Оливер Боуден - Откровения
На следующий день Эцио вышел из дома рано; небо было серым. Он посмотрел на крышу, но, хотя окно гостевой комнаты было открыто, самой Шао Цзюн не было видно.
Он окликнул ее, но ответа не услышал. Эцио отправился раздавать приказы работникам – приближалось время урожая. Он молился, чтобы в этом году был хороший урожай. Виноград уже выглядел многообещающе, да и погода летом была благоприятной. Начало созревания винограда было неплохим, но Эцио хотел перед срезкой перепроверить уровень сахара и кислоты в гроздьях. Потом он бы послал старшего работника в Фьезоле, а если и понадобилось бы, во Флоренцию, чтобы нанять сезонных работников. Это будет тяжелое время, но Эцио каждый год ждал его с нетерпением – много работы и мало времени, чтобы думать о чем-то еще. Прибытие Шао Цзюн поставило под угрозу стабильность, давшуюся Эцио с таким трудом. Его это возмущало. Он осознал, что надеется, что она уехала еще до рассвета.
Закончив разговор со старшим работником, Эцио ощутил непреодолимое желание вернуться на виллу, чтобы увидеть, что его молитвы были услышаны. Тем не менее, Эцио сильно сомневался в этом, и когда он вошел в дом, то не заметил ни единого признака того, что гостья уехала. Повинуясь инстинкту, Эцио направился к себе в логово.
Дверь в его комнату была открыта. Он ворвался туда и увидел, что китаянка стоит у стола, заваленного смятыми листами с заметками и воспоминаниями прошлого, и читает часть завершенной рукописи.
Эцио охватила ярость.
– Чем это ты занимаешься? Убирайся отсюда!
Девушка положила пачку бумаг и спокойно посмотрела на него.
– Ветер распахнул дверь.
– Выметайся!
Цзюн прошла мимо него и вышла из комнаты. Эцио подошел к столу и перемешал все бумаги, а потом взял один лист, привлекший его внимание, и прочитал написанное. Потом, ничуть не впечатленный, бросил его обратно в кучу и отвернулся к окну. Цзюн сидела во дворе, спиной к нему, и, видимо, ждала чего-то.
Плечи Эцио поникли. Поколебавшись пару минут, он вышел из кабинета и пошел к ней.
Цзюн сидела на низкой каменной стене. Эцио подошел, кашляя от резкого октябрьского ветра.
Девушка обернулась.
– Duibuqi – извините меня. Я не права.
– Верно, – он помолчал. – Думаю, тебе лучше уехать.
Она помолчала, а потом, без предупреждения, процитировала: «Меня зовут Эцио Аудиторе. Когда я был молод, у меня была свобода, но я не замечал ее, у меня было время, но я его не ценил, у меня была любовь, но я ее не чувствовал. Прошло тридцать лет, прежде чем я понял смысл всех трех слов», – она снова помолчала. – Это прекрасно, – добавила она.
Эцио был ошеломлен. Он задумчиво посмотрел на Цзюн. Откуда-то издалека до них донесся звон поводьев.
– Я хочу понять, как и вы, – продолжила Цзюн. – Ради своего народа.
Эцио взглянул на нее уже дружелюбнее.
– Я долго был ассасином, Цзюн. И я знаю, что в любой момент за мной могут прийти. Или за моей семьей, – он сделал паузу. – Понимаешь? Вот почему я так осторожен.
Она кивнула, и Эцио заметил, что ей почти стало его жалко. Он посмотрел на виноградники.
– Нужно нанять людей для уборки винограда, но…
Он замолчал, Цзюн наклонила голову, внимательно слушая.
– Пойдем домой, поедим что-нибудь.
Она соскользнула со стены и проследовала за ним.
ГЛАВА 87
Рынок на огромной площади к юго-западу от кафедрального собора был полон, как никогда. Торговцы, бизнесмены, слуги, крестьяне толкались, проходя между прилавками. Сбоку от колоннады, окружавшей рынок, стояла Цзюн и смотрела на суету. День был прохладным, солнце почти не грело. Эцио рядом торговался с продавцом, пытаясь сбить цену на корзину для сборщиков винограда. Цзюн пристально смотрела вокруг, впитывая звуки и виды Флоренции. Она столь же открыто смотрела на людей, сколь открыто люди смотрели на нее. И она была спокойной, и ничуть не беспокоила Эцио.
Эцио сторговался и подошел к ней, похлопав по плечу.
– Если повезет – протянет сезона три, – сказал он.
Она посмотрела на корзину, которую он ей показал, не зная, куда именно смотреть, чтобы оценить качество. Эцио улыбнулся, поняв это.
– Пошли, – кивнул он. – Я хочу кое-что тебе показать.
Они прошли через толпу на площадь Синьории и там сели на лавку близ лоджии, наблюдая, как мимо проходят люди в ярких одеждах. Впрочем, среди прохожих были и те, кто носил дорогой черный шелк и бархат.
– Кто они? – спросила Цзюн.
– Банкиры, – ответил Эцио. – Это своего рода униформа, чтобы они могли узнать друг друга, но она имеет еще одно преимущество: мы видим, что это идут именно банкиры.
Цзюн неуверенно улыбнулась.
– Красиво, правда? – продолжил Эцио. – Жизнь кипит!
– Да.
– Но не всегда. Половину моей семьи убили на этой площади. Казнили. Прямо здесь. Сорок пять лет назад. Мне было девятнадцать.
Он на мгновение закрыл глаза, в память о погибших, а потом продолжил:
– Но сейчас мне нравится бывать здесь, здесь так кипит жизнь, и я спокоен. И я рад, что прошлая боль давно рассеялась, – он серьезно посмотрел на нее. – Жизнь ассасина – это боль, Цзюн. Ты страдаешь сама, и приносишь страдания. И надеешься, что со временем она исчезнет. Это очень печально, знаю. Но такова жизнь.
Они некоторое время сидели в тишине. Цзюн казалась настороженной. Потом Эцио заметил, как она напряглась. Она что-то заметила в толпе. Вспышка? Униформа? Один из охранников Синьории? Но мгновение прошло, и Эцио расслабился.
– Ну ладно, – сказал он вставая. – Старику пришло время идти домой.
Она тоже встала, и они пересекли площадь, а потом пошли по улице, так знакомой Эцио, которая шла на восток, а потом сворачивала к северу от Палаццо.
Цзюн тайком бросала взгляды за спину.
На улице, по которой они шли, почти не было людей, и, в конце концов, они вовсе остались на ней одни. Внезапно Эцио услышал шум, но Цзюн, похоже, ничего не заметила. Эцио обернулся.
Он отскочил назад, подняв корзину, словно щит, за которым укрыл Цзюн. Как оказалось, он едва успел – брошенный кинжал вонзился в корзину. Не прошло и секунды, как кто-то приземлился рядом и сильно ударил Эцио в живот. Он пошатнулся и упал рядом с каменной стеной.
Тем временем Цзюн действовала со скоростью света. Она встала между Эцио и его противником – другой китаянкой, одетой точно так же, как сама Цзюн, только одежда противницы была более удобна для боя.
Две женщины кружили друг против друга в странном танце, очень медленно, а потом последовал резкий выпад. Девушки наносили друг другу странные скользящие удары ребрами ладоней и удары ногами настолько быстро, что Эцио едва мог уследить за их движениями.
