Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 8. Операция “Хаос”. Танцовщица из Атлантиды
И так велика была сила злорадства в последних словах, что я внезапно освободился.
Глава 5
Я открыл глаза. Какое-то время меня не отпускал бесконечный ужас. Но меня спасла физическая боль, отогнавшая эти воспоминания куда-то вглубь, туда, где живут давние ночные кошмары. Лишь мелькнула мысль, что все это, наверное, было кратким безумием.
Природный оборотень — в его зверином обличье — совсем не так неуязвим, как это кажется большинству людей. Если даже оставить в стороне серебро (биохимический яд для метаболизма в промежуточном состоянии) — существуют и проклятия, способные остановить работу жизненно важных органов, а значит, и жизнь; и утрата какой-то части тела тоже может стать необратимой, если поблизости не окажется хирурга, чтобы пришить ее обратно, пока не погибли клетки… ну и так далее, и так далее. Но мы, оборотни, все-таки, безусловно, крепкие ребята. Мне достался удар, который, похоже, сломал мою шею. Но спинной мозг не был полностью разорван, и рана зажила с обычной для звериного облика скоростью.
Плохо было лишь то, что сарацины схватили меня и воспользовались магической вспышкой, чтобы вернуть мне человеческий облик, прежде чем раны окончательно зарубцевались. И теперь у меня отчаянно болела голова и мучила тошнота.
— Встать! — Чей-то ботинок ткнул меня в ребра.
Я с трудом поднялся. Они забрали все, что у меня было при себе, включая и магическую вспышку. Не меньше двух десятков сарацин направили на меня свои ружья. Преобразовавшийся тигр стоял рядом. Это был человек почти семи футов ростом и чудовищно жирный. Преодолевая головную боль, я присмотрелся к нему и увидел, что он носит знак эмира, который в те дни был скорее воинским званием, нежели титулом, и все же представлял немалую значимость.
— Идем! — скомандовал он и пошел вперед. Я с трудом потащился следом за ним.
Я видел ковры сарацин, кружащие в небе, слышал завывание их оборотней, отыскивающих следы других американцев. Но я слишком плохо себя чувствовал, чтобы интересоваться всем этим.
Мы вошли в город и зашагали к центру, и наши шаги гулко звучали на пустынных улицах. Троллбург был небольшим городком; наверное, до войны в нем обитали около пяти тысяч жителей. Но сейчас на улицах никого не было видно. Я заметил лишь несколько сарацинских батарей; стволы орудий смотрели в небо… с громыханием протащился дракон, изрыгающий огонь, с бронированным паланкином на спине. И никаких следов гражданского населения. Но я знал, куда оно подевалось. Симпатичные женщины находились в офицерских гаремах, а все остальные либо перебиты, либо сидят под стражей в ожидании того дня, когда их погрузят на корабли и повезут продавать в рабство.
Когда мы добрались до отеля, в котором расположилась вражеская штаб-квартира, головная боль у меня поутихла, сознание прояснилось. Но в этом были и положительные, и отрицательные стороны. Мы поднялись по лестнице и вошли в один из гостиничных номеров. Мне было велено встать у стола, за который уселся эмир. Полдюжины стражей выстроились вдоль стен, а молодой паша из разведкорпуса сел неподалеку от эмира.
Эмир обратил к паше огромное лицо и что-то сказал ему — мне показалось, он говорил о том, что ему пришлось лично ловить меня. Потом эмир уставился на меня. Его глаза были бледно-зелеными, как у тигра.
— Итак, — заговорил он на хорошем английском, — мы вам зададим несколько вопросов. Пожалуйста, назовите свое имя.
Я машинально произнес, что я — Шерринфорд Микрофт, капитан армии Соединенных Штатов, и назвал воинский номер.
— Но это ведь не настоящее ваше имя, не так ли?
— Разумеется, нет, — ответил я. — Я знаю Женевскую конвенцию — вы не сможете навести на меня чары имени. Шерринфорд Микрофт — мой официальный псевдоним.
— Калифат не подписывал Женевскую конвенцию, — вежливо произнес эмир. — И во время газавата, священной войны, жесткие меры иной раз просто необходимы. С какой целью был предпринят ваш рейд?
— Не вижу необходимости отвечать на этот вопрос, — сказал я. Мое молчание помогало тянуть время — а оно так нужно было Вирджинии… но все равно времени было маловато.
— Мы можем заставить вас ответить, — сказал эмир.
Если бы это была сцена из Кинофильма, то я, пожалуй, ответил бы ему, что просто ходил собирать маргаритки, и продолжал бы острить, пока сарацины не притащили бы в кабинет какое-нибудь орудие пытки, вроде пальцедробилки. Но я ответил совершенно примитивно.
— Ладно, — сказал я, — я ходил на разведку.
— Один?
— Нет, со мной было еще несколько человек. Надеюсь, им удалось ускользнуть. Пусть пошарят в кустах, поохотятся…
— Вы лжете, — бесстрастно произнес эмир.
— Если вы мне не верите — я тут ни при чем.
Он прищурился.
— Я скоро буду точно знать, говорите ли вы правду, — сказал он. — Если вы солгали — молите бога Иблиса о милосердии.
Что я мог поделать? Я чуть вздрогнул, пот выступил на моей коже… Эмир расхохотался. Смех у него был очень неприятный — похожий на утробное рычание где-то в глубине жирного горла… словно тигр забавлялся со своей добычей.
— Подумайте как следует, — посоветовал он и занялся бумагами, лежавшими на столе.
В комнате наступила полная тишина. Стражи стояли совершенно неподвижно, словно отлитые из бронзы. Молодой офицер задремал, кивая тюрбаном. За спиной эмира в большое окно заглядывала ночь. Слышно было лишь тиканье часов да еще шуршание бумаги. Но эти звуки только подчеркивали тишину.
Я устал, у меня болела голова, во рту появился отвратительный привкус, и очень хотелось пить. Но приходилось стоять, что при моем состоянии меня особенно утомляло. Я подумал, что, если уж эмир поднял такой шум из-за одного-единственного пленника, — он, похоже, здорово чем-то напуган. Это делало честь американским войскам, но лично меня ничуть не утешало.
Я осторожно огляделся по сторонам. Особо рассматривать было нечего — обычная обстановка гостиничного номера. Но стол эмира загромождала масса предметов: тут был хрустальный шар —; бесполезный, поскольку наши глушители продолжали работать, — нарядный кубок резного стекла, явно украденный в чьем-то доме, несколько хрустальных бокалов, кварцевая шкатулка для сигар и графин, наполненный, похоже, недурным «скочем». Судя по всему, эмиру нравился хрусталь.
Эмир небрежно шевельнул рукой — шкатулка открылась, из нее выскочила «гавана», подлетела к губам эмира и зажглась. Ползли минуты; пепельница время от времени вспархивала, чтобы подобрать пепел. Нетрудно было понять, что все вещи, окружавшие эмира, были соответствующим образом заговорены и обладали способностью легко двигаться. Что ж, эмир нуждался в подобном удобстве — он ведь был чрезвычайно жирным для того, чтобы оборачиваться в огромного тигра.
