла. Рано утром старый князь со своими сыновьями снова явился к нашим путникам. При вчерашней встрече Танский монах оказывал князю почести, подобающие его званию, а нынче он уже приветствовал его как равного. Трое княжичей встали на колени перед Сунь У-куном, Чжу Ба-цзе и Ша-сэном и земно поклонились им.
– Досточтимые наставники! Покажите нам еще раз ваше волшебное оружие! – взмолились они.
Чжу Ба-цзе, обрадованный таким обращением, достал грабли и бросил их на пол. Ша-сэн вытащил свой волшебный посох и прислонил его к стене. Княжичи, второй и третий по старшинству лет, бросились к оружию, пытаясь поднять его, но все их усилия были столь же тщетны, сколь оказались бы напрасными потуги стрекозы, пожелавшей сдвинуть с места каменный столб. От напряжения их лица раскраснелись, но они так и не смогли приподнять оружие даже на волосок. Старший брат заметил их смущение и крикнул им:
– Братья! Не тратьте зря свои силы. Ведь у наших наставников оружие священное: вес его несоизмерим с нашими силами!
Чжу Ба-цзе задорно рассмеялся.
– Мои грабли вовсе не такие тяжелые, – сказал он, – они соответствуют числу одной только трети священных книг, и вместе с рукоятью весят пять тысяч сорок восемь цзиней!
Второй княжич робко спросил Ша-сэна:
– Почтенный наставник! Сколько же весит твой волшебный посох?
– Тоже пять тысяч сорок восемь цзиней, – смеясь, ответил Ша-сэн.
Старший княжич попросил Сунь У-куна показать посох с золотыми обручами. Сунь У-кун достал из уха иглу, помахал ею навстречу ветру, и она сразу превратилась в посох, толщиной с плошку, который он воткнул в землю перед собой. Старый князь и его сыновья застыли от страха, чины и слуги пришли в ужас. Княжичи совершили вежливый поклон, и один из них спросил:
– Почему у наставников Чжу и Ша оружие находится при себе, под одеждами, и они сразу достают его, а у наставника Суня оно спрятано за ухом? Почему от ветра его оружие увеличивается?
– Где вам знать, что мой посох не простой, – смеясь, ответил Сунь У-кун, – да и не всякий сможет пользоваться им. Вот послушайте, что я вам расскажу:
Когда над хаосом извечным
Мир поднялся и заблистал,
Из горных руд железо плавить
Великий Юй впервые стал.
О всех потоках и озерах
И о глубинах всех морей
Издревле посоху известно, –
Когда пробиты были горы
И злоба вод усмирена,
Впервые в мире наступили
Безоблачные времена,
И в те года в Восточном море.
Всегда готовый в смертный бой,
Глубоко во Дворце подводном
Хранился верный посох мой.
Прошли бесчисленные годы,
Века прошли, – и вот, смотри:
С годами снова засиял он
Лучами утренней зари.
Искусством дивным овладел он:
То сокращаться, то расти,
То озарять сияньем дивным
Непроходимые пути.
Добыть его со дна морского
Мне выпала однажды честь. –
Он был послушен заклинаньям,
А обликов его не счесть!
Захочешь – вырастет огромным,
Все мирозданье заслонит,
Захочешь – станет, как иголка,
Совсем невзрачная на вид.
Единственным, неповторимым
Считает посох мой народ.
И даже в небе, средь бессмертных,
Он чудодейственным слывет
Его «Послушным» называют,
Хотя не всем он и с руки,
Его узнаешь, если глянешь
На золотые ободки.
Тринадцать тысяч цзиней весом,
А может даже тяжелей,
Ему прикажешь – он сумеет
Стать то короче, то длинней;
Ему прикажешь – он сумеет
И толще стать и тоньше стать,
То вдруг бесследно исчезает,
То появляется опять…
Служил он мне большой подмогой,
Когда, исполнен дерзких сил,
Я в голубых чертогах Неба
Погром жестокий учинил.
Он был мне верным, сильным другом,
Когда, сквозь тысячи невзгод
В подземном царстве непроглядном
Я страшный совершал поход.
С ним вместе покорял драконов,
Свирепых тигров укрощал,
Повсюду проходил спокойно,
Ни дебрей не боясь, ни скал,
И бесов самых закаленных
Умею побеждать в бою.
И оборотней вероломных
Мгновенной смерти предаю.
Мне стоит только размахнуться,
Любой конец его поднять
И прямо в небеса ударить,
В сияющую благодать,
И сразу солнце потемнеет,
Весь мир сокроется во мгле,
И устрашатся духи в небе
И оборотни на земле!
Из хаоса давно возник он
И все эпохи пережил,
Уходят годы, но с годами
Не потерял мой посох сил!
Пройдут столетье за столетьем, –
Его не старят времена:
Его, как видите, отлили
Не из простого чугуна!
Княжичи внимательно слушали Сунь У-куна и беспрестанно отбивали земные поклоны. Затем они подались вперед и, выражая самое искреннее почтение и уважение, стали просить, чтобы их научили приемам фехтования.
