Энгус Уэллс - Повелители Небес
На сей раз она улыбнулась более естественно.
— Разве ты не Сказитель? — спросила она меня. — Разве вы, Мнемоники, не хранители нашей истории? А ведь если я права, то это история, и хотя бы один человек, обладающий твоим талантом, должен это знать.
Я склонил голову в знак признательности и благодарности. Внезапно я почувствовал себя увереннее. Если Лэна доверила мне свои секреты, это означает, что она никак не может подозревать меня.
Мы уже подходили к замку, и на открытой местности возле его стен ветер завыл с новой яростью. Видя, как, развеваясь в его порывах, хлопают знамена наместника, я предавался мрачным размышлениям.
Приятно было наконец закрыть за своей спиной двери и оказаться в зале, пускай и сыром, без горящих фонарей и пылающих каминов. Одни слуги-Измененные приняли наши промокшие плащи, другие в ожидании стояли со свечками и трутницами в руках. Янидд подошел к клепсидре и постучал по ее стеклу, подгоняя последнюю каплю в водных часах. Думаю, все вздохнули с облегчением, когда он объявил наступление вечера. Зал наполнился звуками кресал, и мириады маленьких, похожих на светлячков огней вспыхнули в руках у Измененных, зажигавших фонари. Дружина возликовала, когда тепло и свет резво принялись разгонять сырость и мрак и эль щедрыми струями полился в их кружки.
Настоятель произнес благословляющую молитву, и мы приступили к обильной трапезе. Я ел и пил, не отставая от других. Когда раздались настойчивые крики, требовавшие моего выступления, панталоны мои уже изрядно жали мне в поясе. Я отодвинул стул и поднялся, чтобы исполнить просьбу моих слушателей.
Специально для Риса и его братьев я рассказал про Битву Дамида. Для лучшего эффекта были принесены кифара и бубен, которые составили вполне приличный аккомпанемент. Потом, так как каждый требовал рассказать что-нибудь приятное лично ему, я поведал им о Камбарском лесе, с нетерпением ожидая реакции. Мне было радостно слышать одобрительный гул голосов своих слушателей, выражавших согласие с решением Рамаха оставить рощу как живой памятник храбрым людям. Затем я продолжил свое выступление, рассказывая легенды о великих сражениях, храбрых воинах, мудрых наместниках и Великих Властелинах. Мне было радостно здесь, в Морвине, но рано или поздно Лэна свяжется с Дюрбрехтом, откуда придет приказ двигаться дальше или возвращаться. Первый мой год в качестве Сказителя завершился этой ночью. И я не имел ни малейшего понятия, что сулит мне следующий.
Глава 17
Канун Баннаса кончился, наступили Латены, начался новый год. В пиршественном зале, за крепкими стенами замка Янидда, где встречали мы зарю нового года, было тепло, а снаружи ветер становился все злее и яростнее. Предположение наместника не сбылось, буря не исчерпала своих сил к восходу, а только еще больше окрепла. Ставни содрогались от неистовых ударов, сквозняки гуляли по залу. Пришло известие о том, что остров отрезан от материка, дамба скрылась под толщей воды, а о том, чтобы выйти в море, не может быть и речи. Когда я осмелился высунуть нос наружу, небо застилали черные облака, над бушующим морем сияли зарницы. В детстве я не раз наблюдал бури, такие же, как эта, или даже более сильные, но сегодняшняя, возможно из-за мрачных предположений Лэны, казалась мне какой-то особенной. Я чувствовал, что скоро она не кончится.
Так и случилось. Шторм длился семь дней, и я уже начал думать, что жрица-ведунья права в своих опасениях, хотя и не мог представить себе, каким образом Повелители Небес могут подчинять своей воле саму погоду. Буря не добавляла радости, но мы, с общего согласия, решили не обращать на нее внимания. Мы старались развлечь людей, хотя и совсем не просто было улыбаться под яростные завывания ветра и рев волн, отправляя подобавшие Латенам обряды. Янидду конечно же приходилось много общаться со своими подданными, а у меня были собственные обязанности Сказителя, благодаря которым я ходил от таверн к пивным, где выступал перед публикой. По приказу наместника провожатыми моими стали четверо дюжих солдат, прикрывавших меня от ветра, когда мы шли по улицам, на которые падали, точно метательные снаряды, куски кровли и сорванные ставни, не говоря уж о том, что буря вполне могла свалить человека с ног. Я сам видел, как люди получали увечья, а местный лекарь не имел отбоя от пациентов. В гавани затонули три судна, и на протяжении всех Латен дамбу скрывала бушевавшая водная стихия.
Мы говорили обо всем этом с Ланом, который уже знал о подозрениях Лэны (такая осведомленность меня вовсе не удивляла, потому что я уже привык к тому, что существовало мало тайн, неизвестных Измененным) и не соглашался с ее мнением.
— Если это дело рук Повелителей Небес, — сказал он как-то вечером, — тогда их колдовство достигло пределов своего могущества.
— Разрушительного могущества, — уточнил я. — Если такое будет твориться повсюду в Дарбеке, то жизнь в стране замрет.
— Нет, — только и сказал в ответ Измененный.
— Но в этом случае они не смогут нападать, — добавил я с надеждой. — Конечно, ведь в такую бурю они не смогут приземлиться, разве нет?
— Наверное, — бросил в ответ Лан. — Хотя с их магией им, возможно, и буря нипочем.
Измененный вовсе не выглядел взволнованным, словно его не интересовал ни сам шторм, ни его причины. Я не мог понять, что это: простое безразличие или нечто другое. Я не знал, как выяснить это, спрашивать прямо я не решался. Наши взаимоотношения строились на взаимном доверии, но их еще нельзя было назвать в полном смысле слова дружбой. Я чувствовал, что Лан честен со мной почти во всем, поэтому, когда он не желал говорить о чем-то, я не всегда знал, происходит ли это оттого, что он не знает, что сказать, или просто он не хочет открывать мне все, что ему известно. Я искал способа узнать что-нибудь об Ур-Дарбеке и диких Измененных, но, как и прежде, безуспешно. Лан упорно стоял на своем, утверждая, что ничего не знает. Чтобы не подвергать наши отношения опасности разрыва, мне пришлось оставить эту тему в покое. Кроме того, у меня были и другие дела.
Главным среди них оставался конечно же мой отчет Лэне, и встречи этой я ждал с некоторой опаской.
Седовласая колдунья ни разу за все мое пребывание в Морвине не выказала мне своего нерасположения, и все же предстоящий разговор с нею не вызывал у меня энтузиазма. Когда же наконец беседа наша состоялась, мне еще раз пришлось убедиться в правоте Лана: все мои опасения оказались напрасными. На второй день Латен она попросила меня прийти к ней для того, чтобы рассказать о том, что я видел за время своих странствий. Я отправился к колдунье без проволочек и оказался в ее уютной комнате в глубоком мягком кресле возле горевшего камина. Лэна расположилась напротив, предложив мне подогретого вина. Я подумал, что в нем содержатся, возможно, какие-нибудь добавки, способные развязать мой язык, и, сославшись на то, что и так уже достаточно выпил, отказался. Лэна, не обнаружив ни удивления, ни огорчения, наполнила свою чашу. Когда она выпила, я уже начал подозревать, что у меня развивается мания преследования. Она и не собиралась использовать какие-то средства, в том числе и свое магическое искусство, чтобы раскрыть мои тайны, просто попросила рассказать ей о моих странствиях.
