Медведев. Книга 2. Перемены (СИ) - "Гоблин (MeXXanik)"

— Вы ведь здесь никогда не бывали? — спросил Морозов, стоя у кресла. В голосе у него особой теплоты не наблюдалось, но и холода пока не было.

— Всё так, — кивнула Вера и аккуратно поставила туфли у стены.

— Может, расскажете, как оказались у задней калитки? — спросил я, усаживаясь в кресло, но взгляд от неё не отводя.

— Начать с начала? — уточнила Вера, чуть приподняв подбородок. В голосе — лёгкое напряжение, но без дерзости.

— Ну не с конца же, — скривился Морозов морщась. Потом повёл носом, поморгал и уточнил: — Чем это пахнет?

— Я полынью натёрлась, — спокойно ответила она, как будто речь шла о чём-то вроде духов от кутюр.

— И зачем? — спросил я, всё ещё не вполне улавливая логику.

Оба — и Морозов, и Вера — посмотрели на меня с одинаковым выражением на лицах. Как будто я пропустил вводную лекцию, на которой объясняют базовые принципы выживания.

— Чтобы насекомые не кусали, — пояснила она терпеливо. — Я ведь шла через лес.

Сказала это так, будто на собеседование обычно ходят через чащу и заднюю калитку.

— Да как же вам не стыдно? — раздался вдруг возмущённый голос из глубины дома.

Из тени дверной арки вышел Никифор — степенно, с достоинством, как генерал, возвращающийся на передовую. Подошёл к гостье, не удостоив нас ни единым взглядом, и произнёс:

— Давай-ка я провожу вас в гостевую. Там можно умыться и привести себя в порядок. Люди вон сидят, рассуждают, а девчонка с дороги — босая да в пыли.

— Никифор, — процедил Морозов, с ноткой предупреждения, как будто уже не в первый раз.

— Я помню своё имя, — не моргнув, отозвался домовой. Тон у него был торжественно-надменный, с лёгкой обидой. — Но законы гостеприимства никто не отменял. Я прослежу, чтобы Вера Романовна нашла нужную комнату и ни в чём не нуждалась. А потом она с вами поговорит. Но не раньше.

Морозов шумно выдохнул, но спорить не стал. Видимо, понял, что это бессмысленно. Или не захотел усугублять.

— Спасибо за вашу заботу, — вежливо отозвалась Вера, наконец улыбнувшись. — Дорога и впрямь была ужасной.

Она посмотрела на нас уже спокойнее. А Никифор, гордо расправив плечи, повёл её по коридору, бросив напоследок взгляд, в котором ясно читалось: вот кто в этом доме знает, как себя вести.

Спустя пару мгновений мы с воеводой остались одни. Владимир потер переносицу и со вздохом опустился в кресло.

— Не было печали, так приперлась же эта зараза, — пробурчал он.

Я разлил по чашкам чай и осторожно устроился во втором кресле, чуть придвинулся вперёд. Стараясь не выглядеть слишком заинтересованным, хотя было любопытно.

— Что с ней не так? — спросил я вполголоса.

Морозов повернул ко мне голову, прищурился.

— Княже, вы сами подумайте, — начал он устало. — Что может быть так с человеком, который просто так из нашего леса выбрался?

Сказано это было спокойно, по делу. Но именно от этого в животе холодком и повело.

Спустя полчаса наверху послышались шаги. Уверенные, неторопливые. В гостиную вошла Вера Романовна — всё в том же костюме, но теперь он выглядел куда опрятнее. Видимо, домовой умеет исполнять свои обязанности, когда считает нужным. Особенно если решит, что гостья достойна.

Лицо у неё стало сильно посвежевшим, а все ещё влажные волосы были аккуратно заплетены в косу. Запах полыни, слава Всевышнему, исчез. Теперь в воздухе ощущался тонкий аромат мыла и, кажется, что-то вроде шалфея.

— Простите, что заставила вас ждать, — произнесла она. Голос был спокойный, но в том, как она переступила с ноги на ногу, ощущалась лёгкая неловкость.

Я опустил взгляд и сдержанно кивнул. Лапти исчезли. Их место заняли домашние тапочки, валяные из цветной шерсти — зелёной, с вкраплениями чего-то оранжевого. Честно говоря, даже не знал, что подобные бывают. Видимо, ручная работа от того же Никифора, у которого гостевой сервис на высшем уровне.

Сам я, признаться, в своей спальне вообще предпочитал ходить босиком. Но вид у девушки был собранный. Вполне по-деловому, несмотря на тапочки.

— Понимаю, что я вас смутила своим появлением… — продолжила Вера, глядя то на меня, то на воеводу. — Но так сложились обстоятельства.

— Расскажите, — коротко предложил Морозов и кивнул на свободное кресло у камина.

Девушка подошла, села аккуратно, не опираясь на спинку, как будто это была табуретка на экзамене. Ровно сложила на коленях руки.

— Я приехала пару недель назад, — начала она. — Когда нотариус со мной связался и сообщил, что деда не стало.

Я невольно сглотнул. Слишком уж знакомая завязка.

— Дед оставил мне всё, чем владел, — спокойно сказала Вера. — Признаться, поначалу я не хотела сюда приезжать.

— Конечно, — сухо кивнул Морозов, который, казалось, ни капли не удивился.

Вера чуть нахмурилась, но сдержалась. И продолжила говорить так же ровно, без лишних эмоций:

— Я хотела решить вопрос с наследством дистанционно. Отправить доверенность, оформить всё через нее. Но нотариус настаивал на личном присутствии. Сказал, что иначе всё имущество отойдёт городу.

— Такие у нас законы, — подтвердил воевода. — Если наследник не прибыл лично — значит, пренебрёг своим правом. А посему, город оставляет за собой всё, что было у усопшего. Тут, как говорится, не обижайся, если сам не пришёл.

Он говорил буднично, как будто обсуждал правила покупки хлеба в лавке, но в словах чувствовалась усталость. Видимо, таких историй он уже переслушал с десяток. И ни одна не закончилась просто.

— Это какая-то дикость, — произнесла Вера, поджав губы. Смотрела на пламя в камине, будто оно могло ей возразить. — В Империи таких законов нет.

— В Северске есть, — упрямо ответил Морозов не моргнув. — И на это у нас свои причины.

— Какие? — спросила она. Тихо, но уже с нажимом.

— Чтобы город оставался цельным, — сказал он. — И принадлежал только тем, кто снизошёл до того, чтобы лично сюда приехать. Чужие нам не нужны.

Слова прозвучали спокойно, но в них была та самая северская прямота, от которой даже чай в чашке, кажется, остывает быстрее.

Вера посмотрела на него с вызовом. Сказанное её задело, это было видно. И всё же она не стала спорить. Только выдохнула через нос и отвернулась обратно к камину. Как человек, который вдруг вспомнил, что он здесь — временно.

— Чужие пусть бегут, — продолжил Владимир, будто и не заметил, как у Веры напряглись плечи. Или заметил, но решил, что это её личная забота.

— Мы с мамой не убегали, — отчеканила она, резко и чётко. Слова прозвучали весомо.

— Неужели? — Морозов поднял бровь с почти невинным выражением. — А я вот помню, что ваша мать уехала из города под покровом ночи. И вывезла с собой дочь. При этом ваш отец даже не знал, что теряет семью.

Вера откинулась на спинку кресла. Медленно. Как человек, которому приходится напоминать себе, что надо дышать.

— Это личное дело моих родителей, — произнесла она холодно, не повышая голоса.

— Оно стало общественным, — спокойно ответил Морозов, — когда ваш отец бросился вас искать. Как он потерял покой. Сон. И со временем стал лишь тенью себя прежнего.

Говорил он это не с упрёком или с жалостью. Просто как факт, который никому не хотелось признавать, но о котором все знали.

— Это вас не касается, — бросила Вера Романовна и тут же перевела взгляд на меня. В голосе дрогнула нотка упрямства, обернувшаяся в вызов: — Князь, вам тоже интересно, почему моя мать ушла от моего батюшки?

Я спокойно посмотрел на неё и медленно покачал головой.

— Мне больше интересно, как вы оказались в лесу, — ответил я. — И ещё… откуда у вас эти лапти.

— Лапти? — переспросила она, и уголки губ чуть дрогнули. То ли усмешка, то ли защита. — Вы, князь, похоже, к деталям неравнодушны.

— Только к странным, — пожал я плечами. — А в нашем деле странности — первый признак, что с человеком стоит поговорить подольше.

Она тихо хмыкнула, явно обдумывая, надо ли продолжать. Но уже выглядела спокойнее. Как будто разговор про обувь куда безопаснее, чем про то, как разваливаются семьи.