Галина Гончарова - Тайяна. Вырваться на свободу
Яна впилась в него глазами.
Художник?
Ну, вероятно.
Такой дяденька — гриб. Невысокий, крепенький, весь какой‑то кругленький, словно его лепили и собирали из шариков, лицо на первый взгляд приятное, но это пока в глаза не посмотришь. А вот холодные мутно — серые озерки мигом меняли впечатление на противоположное. И вовсе даже это не боровичок под елкой, а ложный белый гриб. Ядовитый. Становилось ясно, что коллег по ремеслу мужчина, в лучшем случае, презирает, людей не любит и вообще — сидеть здесь унизительно для него. О, этот отвратительный мир, вытирающий ноги о творцов и радостно приветствующий тварей!
— Яна?
Аэлена проследила за направлением движения подруги, скривилась, но пошла вслед за нархи — ро.
— Это кто? — Гарт чуть дернул ее за рукав, приостанавливая.
— Это? Каделиус Тин — Альт Ромьер.
— Чего?
— Кадус Альт, если тебе так проще. Вообще, это и есть его имя, псевдоним он придумал самостоятельно.
— Сатро?
— Из невысокородных, да. И насчет семейного положения ты угадал, не нашлось такой дуры.
— а может, нашлась?
Яна остановилась прямо напротив художника и принялась его разглядывать. Пристально, серьезно, так, что 'грибок' открыл рот и заскрипел:
— а вам что угодно, кана?
— вы знаете Вериолу Вельт?
— Первый раз слышу, — отперся 'гриб' без колебаний.
Яна перевела взгляд на Аашу, которая при этих словах вздыбила шерсть на загривке — и без малейших колебаний скомандовала:
— взять его.
Волчице тоже были неведомы колебания. В один прыжок на мужчину обрушились добрых сто килограмм волчатины, а то и побольше — Ааша отнюдь не голодала в поместье Аэлены. Да так удачно приземлились эти килограммы, что одна из лап угодила мужчине аккурат в диафрагму, а вторая встала на грудь. Так что вместо возмущенного вопля получилось нечто невразумительное. Воздух вылетел со всхлипом, а сам мужчина очень удачно приложился спиной об пол и слегка 'поплыл'. Сознания он не потерял, но и адекватным его назвать было сложно.
— Что происходит? — Аэлена готова была прикрыть подругу в любой момент.
— Он солгал. Он знает Вериолу.
— А если это не он?
— Сначала допросим — потом разберемся, — решил Гарт. — Ну‑ка, отзови свою ловушку для блох.
Яна пнула его по щиколотке, но промахнулась и зло зашипела. Впрочем, Ааша восприняла это, как сигнал — и освободила несчастного.
Гарт и Рошер споро поставили его на ноги — и потащили из галереи, попутно объясняя всем заинтересовавшимся:
— Человеку плохо стало! Вы что — не видите!?
— Голова, наверное, закружилась…
— Сейчас его до фонтана проводим и вернемся…
Яна и Аэлена следовали за ними. Никто ничего и не заметил. Странно?
Да нет. День в разгаре, народу полно, у кого покупатели, у кого просто смотрят, по сторонам глазеть некогда, да и говорила Яна очень тихо.
Ааша?
Ну да, волк. Но… мода на собак, например, была. Так что воспринимали нархи — ро вполне спокойно. Не каждый же отличит?
Ааша крупнее и мощнее обычных волков, под хвост ей никто не заглядывал, вот и принимали за собаку. С первого взгляда. Потом‑то приглядывались, но — потом.
Прыжок тоже получился удачным. Сцену заслонили подходящие Рошер и Гарт с Аэленой, да и атакуют волки очень быстро. Глазом моргнуть не успеешь, а тебе уже руку по плечо оторвали.
У фонтана Гарт тоже церемониться не стал, а попросту макнул туда художника. С головой. Пока несчастный не прекратил дергаться и не обмяк.
Тогда аристократ вытащил его, потряс до просветления в мутных глазыньках — и опять макнул в фонтан. На этот раз уже не до потери сознания, а так, чтобы напугался.
И напугался‑таки, судя по мокрому пятну на штанах и характерному запаху.
А потом задал только один вопрос.
— Где Вериола?
И видя, что ответа не будет — одни ругательства, повторил купание.
Раз, другой, третий…
К шестому разу художник дозрел.
Яна угадала. Точнее, угадала Ааша с ее замечательным нюхом. Вериола действительно сейчас была дома у Кадуса. Отсиживалась от сложностей жизни вместе с ребенком. Только вот… не бежать же теперь к мазиле? И не хватать женщину посреди бела дня? Завопит, шум поднимется, до Диолата раньше времени дойдет…
Стража?
А там точно никто Диолату не докладывает?
Выход нашел Рошер.
— Я поговорю с двумя приятелями. Они ее сгребут по — тихому и доставят…
— ко мне в поместье. Пусть посидит в подвале, там как раз служанку убрали, место есть, — подсказал Гарт.
— А с этим клопом что делать? — Аэлена рассматривала коллегу с явным отвращением.
— Я… да ты…!!!
— А вы допросите его пока, — подсказал Рошер, быстро удаляясь в сторону городской стражи.
Допросить?
Яна, Гарт и Аэлена переглянулись.
А почему бы нет? И допросим, и расспросим… после того, как Гарт объяснил, что времени у них много, а воды в фонтане еще больше, Кадус раскололся. Да так, что слюной всех забрызгал.
Дело, и верно, было в обыкновенной зависти. Да, к Аэлене, а к кому ж еще?
Стерва, сука, гадина…. НЕНАВИЖУ!!!
За что?
А за все.
За молодость, за талант, за положение в обществе, за востребованность… и вообще, почему у нее это есть, а у меня — нет!? НЕЧЕСТНО!!!
Аэлена слушала излияния мужчины с непроницаемым лицом. Видимо, не в первый раз. Яна тоже изучала Кадуса, как интересное растение. Гарт вообще не собирался придавать значение тонкой душевной организации мужчины, так что рычала только Ааша. Но ее можно было понять — очень уж противно выглядел Кадус.
Все знают, что в наш ужасный век истинный талант никому не нужен. Народ просто не дозрел до понимания истинно прекрасных вещей — великих скульптур и полотен сатро Альта. Вот и не берут.
А кушать‑то хочется, три раза в день, а ничего другого Кадус попросту не умеет. Страшная это болезнь — неудельность, по — простому, по народному, рукопопие, чтоб не сказать грубее.
Дети, кстати, у Кадуса тоже не получились. Не нашлось женщины, которая оказалась бы способна понять нежную душу истинного творца шедевров. Были, конечно, бабы, но заходили они в дом, видели 'творческий беспорядок', состоящий из грязной посуды, грязной одежды и грязных кистей с красками вперемешку, потом любовались на откормленных тараканов и крысюков — и быстро исчезали из дома Кадуса. К тому же, мужчина требовал постоянного восхищения — он же уже разрешил женщине к себе приблизиться, что ей еще надо?! Неужели мало?!
Как оказывалось — очень мало.
Но неудачи на личном фронте — полбеды. А вот на творческом…
Кадус пишет картины уже не один десяток лет. И…. не становится знаменитостью. Ни лойрио за ним не бегают с просьбой продать им полотно, ни трайши портретов не заказывают. Конечно, какой‑то доход у него все равно бывает, но приходится продавать бесценные вещи за медяки. А ведь каждая картина Кадуса просто кровью написана!
